Наглый роман
Шрифт:
Вот дерьмо.
О нет.
Это плохо. У меня возникает желание броситься на колени Хадину и засунуть язык так глубоко ему в глотку, что я чувствую вкус его копчика.
Это гормоны беременности? Почему у меня вдруг так потекли руки?
Кения обмахивается рукой. — Сегодня так жарко.
— Я принесу тебе выпить, детка. — Алистер выскальзывает из своего кресла.
— Я тоже. — Даррел поднимает руку.
— Бери себе выпивку, — ворчит Алистер, но когда возвращается к
— Это восхитительно! — восклицает миссис Маллиз, обращаясь к столу и накладывая себе в тарелку еще фасоли.
— Спасибо. — Мама Мойра сияет.
— Мам, ты могла бы с таким же успехом переехать в город, потому что такими темпами мы всегда будем красть тебя у папы, — язвительно замечает Санни, поливая соусом тушеные бобы и рис своего мужа.
— Может быть, так и будет. — Мама Мойра пожимает плечами. — Я всегда хотела большую семью майя. — Она улыбается Даррелу. — И хотя Санни пошла и выбрала белого мужчину…
Санни стонет. — Мама!
— Расслабься. Я говорю, что у меня все еще есть эта мечта. Быть в окружении внуков, друзей и семьи. — Ее тон становится задумчивым. — Никогда по-настоящему не знаешь, как долго люди будут с тобой. С таким же успехом ты можешь лелеять их, пока они живы.
Хадин опускает подбородок.
Я чувствую, как от него исходит чувство вины.
Мое сердце выпрыгивает из груди, и я придвигаюсь к нему всем телом. Я не хочу быть настроенной на него так сильно, но я настроена. Почему я замечаю каждую перемену в выражении его лица? Почему каждый его вздох пронзает мою душу болью? Почему я не могу отключить это сверхосознание?
Я наклоняюсь и провожу рукой по бедру Хадина.
Он удивленно поднимает глаза.
Я быстро отстраняюсь, ошеломленная собственной импульсивностью. К моим щекам приливает жар, когда я понимаю, как, должно быть, выгляжу в его глазах. Этим утром мы переспали, и внезапно я не могу оторвать от него рук.
Подумает ли он, что я прилипчивая и надоедливая, как все девушки, на которых он жаловался в прошлом?
Я прикусываю нижнюю губу и заставляю себя держать руки на коленях.
— О, Хадин. — Дон наклоняет голову вперед, чтобы заглянуть за массивную грудь Макса. — Твоя гоночная машина починена.
— Гоночная машина? — Папа навостряет уши. — Ты все еще увлекаешься гонками, Хадин?
— Да, — тихо отвечает Хадин.
Папа посмеивается. — Я помню, как вы с Максом в свое время попадали во всевозможные неприятности. Ваня всегда доносила на тебя.
— Раньше они угрожали мне из-за этого, — говорю я сидящим за столом.
— Мы тебе не угрожали, — оправдывается Макс.
— Ты говорил мне, что стукачам накладывают швы.
— Но это так. — Он надменно поднимает голову. — Это
— Дон, — фыркает Санни, — ты в курсе, что выходишь замуж за босса мафии?
Дон вскидывает руки вверх. — Я так и знала.
Макс закатывает глаза.
Папа смеется. — С каким двигателем ты работаешь?
— Я могу ответить на этот вопрос, — говорит Дон, ее глаза светятся от возбуждения. — Это Holly 365 с маленьким блочным двигателем.
Папа насвистывает себе под нос.
Мама Мойра переводит взгляд с Дон на моего папу. — Перевод для не-механиков?
— Это быстро, — объясняет Макс.
Хадин не участвует в разговоре, что настолько на него не похоже, что я начинаю немного паниковать.
Макс гоняет на машинах, чтобы убежать от реальности, но гоночные машины — это реальность Хадина. В любой другой день один маленький папин вопрос стал бы пороховой бочкой, которая положила бы начало возбужденному бормотанию о двухтурбинных зарядных устройствах и навороченных двигателях.
Я опускаю взгляд на тарелку Хадина и замечаю, что он не притронулся ни к одному зернышку риса. За традиционные блюда белизской кухни мамы Мойры можно умереть. Что-то не так.
Я бросаю салфетку на стол. — Я иду в ванную, — объявляю я.
— Ты знаешь, где она, — говорит Санни, отмахиваясь от меня.
Отодвигая стул, я ловлю взгляд Хадина и выпячиваю подбородок в сторону дома. Несколько секунд спустя он присоединяется ко мне в коридоре, ведущем в ванную комнату для гостей.
— Ты в порядке? — Он оглядывает меня, его голос приглушен. — Тебя тошнит?
— С тобой все в порядке?
Его брови морщатся.
Мои слова вырываются потоком. — Ты не ешь. Ты говоришь не о гоночных машинах. Ты не смеялся искренне с тех пор, как мы вышли из больницы, и да, ты улыбаешься, разговариваешь и делаешь все правильные движения, но я вижу это насквозь, и мне нужно знать прямо сейчас, что не так?
Взгляд Хадина останавливается на мне с твердостью, от которой мое дыхание возвращается в легкие.
Нервы скручиваются в клубок у меня в животе. Я поднимаю руку. — Если ты злишься на меня за то, что я предложила тебе поговорить с твоим отцом, просто скажи об этом, Хадин. Я выдержу.
Он прижимает палец к моим губам и наклоняется. — Прекрати. Разговаривать.
Мои брови вытягиваются в линию, пока я жду, но Хадин не спешит заполнять тишину. Из кухни доносится музыка. Художник из Белиза кричит под звуки быстрых барабанов и свистков. “Мы собираемся хорошо провести время!”
Хадин скрипит зубами. — Я чертовски стараюсь держать себя в руках, Ви.
— Ч-что ты имеешь в виду? — Я спрашиваю.
“Так, так хорошо провели время!”