Наглый роман
Шрифт:
Но он еще и более напряженный.
Теперь, когда все знают, что Vanya Scott на самом деле Ваня Бекфорд, модель, на меня смотрят внимательнее. Больше осуждений. Больше людей ждут, что я потерплю неудачу.
Раньше я могла говорить свободно и делиться своим опытом анонимно, но больше не могу прятаться. Я в центре внимания. Мой голос сдавлен. Мне нужен чай, чтобы справиться.
Я потираю висок и тяжело вздыхаю. Сейчас я не чувствую особого вдохновения. Упираясь руками в стол, я поднимаюсь.
Сначала чай.
И
Я приоткрываю дверь и смотрю в обе стороны. Когда мы вернулись домой, Хадин ушел в свою комнату, заявив, что ему нужно позвонить. Он, вероятно, утешал свою любимицу недели, пытаясь объяснить, почему в ближайшее время не сможет встретиться с ней для быстрого секса. Или, может быть, он сделал это по телефону.
Мои щеки заливаются краской, когда я думаю о непристойных высказываниях Хадина. Я собрала воедино некоторые свои воспоминания о Вегасе, и того, что я помню, достаточно, чтобы воспламенить меня.
Ты даже не представляешь, как сильно я хотел тебя поцеловать.
Я содрогаюсь. Он, наверное, говорит это всем девушкам. Я не более чем еще одна зарубка на его поясе. Ошибка, которую он совершил, и которую он хотел бы стереть.
Что ж, ему не обязательно нянчиться со мной.
Я в порядке.
Я великолепно.
Лучше, чем великолепно.
Я надеюсь, что он потрясающе провел время во время своего незаконного телефонного разговора. Молодец.
У меня в голове все перемешалось, и я двигаюсь как в тумане, вот почему я не осознаю, что натыкаюсь на сплошную стену мужской груди, прикрытой тонкой черной майкой.
— Ой. — Я отскакиваю назад, хлопая себя рукой по лбу. Такое чувство, будто меня только что ударили бетонным кирпичом.
Бледная и твердая рука обхватывает мое предплечье. — Ты в порядке?
Хадин?
— Что ты делаешь? — взвизгиваю я, поднимая глаза и обнаруживая, что Хадин обеспокоенно смотрит на меня сверху вниз.
— Я зашел в туалет. Потом я проходил мимо и увидел, что в твоем офисе горит свет. Ты все еще работаешь?
— Да.
Его глаза выпучиваются. — Ваня, уже долбаные три часа ночи.
— У меня есть часы.
— Тебе не спится?
— Почему это вообще должно тебя волновать? — Огрызаюсь я.
— Тебе следует лучше заботиться о себе, — ругает он меня. — Теперь ты должна думать за двоих.
Я раздраженная, уставшая и разочарованнаая. Последнее, что мне нужно, это чтобы Хадин осуждала меня. — С каких это пор ты стал святым покровителем ответственности? Разве это не ты всегда тусуешься до трех часов ночи субботним вечером? Что? Больше не интересно? Или это потому, что ты потерял всех своих друзей, когда перестали списывать средства с папиной кредитной карты?
Глаза Хадина резко сужаются, а ноздри раздуваются.
Я
Банальные связи установить гораздо проще, чем прилагать усилия для поддержания дружбы. У Хадина есть его улыбка, его мускулы и огромный… банковский счет. Но я не удивлена, что у него почти нет настоящих друзей.
— Почему ты так на меня смотришь? — Я огрызаюсь.
Он не отвечает словами. Взяв меня за руку, Хадин тащит меня по коридору. Мои шлепанцы шлепают по ковру, пока я пытаюсь не отставать от него. Он несется вниз по лестнице, таща меня, как мешок из-под картошки.
Когда мы добираемся до кухни, Хадин не слишком нежно усаживает меня на стул за стойкой. Он поворачивается и распахивает дверцу шкафа. Его мускулистые руки сгибаются, привлекая мой взгляд к татуировке, выглядывающей из-под его майки.
Мне неприятно, что я это замечаю.
Я ненавижу то, что мне это нравится.
Когда Хадин вообще успел сделать татуировку?
Хадин со стуком ставит кружку на стойку и пригвождает меня бурными серыми глазами. — Есть более приятные способы сказать, что тебе нужен чай.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — бормочу я, отводя взгляд.
— Ты становишься психом, когда злишься. — Он едва удостаивает меня взглядом, засовывая кружку в микроволновку. Затем он достает ложку и отмеряет чайный порошок.
— Это грубо.
— Грубо? Я думаю, на этот счет слово за тобой, Ван. Тебе кто-нибудь говорил, какой ты иногда непривлекательной бываешь? — Он достает теплую воду из микроволновки.
— Не так сильно, как ты, — отвечаю я.
В кружку высыпаются злые горсти чайного порошка.
— Почему ты не спишь? — он ворчит.
— Почему ты не с какой-нибудь цыпочкой, с которой познакомился в баре? — Возражаю я, уставившись на белый порошок и пытаясь отговорить себя от того, чтобы понюхать его. Это определенно было бы плохо для меня.
Он прекращает свои занятия и поднимает взгляд. — О чем ты говоришь?
— Сегодня выходные. Я уверена, ты получил приглашения куда-нибудь сходить.
Его глаза отводятся от моих.
Итак, я была права.
Бьюсь об заклад, приглашений было много. И я готова поспорить, что они были от дерзких, стройных девушек, которые просто стремятся делать все, что он захочет, в любой позе, в которой он этого захочет. Которые по какой-то дурацкой причине меня раздражает.
Почему меня волнует, что у Хадина есть гарем из худышек, в котором он может рыться по своему желанию? Его личная жизнь меня не касается. То, что у нас есть общий ребенок, не означает, что он связан. Все, что он делает в свободное время, — это его дело.