Наивный мангуст
Шрифт:
– Смотри-смотри, – показывал мужчина за соседним столиком своим приятелям, тыча пухлым пальцем, унизанным перстнями, на ноги танцовщиц. – Там у неё белая тряпочка выглядывает. Раздался хохот. Официанты понесли к сцене корзины с цветами, шампанским, конфетами. Среди цветов белели небольшие конверты с записками. Танцовщицы кланялись, благосклонно принимая подарки.
Вдруг раздался грохот падающего стула и недовольные голоса. Семён обернулся и увидел, что между столиков стремительно идёт, почти бежит Наркисов Исаак Керимович. Тот больной человек, который приставал к нему в магазине. Но его было трудно узнать. Чёрный дорогой костюм, белая шёлковая рубашка, чёрная бабочка, лакированные туфли сделали умалишённого похожим на преуспевающего директора предприятия или работника министерства.
Семён почти догнал Наркисова в служебном коридоре концертного зала, но тот юркнул в боковую дверь небольшой комнаты, похожей на кладовку, а из неё, спустившись по трём ступенькам лестницы в другую дверь, в помещение под сценой, где после света встретила кромешная темнота. Наркисов освещал себе дорогу фонариком, а лейтенант бежал за ним на ощупь, ориентируясь по жёлтому пятну фонаря.
Впереди раздался сдавленный крик, шум борьбы, стук падающего фонаря, который, звеня, покатился по бетонному полу и осветил лежащего там Наркисова. Когда Семён подбежал к нему, то услышал быстро удаляющиеся шаги и скрип закрываемой двери.
– Исаак Керимович, что с вами? – лейтенант стал поднимать Наркисова, освещая его и себя фонарём.
– Кто это? Это снова вы, ребята из наружки, днём меня в магазине пасли и сейчас тоже, лучше бы агента задержали, который вас всех перещёлкал и убежал.
– Нет, Исаак Керимович, в магазине я с вами случайно столкнулся, как и сейчас. И не из наружки я. Тут другая история.
Наркисов встал, отряхиваясь, взял фонарь и осветил лицо Семёна.
– А вот это кто? Дай отгадаю, командированный или курсант? Скорее второе. Ладно, пошли, сейчас всё увидишь.
Наркисов выключил фонарь. Вначале стало темно, а потом глаза привыкли к темноте. Это была даже не темнота, а серый полумрак. Впереди светилось круглое пятно. Когда они, осторожно ступая, подошли к нему, то оно оказалось круглым небольшим окошком прямо посередине сцены. Почти напротив столика, где сидели Аман и ребята. Они были хорошо видны, просматривались и другие столики. Стекло с окошка было снято и лежало на полу, Исаак Керимович чуть на него не наступил. На треноге у окошка стоял фотоаппарат.
– Технику руками не трогай, на ней могут быть отпечатки пальцев, – строго предупредил Наркисов. – Вызывай своих ребят, а я сейчас уйду. Только дай мне слова офицера, когда будешь писать рапорт, укажешь, что фотографа выследил я. И ещё у вас в школе, с тыла зданий, вдоль высокого бетонного забора, где вы бегаете по утрам, стоят видеокамеры. Но большая часть забора с наружной стороны ими не просматривается. Посмотришь, сам увидишь. Там тоже есть места подобные этому, найдёшь их. Ты, вижу, толковый сотрудник, меня как-то выследил. Поработай по фотографу, он должен крутиться у вашей школы. Но делай это сам, если хочешь иметь результат. Никому ни слова. Могут спугнуть, вот мой телефон. – Наркисов внимательно смотрел на Семёна что-то обдумывая, потом произнёс: –
– Если будут наседать на тебя в отношении меня, скажешь вот что..
Наркисов тихо исчез, а Семён так и не вернулся к столику в зале. Он позвонил начальнику школы. Прибыла спецгруппа. В ту же ночь в секретном кабинете, куда курсантам вход был запрещён, лейтенант написал подробный рапорт об этом происшествии. Утром его вызвал начальник школы.
– Зачем тебя вызывают, – поинтересовался Аман, – и куда ты вчера пропал? Это взаимосвязано?
– Пока не могу ничего сказать, – уклончиво ответил Семён.
– Я за тебя переживаю, – обеспокоенно произнёс Аман.
– Всё будет нормально, прорвёмся, – улыбнулся Семён.
В приёмной командира за столом у монитора телекамер сидел седой, сухощавый майор. Он ответил на приветствие и словно просверлил глазами Семёна. Молча встал и открыл дверь в кабинет начальника.
– Товарищ, полковник, разрешите!
– Входите, – раздался властный голос начальника школы. Он встал и пошёл навстречу Семёну. – Поздравляю, лейтенант, вы только что стали первым на прошедших ученьях и буквально в этот же день получили серьёзный оперативный результат. Он заслуживает заведения дела оперативной проверки. Разрешите представить, – командир чётко и красиво развернулся к человеку, сидящему в кресле у стола. Тот встал, серый, отутюженный костюм, военная выправка и взгляд выдавали в нём чекиста. – Лейтенант Семёнов Семён Николаевич.
– Рад, познакомиться, полковник второго управления КГБ республики Комиссаров Борис Иванович. Садитесь, лейтенант, и расскажите подробно об обнаружении фотографа.
Выслушав Семёна, Комиссаров попросил объяснить, зачем тот указал в рапорте Наркисова. Ведь последний – это больной человек.
– Он хороший артист, легко перевоплощается. Я случайно столкнулся с ним на учениях и навёл справки. Это помогло мне во время вчерашнего концерта заметить Наркисова и выйти на фотографа. Я дал ему слово офицера, что укажу в рапорте, кто выследил фотографа. –
Комиссаров был удивлён,
– Объясните, зачем это ему нужно? Он не говорил?
– Наркисов, с его слов, располагает серьёзной информацией о конкретных лицах, связанных со спецслужбами противника. Он хочет получить аудиенцию с председателем КГБ республики по этому вопросу. Но основная цель встречи – его реабилитация. Наркисов хочет просить направить его на службу в Афганистан на любую должность. Есть желание вернуться в систему и кровью искупить свою вину. Наркисов готов служить в Афганистане бессрочно и безвыездно. Знает языки английский, афганские дари и пушту, узбекский, физически здоров. Лейтенант закончил и внимательно смотрел на полковника.
В душе он симпатизировал Наркисову. Семён не рассказал, о чём Исаак Керимович поделился с ним, что не может жить без любимого дела. И не ради зарплаты или каких-то привилегий. Он материально обеспечен, есть большая квартира в центре города, машина, дом в горах с пасекой. Но он хочет вернуться в систему, ему всего тридцать восемь, ещё можно служить и служить. Семён ждал, что скажет полковник.
– Наркисов был замечательным оперативным работником. Талант от Бога! Так бездарно загубить свою карьеру! Он нам нужен, очень нужен. Я бы его сразу вернул. Но на нём стоит клеймо психушки, как доказать обратное. Москва на это не пойдёт, его там знают и тоже сожалеют. Но ничего против бумажки сделать не могут. Доложу, буду просить, чтобы генерал его выслушал. Может Афганистан всё спишет, как генералы решат, так и будет. А вас, лейтенант, мы отметим грамотой комитета республики за оперативную смекалку и настойчивость. Спасибо вам. Своим друзьям курсантам скажите, что вас вызывали по поводу вашей дальнейшей службы. Ну, допустим, в нашем управлении. Кстати, это и в самом деле мы может вам предложить, подумайте. И ни слова о Наркисове, – улыбнулся на прощанье Комиссаров и пожал Семёну руку.