Наивное искусство и китч. Основные проблемы и особенности восприятия

Печатается по решению Ученого совета Государственного института искусствознания

Рецензенты:

кандидат искусствоведения М. А. Бусев

кандидат искусствоведения А. К. Флорковская

На обложке: Алена Киш. Расписной ковёр «Рай». Фрагмент. Холст, масло. 1930-е гг. Историко-культурный музей-заповедник «Заславль». Белоруссия

Главной особенностью китча [1] является его постоянное ускользание от четкого определения: его нельзя ограничить какими-либо временными рамками – он существует параллельно любой культуре, нет четких эстетических критериев для его описания, нет отличающих его техник – китч использует любые материалы. Но есть одна общая черта: он оперирует штампами – некими устоявшимися в общественном сознании клише – словесными, изобразительными, музыкальными, – легко узнаваемыми представителями разных поколений и разных национальностей. Эта же черта роднит китч с наивным искусством и с массовой культурой, также опирающимися на готовые формулы, проверенные временем. Здесь же происходит его соприкосновение с народным искусством, призванным оберегать древние традиции. О различиях между китчем и массовой культурой у автора этих строк уже была возможность высказаться [2] . Необходимо добавить, что китч может претендовать на звание предшественника массовой культуры и главного источника ее вдохновения. Очень часто китч становится частью массовой культуры, но не всегда тождествен ей. Массовая культура продолжает оставаться, прежде всего, социальным феноменом, при этом наиболее занимательные ее формы становятся предметом изучения искусствоведов и философов. Китч же является всего лишь массовой продукцией, окрашенной в яркий национальный колорит, и не может сопоставляться с массовой культурой – одним из главных орудий всемирной глобализации. В этом смысле произведения contemporary art в большей степени обладают признаками массового искусства, при этом их создатели активно пользуются средствами и методами китча. О новом витке изучения темы китча и современных телесно-ориентированных практик, связанных с индивидуальным восприятием, свидетельствуют проведенные в Москве выставки «Украшение красивого. Элитарность и китч в современном искусстве» (2012–2013, ГТГ) и «Удел человеческий» (2015, ГЦСИ).

Одной из задач при формировании данного сборника было выявление демаркационной линии между наивным искусством и китчем, что и отразилось в его названии. Проблема описания произведений наивного искусства состоит в том, что порой они ассоциируются с китчем. К сожалению, даже в текстах специалистов, публикуемых в научных и популярных изданиях, очень часто понятия китча и наивного искусства смешиваются и взаимно заменяются. Нечеткость определений вводит читателя в заблуждение, создает превратное впечатление как о категории китча, так и о наивном искусстве. Если на заре ХХ века представители профессионального искусства не делали различия между китчем, народным и кустарным (на продажу) творчеством (М.Ф. Ларионов называл все вместе «лубком»; также был распространен термин «примитив»), то для работ художников, подобных Анри Руссо, достаточно быстро был изобретен термин «наивное искусство». Однако в России в 1920–1930-е годы «наивное искусство» терминологически было замещено официальным понятием «самодеятельное искусство», изначально имеющим более широкое поле коннотаций и лишенным стилевой компоненты. Самодеятельность объединяла любые проявления любительского творчества, утверждала стилевое разнообразие и считалась первоначальной ступенью для профессионального овладения тем или иным видом искусства. В искусствоведческой литературе запрещалось употреблять термин «примитив», а в иных областях он мог применяться исключительно с негативным оттенком. Лишь в конце 1980 – начале 1990-х годов понятия «наивное искусство» и «примитив» были реабилитированы.

Существование китча поначалу никак не учитывалось, а само явление не описывалось, но во второй половине ХХ века оно начинает активно критиковаться как один из признаков буржуазной культуры потребления. Китч становится синонимом мещанства, под ним понимаются любые нефункциональные предметы интерьера – фабричного или ручного производства. Так, в этой категории оказались и предметы крестьянского быта, унаследованные их хранителями от предков, и картины неизвестных самоучек, случайно купленные на рынке, и массовая дешевая продукция для украшения дома. В 1990–2000-х годах о китче все чаще начинают говорить как о неизбежном атрибуте современной художественной культуры, стремясь объективно рассмотреть все его отрицательные и положительные стороны [3] . Но один неумолимый факт приходится признать и сторонникам, и хулителям китча: «искусство теперь повсюду, поскольку в самом сердце реальности теперь – искусственность» [4] .

