Награда для Иуды
Шрифт:
– Черт, дергается, как карась на уде, – бормотал Закиров. – Или застынет, как замороженный. И сидит, бабочек считает…
Пристроившийся рядом старший опер Николай Борисович не упустил случая пожаловаться на жизнь.
– А я сколько с ним мучился? Говорю же: тупица редкая, каких поискать. Сто раз ему все разжуешь, по буквам распишешь. Не понимает. Эта падла нам все испортит.
– Не каркай.
Закиров повернул голову, посмотрел вперед, туда, где только что остановился троллейбус. И от удивления едва не раскрыл рот. С задней площадки на тротуар спрыгнул Мальгин. Постоял, ожидая, когда проедет машина и перебежал дорогу, направляясь к столикам, выставленным на улице. Он прошел через турникет и уселся напротив Елисеева.
– Я же говорил, что он придет, – заулыбался Николай Борисович.
– Приехал на троллейбусе. Это же анекдот.
Закиров взял рацию, нажал кнопку, адресуя свое послание группе захвата, засевшей в «Газели», сказал:
– Прием, я «Маяк два». Объект на месте. Начинаем по моей команде. Пока никому не высовываться. Повторяю: всем ждать команды. Берем его в момент передачи денег. Как слышно? Прием.
По улице на медленном ходу прополз «МАЗ» с прицепом, собравший за собой целый хвост легковых автомобилей, закрывших обзор «Рассвета». Закиров заерзал на сидении, но тут же успокоил себя.
– Если уж он приехал на троллейбусе, то никуда не денется, – сказал следователь.
– Я «Маяк три», прием, – прошипела рация. Докладывал оперативник, который вел наблюдение из машины, засев в синей «пятерке», стоявший на другой стороне чуть поодаль «Газели». – Оба объекта в зоне прямой видимости. Мальгин ведет себя спокойно. Елисеев заметно нервничает. Предлагаю паковать объект немедленно.
– Я «Маяк два», – пролаял Закиров. – Прибереги умные советы для своей жены. Повторяю, начинаем по моей команде. Не раньше. Как поняли? Прием…
Когда подошел официант, Мальгин спросил кружку пива. Он развалился на стуле, расстегнув летний пиджак, широко расставив ноги.
– Фу, запарился.
– Ну, как дела, рассказывай? – Елисеев подался вперед, поставил локти на стол. Он почувствовал новый симптом невроза: веко правого глаза стало подергиваться, будто он озорно подмигивал собеседнику. – Прямо, честно, без обиняков… Только правду. Что с Барбером?
– Не знаю, – пожал плечами Мальгин. – Ты принес деньги? Всю сумму?
– Да. Ровно десять штук, – веко продолжало дергаться.
– Хорошо. На тебе микрофон?
Елисеев беззвучно открыл рот. И закрыл его. Он переложил мокрый платок из руки в руку. Неверной рукой поднял кружку и поставил ее на место, расплескав пиво на скатерть.
– Микрофона нет, – ответил он хриплым шепотом. – Закиров сказал, что записи не требуется.
– Закиров хороший следак. Он шьет дела, как портной брюки. Две пары в день. Дела добротные, крепкие, они не разваливаются в суде. Так что, у тебя появился новый друг. Ты выступишь свидетелем на процессе, а я буду сидеть в клетке. И хорошего адвоката у меня не будет, поэтому доживать свой век мне придется где-нибудь за Полярным кругом. Вы с Закировым все складно придумали.
– Олег, у меня не было выбора. Он припер меня к стенке. Он, сука…
– У нас мало времени. Как-нибудь на досуге все обсудим. Ты должен подать ментам какой-то сигнал?
– Нет, мне поручили занимать тебя беседой. Заговаривать зубы. В какой именно момент тебя задерживать, они решают сами. Зачем ты пришел, если знаешь, что они здесь? Знаешь, что они вокруг нас?
Мальгин вытащил из кармана и положил на стол пачку сигарет, но прикуривать не стал.
– Я же сказал: у меня кончились деньги. И еще хотелось посмотреть тебе в глаза.
– Повторяю: меня приперли к стенке. Мне не оставили выбора.
– В каком кармане деньги? Они в конверте? Какими купюрами?
– В правом кармане брюк. В портмоне. Сотенными.
Мальгин прищурил глаза.
– Меня тоже приперли. Поэтому моя пушка на боевом взводе. Начнется стрельба, я не промахнусь. Слушай меня и запоминай каждое слово. Понял? Опусти руки под стол. Достань бумажник из кармана, прикрывая руки скатертью. Не наклоняйся, не смотри вниз, сиди прямо. Брось его на пол и придвинь ко мне ногой. Делай все медленно и осторожно.
Елисеев запустил руку в карман. Он держал спину прямой, а глазами следил, как молодая парочка, расплатившись с официантом, поднялась из-за стола и покинула заведение. Двумя пальцами Елисеев вытянул толстое портмоне, чувствую, что теперь у него вспотели ноги. Бросил бумажник на искусственный коврик, придавил подметкой ботинка. Когда каблук зацепил бумажник, стал медленно двигать ногой вперед. Затем приподнял ногу, отвел ее назад, зацепившись носком ботинка за ножку стула. Мальгин хлебнул пива, отвел в сторону локоть и неосторожным движением смахнул со стола пачку сигарет. Наклонился, чтобы ее поднять. Елисеев стер каплю пота, висевшую на кончике носа, он понял, что портмоне уже перекочевало в чужой карман.
– Ты все рано не уйдешь отсюда, – помотал головой Елисеев. – Напрасно взял деньги. Теперь менты докажут, что ты манипулировал мной, тянул бабки и все такое. Нет, зря ты их взял.
– Хрен с ними, – поморщился Мальгин. – Я увидел тебя, старого доброго друга. Это главное. Остальное не имеет значения.
Мальгин достал из пачки сигарету, прикурил, выпустил струйку дыма. Он по-прежнему держался свободно и расковано. Ветер колыхал цветной тент, мимо ползли машины. Долговязый официант, одетый в светлые брюки и фиолетовый жилет, сонно, едва волоча ноги, передвигался между столиков, составляя на поднос грязные тарелки и кружки. Но Елисеев кожей почувствовал, что-то изменилось в окружающем мире, сейчас, прямо в эту минуту начнутся важные, даже драматические события. Начнутся или уже начались. Он на секунду закрыл глаза, а когда открыл их, увидел, что у изгороди, отделявшей кафе от проезжей части, остановился черный мотоцикл чопер с обилием хромированных деталей. «Ямаха» просто вцепилась мертвой хваткой тормозов в асфальт, встала, как вкопанная.
В лакированных боках мотоцикла отражалось солнце. Водитель в обычном прикиде: синем шлеме с темным щитком, закрывающем глаза, кожаной «косухе», джинсах и тяжелых башмаках. На лапы натянуты перчатки, за спиной небольшой рюкзак из синтетической ткани. Даже не понять мужчина это или женщина. Человек свободно развалился в седле, далеко вперед вытянул ноги и повесил руки на руль. Кажется, он остановился лишь для того, чтобы постоять минуту и тронуться дальше. Все это памятливый Елисеев отметил автоматически. Позднее, когда в следственном кабинете РУВД он собственноручно составлял описание мотоциклиста, все подробности и мелкие детали, всплыли в памяти.