Нагота
Шрифт:
— Очень мило.
Румяные щеки Цауне презрительно дернулись. Оттопырив толстую нижнюю губу, она сдула с нахмуренного лба прядку волос. Волосы у нее были короткие, топорщились, как грива жеребенка.
— Дайте я попробую завести, — предложил он.
— Спасибо, обойдемся.
— И сколько человек ваш корабль вмещает?
— Для массовых экскурсий не пригоден.
— А для чего же? Для рыбалки?
— Спасания утопающих. На общественных началах.
Цауне с ним держалась так, будто он украл цветы с могилы ее бабушки. И на долю Бируты достались столь же уничижительные взгляды. Стиль у нее, что ли, такой? Сразу не разберешься.
Должно быть, Бирута ожидала иного приема, она опять пришла в замешательство.
— Вот видишь, поэт наш все-таки остался в Рандаве... Случайно встретились по дороге. Я пригласила его прокатиться. Ему будет интересно осмотреть Грибные кручи...
Она всю вину брала на себя. Играла в великодушие И откуда эта внезапная доброта?
— Мы едем не кататься, а учить химию.
Это предназначалось только Бируте.
— Мы будем учить, а поэт — любоваться природой.
— Благодарю вас, милые дамы. Я понимаю: учеба прежде всего. Разрешите откланяться.
Мысль о том, что сейчас он сможет уйти, искренне его обрадовала.
Цауне улыбнулась победной улыбкой. Бирута, эта простушка, ее улыбку истолковала иначе.
— Да вы нам не помешаете, что за глупости. Грибная круча — красивейшее место на Гауе. И там отличное купанье, вода, как стеклышко, прозрачная, и дно песчаное. А рядом омут, Джульетта ныряет метров на десять. Ну скажи, Джульетта, разве я не права?
— Я молчу...
— Она просто стесняется. Место дивное. Я вам открою секрет, прошлым летом Джульетта из того омута вытащила чемпиона по плаванию нашего комбината.
— И вам кажется, она при случае и меня могла бы вытащить?
— Запросто, — рассмеялась Бирута. — Для нее это пара пустяков...
Джульетта изменилась в лице.
— Бирута, знай меру!
— А что, разве я неправа?
— Ну, и как поживает чемпион?
— В армию забрили. Пишет, хорошо. Полезайте в лодку, чего тут раздумывать.
— А вы, Джульетта, как думаете?
— Мне абсолютно все равно. Если для Бируты важно...
— Еще бы! Может, товарищ поэт о нашей Грибной круче поэму сочинит.
— Сочинит... Как бы не так. Святая простота.
Цауне демонстративно отвернулась и опять принялась дергать шнур. На этот раз, может, от избытка злости, рывок был удачен, мотор взревел, встрепенулся, пыхнуло синим дымом.
— Поехали! — воскликнула Бирута, хватая его за руку.
Раздумывать было некогда. Он прыгнул в лодку. Алюминиевое корыто угрожающе накренилось,
Цауне на него не обращала внимания, Бирута глядела плутовато, как дитя, которому его проделки благополучно сошли с рук. Мотор прибавил обороты. Нос лодки выступал из воды, из-под него сверкающими крыльями расходились две косые волны.
— А далеко это? — крикнул он,
— Что вы сказали?
— Круча ваша да-ле-ко?
— Н-е-т. Нет, близко!
— Вы там часто бываете?
— Д-а-а. Часто.
— И все вдвоем?
— Простите, не слышу.
— Камита с Марикой тоже ездят?
— Когда как.
Трудно было такой крик назвать разговором, пришлось замолчать.
Левый берег понемногу обретал крутизну, иногда совсем отвесно нависал обрывами, в воде отражались деревья с оголенными корнями. На мелководье в прозрачной воде янтарно светилось волнистое песчаное дно, перемежаясь с сумрачной зеленью омутов.
Красноватая скала издали была похожа на профиль индейца. Три одинокие ели на ее макушке, густо поросшей кустарником, могли сойти за орлиные перья, воткнутые в шевелюру краснокожего. К подножию скалы подступала тихая заводь с ровным песчаным пляжем, который прямо от берега на глазах срывался в бездонную глубину.
Лодка ткнулась носом в песок, мотор поперхнулся, затих.
— Смотрите, как тут хорошо! — воскликнула Бирута.
— Да, поставить бы здесь палатку и пожить в свое удовольствие. Еще бы удочки захватить.
— Боюсь, что здесь вы ничего не поймаете, — проворчала Цауне, не поднимая глаз. — Зачем попусту время тратить.
— Откуда вы знаете?
— Значит, знаю. Есть опыт. Уж поверьте на слово. Не вы первый здесь закидываете удочки.
Бирута покраснела до корней волос.
— Джульетта, прошу тебя. Ты заблуждаешься. Ничего ты не понимаешь...
— Скажите, как трогательно! Что-то в последнее время в Рандаву повадились наезжать любители рыбку половить. Думают, здесь у нас без наживки, на голый крючок клюет.
Ого! Удар ниже пояса. Осадить бы ее, поставить на место, сказать ей что-нибудь такое, чтобы всю передернуло. Но, как обычно, экспромтом ничего на ум не пришло.
— На голый крючок берут только акулы.
— Поговорим о чем-нибудь другом! Ну, пожалуйста! — Бирута всеми силами старалась унять их.
Вид у нее до того был несчастный, даже жалко ее стало. Но не в ней сейчас дело. Сейчас Бирута играла вторую скрипку. На первый план неожиданно выдвигалась одержимая откровенностью Цауне. Негодование и злость ее были столь же необъяснимы, сколь многообещающи.
— Говорить о чем угодно можно, да что толку, В конце концов, всему есть предел.
— Простите, о каких пределах идет речь?
— Нахальством в наше время никого не удивишь.
— А вчера вы, ей-богу, не казались такой грозной.
— То было вчера.
— Что же изменилось сегодня?
— Сами догадайтесь. А теперь нам надо переодеться. Вылезайте из лодки.
— Через две минуты будем готовы, — прибавила Бирута. — И, пожалуйста, не сердитесь.
— Пускай себе сердится на здоровье, — бросила Цауне.