Проблемы, вкратце обозначенные выше, рассматриваются в статьях данного сборника. Книга складывалась в течение нескольких лет, по мере накопления материалов, которые постепенно составили три раздела, посвященные 1) проблемам китча, наивного и народного искусства, 2) особенностям копирования в народном и любительском творчестве, 3) вопросам реализации произведений любителей на художественном рынке.

В первый раздел «Наивное искусство и китч на пересечении народной и массовой культур» вошли статьи об общих проблемах рассматриваемой понятийной зоны, раскрывающихся не только на конкретных примерах российской культуры прошлого и настоящего, но и благодаря анализу творчества художников из Беларуси, Сербии, Хорватии, Мексики. Авторы с разных научных позиций объясняют семантическую и этимологическую природа китча, народного и наивного искусства, раскрывают их взаимоотношения с массовой культурой.

Трансформациям русской народной культуры в ХХ веке посвящен текст одного из авторитетных специалистов по народному и наивному искусству О.Д. Балдиной. Автор исследует замысел проектного конструирования новых идеологических концептов на примере развития народных ремесел до революции и в советский период. Формирование новой культурной системы, основанной на ценностях не красоты, но в первую очередь утилитаризма, повлекло значительные изменения существовавших веками традиций. Собственно, в процессе преобразования народного искусства и соединения его с городской культурой и рождается китч в его обиходном понимании.

История развития понятия «китч» в монографиях и статьях советских искусствоведов и социологов излагается в статье культуролога А.А. Суворовой. Подробно останавливаясь на позициях А.В. Кукаркина и А.М. Яковлевой, автор приходит к выводу, что в период 1970–1980-х годов в трактовках понятия «китч» выявляется семантический примитивизм, осуществляется привязка к буржуазной культуре, а явление в целом характеризуется крайне негативно. Семантическими парами понятию «китч» становятся «мещанство», «дурновкусие», «псевдоискусство» и даже «современное западное искусство». Указанные смысловые пары часто рассматриваются как инородные по отношению к концепту «советский». В 1990-е годы трактовка понятия «китч» теряет однозначность и отрицательную коннотацию. Стремление к объективности позволяет отмечать и положительное влияние китча, например, успокаивающее воздействие на психику потребителя этого феномена художественной культуры.

Китчевые формы в современной деревянной резьбе рассматривает в своей статье А.Г. Кулешов. Традиции народной резьбы, сохранившиеся во многих селах Владимирской области, оказались востребованы у местного населения. Современные мастера с удовольствием выполняют заказы на изготовление мебели для загородных домов платежеспособных клиентов. Наиболее популярной формой стали варианты царских тронов, в мотивах украшения которых повсеместно используются элементы эклектики.

В статье Е.П. Алексеева описывается формирование средствами массового искусства образа народного сказочника Павла Бажова. Образ стал складываться в советские годы, а в последнее время приобрел еще большую актуальность. Автор на ярких примерах показывает преобразование фольклорных архетипов бажовских сказов в формы современной сувенирной продукции.

Нина Крстич, директор Музея наивного и маргинального искусства из сербского города Ягодина, обобщив теории китча, выдвинутые ведущими европейскими философами ХХ века, раскрывает проблему взаимодействия массовой культуры и наивных и маргинальных художников своей страны. Озабоченность автора вызывает то обстоятельство, что с 1980–1990-х годов в некоторых селах наблюдается творческая стагнация, картины производятся поточным методом, искусство превращается в ремесло и служит лишь цели зарабатывания денег. В профессиональной музейной работе с произведениями мастеров, имеющих яркий индивидуальный стиль, в организации их выставок и презентаций, публикации серьезных исследований она видит панацею от китча, захлестнувшего информационное пространство постъюгославских стран. Н. Крстич с грустью признает, что очень часто художники подвергаются искушению повтора своих работ, постепенно теряя индивидуальность, растрачивая талант на создание серийных вещей низкого качества.

Л.В. Вакар, длительное время изучающая народную культуру Беларуси (Витебской области), раскрывает особенности образной системы популярных некогда расписных ковров. Украшавшие сельские и городские жилища, они создавались мастерами для заработка, но сохраняли архетипические основы традиционной народной росписи. При копировании классических образцов в результате фольклорной редукции изображенный персонаж часто теряет индивидуальные характеристики и персонифицирует природные силы либо социальные стереотипы. Исследовательнице удалось через отдельные фразы живой разговорной речи авторов расписных ковров выявить и донести до читателя особенности их отношения к собственному творчеству, своеобразие эстетического восприятия сельского жителя. Из презираемой некогда области китча самобытные изделия переместились в ранг своеобразного национального достояния, и сейчас продолжается активное изучение и собирание расписных ковров Беларуси.