Нагота
Шрифт:
Явившись на так называемое совещание «работать без брака и потерь» (которое обычно созывалось раз в неделю и занималось техническими вопросами), Турлав с удивлением отметил, что на этот раз совещание оказалось весьма представительным. За столом сидели руководители всех КБ, представители партбюро и месткома, редактор заводской многотиражки. Немного погодя появился и заместитель начальника отдела кадров, невысокий, опрятный человечек, фамилию Турлав никак не мог запомнить.
Совещание открыл Арманделис, руководитель КБ телеграфии, единственный пункт повестки дня зачитав по бумажке. Слово для сообщения было дано представительнице месткома Вердыне, — это она в свое время занималась «делом Стурита», — сдобной, увядающей красотке с ярко выраженной
— «...Однако все приведенные нарушения дисциплины бледнеют перед той нерадивостью и безответственностью, которые наблюдаются в работе КБ телефонии. Там рабочую дисциплину нарушает среднетехнический и высший инженерный состав. Так, участники рейда в рабочее время за пределами заводской территории задержали инженеров первой категории Каупиню и Скоропадскую (ту и другую в овощном магазине), инженера Целма (в аптеке), инженера Пупшеля (в книжном магазине). Это свидетельствует о том, что трудовая дисциплина в коллективе КБ телефонии находится в катастрофическом положении, из-за прямого попустительства по отношению к нарушителям трудовой дисциплины со стороны руководителя КБ товарища Турлава».
Вердыня говорила громко, будто декламировала, ни разу при этом не взглянув на Турлава. Закончив, она старательно собрала свои бумажки, кокетливо улыбнулась и, уже другим, притушенным голосом, почти весело добавила:
— У меня все, товарищи.
Председатель совещания Арманделис, не зная толком, как ему быть, уже не раз бросал вопросительные взгляды в сторону Лукянского, но заместитель директора, подперев свою массивную голову не менее массивной ладонью, сидел в мрачней неподвижности и глубокомысленно отмалчивался.
— У меня вопрос к. товарищу Турлаву, — подал голос член бюро парткома Смирнов.
Арманделис только руками развел, что могло примерно означать — так и спрашивайте, для этого мы и собрались.
— Товарищ Турлав, — продолжал Смирнов, — меня интересует, вам были известны приведенные участниками рейда факты?
— Да, — ответил Турлав, — не только эти, но и другие.
В таком случае, я полагаю, не мешало бы послушать, как вы сами это расцениваете.
Турлав поднялся, с шумом отодвинув стул. Меркантильные вылазки своих дам он терпел, как терпят зубную боль. С самого начала своего руководства КБ повел суровую и упорную борьбу за укрепление рабочей дисциплины. Однако у этой напасти имелись свои и глубокие корни. Превращать эту повсеместную проблему в обычный скандал не было никакой необходимости. Менее всего на совещании, которое, похоже, созвано совсем не для того, чтобы обсуждать вопросы трудовой дисциплины. Турлав вскипел.
— Я полагаю, что положение в КБ телефонии меня тревожит не меньше, чем товарища Вердыню. Но нельзя, по-моему, путать две разные вещи — пьянство в рабочее время и отдельные случаи, когда женщины выбегают в магазин за какими-то покупками. Эти явления несопоставимы. Пьяница вообще скверный работник, большую часть дня он шляется без дела или делает брак. Таких случаев у нас в КБ нет. Наши сотрудницы, нарушающие дисциплину тем, что иногда выходят за
— Товарищи, я не понимаю, что мы тут друг друга поучаем. Это же азбучные истины, — вступился начальник КБ телевидения Салминь. Как обычно, когда, по его понятиям, непроизводительно тратилось время, он с беспокойством начинал поглядывать на часы, недовольно шевелить своими пышными бровями.
Смирнова на заводе все знали как человека тихого и деликатного. Любая резкость его волновала. Он просто не мог себе позволить никаких обострений, потому что уже пережил один инфаркт. Смирнов любил ставить вопросы корректно и пристойно. Однако на сей раз он почувствовал — пламя пробилось, быть беде. Пожалуй, Салминь в чем-то прав. Конечно же обсуждение этого вопроса следовало отложить, сообщение было сделано поверхностно, проект рекомендации довольно туманный. Лучше всего сейчас было бы выйти из кабинета или промолчать. Но дело пошло своим чередом. Материалы рейда как-никак документ общественной важности, его нельзя оставить без обсуждения. Поведи себя Турлав иначе, отнесись к этому так, как принято в подобных случаях, тогда бы все, пожалуй, сошло гладко. А теперь — как сказать.
Смирнов с явным сожалением посмотрел на Турлава. Как многие нервные люди, он (Смирнов) густо покраснел, губы у него дрогнули, ноздри раздулись.
— Товарищ Турлав, — проговорил Смирнов, стараясь говорить спокойно и тихо, — я целиком и полностью разделяю ваше мнение, что пьяницы плохие работники, однако, я думаю, вы со мной согласитесь, что мы не должны оставлять без внимания, более того — без наказания нарушения трудовой дисциплины, даже если они совершаются, пользуясь вашим определением, толковыми работниками.
Турлав прекрасно понимал, чего от него ждал Смирнов. Но именно это и разозлило его еще больше. Наивный преподаватель учебного цеха со своими педагогическими штучками!
— Формальный подход к вопросу, — отмахнулся Турлав.
— Почему же формальный?
— Потому что ни один конструктор не способен восемь часов просидеть на одном месте.
— Речь идет о выходе за пределы заводской территории.
— Ну хорошо, допустим, инженер Каупиня вышла бы не за пределы заводской территории, а всего-навсего в коридор покурить, как это делает большинство и что отнюдь не считается нарушением трудовой дисциплины. В чем разница? Или, скажем, ежечасно выходила по нужде, что также не было бы нарушением трудовой дисциплины. Ибо человек имеет право выходить столько, сколько нужно.
Смирнов то краснел, то бледнел. Случилось то, чего он больше всего боялся. В самом деле — беда!
— Товарищ Турлав, подумайте, что вы говорите!
— Ничего, ничего, дайте товарищу Турлаву высказаться, — подал голос Лукянский, угрожающе крякнув в кулак.
— А я не собираюсь отмалчиваться, — сказал Турлав, — раз уж затронули этот вопрос.
— Мне бы только хотелось указать товарищу Турлаву... — попыталась вставить свое слово Вердыня.
— Указывать сможете потом, — перебил ее Турлав. — Я еще не закончил.
— Товарищ Арманделис, прошу вас вести собрание, — Смирнов постучал о стол карандашом.
— Слово товарищу Турлаву, — пожав плечами, произнес Арманделис.
— Не следует забывать, что мы имеем дело с типично женскими нарушениями дисциплины, причина их кроется в чисто женской психологии, — еще запальчивей продолжал Турлав. — Какие бы постановления мы ни выносили, женщина прежде всего останется женщиной и матерью. Дети, семья ей всегда будут ближе, чем чертежи и интегральные схемы. Независимо от того, кто она, инженер или лаборантка, если у нее дома болен ребенок, то первая мысль ее будет о ребенке и только потом уже обо всем остальном. И если к делу подойти с этой точки зрения, так, может, даже и лучше, если женщина, улучив момент, выбежит и купит самое необходимое, зато потом будет работать со спокойным сердцем, не нервничая.