Наказание для Джорджи
Шрифт:
Он опустился на колени перед Джорджи. Горгон повернул все стебельки с фоторецепторами в сторону алюминиевой конструкции, изучая ее с неподдельным любопытством. С таким же любопытством доктор Альварес оглядел самого Джорджи. Он пощупал кожу горгона. Кожа была плотной и упругой, великолепного розового цвета. Слуховые органы Джорджи напряженно подрагивали.
Альварес извлек из своего чемоданчика ручные весы, отрегулированные под гравитацию уровня A.
– Залазь сюда, Джорджи.
Горгон послушно вскарабкался на чашку весов. Альварес
– Хм, - сказал он.
– Джорджи здорово потерял вес.
– Да-а?
– с надеждой спросил Доминик.
– Точно. Однако он, похоже, отлично себя чувствует. Я бы сказал лучше, чем неделю назад. В лечении он не нуждается. Вот разве что немного раствора сахара, это его подбодрит...
Альварес извлек из чемоданчика шприц, проколол гладкую кожу Джорджи и надавил на поршень.
Доминик вздохнул.
– Ну что ж, можем продолжать. Джорджи, запрыгивай сюда. Пусть Ритнер пристегнет тебя ремнями.
Джорджи охотно взобрался на столик. Ритнер пристегнул ремнями четыре из его конечностей, и стал крутить лебедку.
– Только не сильно!
– встревоженно сказал Джорджи.
– Я аккуратно, - уверил его Ритнер. Он продолжал вращать рукоятку. Как ты себя чувствуешь?
Конечности горгона были уже вдвое длиннее, чем обычно, и продолжали растягиваться.
– Щекотно, - пожаловался Джорджи.
Ритнер крутил лебедку. Уомрас нервно закашлялся. На него зашикали. Конечности Джорджи все удлинялись и удлинялись. Потом начало становиться заметно продолговатым его тело.
– С тобой все в порядке, Джорджи?
– спросил Доминик.
– В порядке.
Ритнер отчаянно крутнул рукоять в последний раз. Вытянувшееся тело горгона удобно разлеглось от одного конца дыбы до другого. Больше растягивать его было некуда.
– Хорошо, - сказал Джорджи.
– Сделай еще так.
Он переливался радостными перламутрово-розовыми оттенками. Ритнер чуть не расплакался и с ненавистью пнул свою машину. Альварес фыркнул и убрался восвояси. В коридоре, где его никто не мог увидеть, он подпрыгнул в воздух и стукнул пятками друг о друга. Он просто чудесно проводил время! Как жаль, что сегодня еще не среда. Хотя, если вдуматься, зачем ждать до завтра?
Комендант Чарлз Уотсон Карвер, начальник станции 3107A, был обучен принимать быстрые и смелые решения. Если начальник чувствует малейшее сомнение в собственной правоте, он начинает колебаться и менять планы на ходу, становится жертвой суеверий и беспокойства, и в конце концов вообще теряет способность принимать решения.
Беда в том, что никто не может быть все время прав. Можешь пунктуально следовать букве инструкции, можешь блистательно импровизировать - в любом случае рано или поздно ты ошибешься. Искусство быть начальником заключается в том, чтобы переступить через ошибки и продолжать дальше, как ни в чем не бывало.
Карвер напряг подбородок, выпрямил спину и посмотрел вниз, на больного горгона. Да, горгон был болен, и сомневаться в этом не приходилось. Его отростки поникли и вяло колыхались, кожа была сухой и горячей.
– И давно он так?
– требовательно спросил Карвер, лишь слегка запнувшись перед местоимением. Мысленно он всегда называл чужаков "оно", но его подчиненным вовсе ни к чему это знать.
– Минут двадцать. Что-то около того, - ответил доктор Несельрод.
– Я сам пришел сюда...
– он подавил зевок, - минут десять назад.
– А что вы вообще здесь делаете?
– спросил Карвер.
– Сейчас смена Альвареса.
Несельрод смутился.
– Знаю. Альварес в госпитале. Как пациент. Он набросился на помощника повара Сэмюэлса. Вылил ему кастрюлю супа за шиворот. И кричал что-то в том смысле, что хочет раз и навсегда простерилизовать ему фурункул. Пришлось накачать Альвареса успокоительными. Мы его втроем едва скрутили.
Карвер сжал губы и выпятил подбородок.
– Несельрод, что вообще творится на станции? Сначала это... существо атаковало мою жену. Теперь Альварес...
– Он сердито уставился на Джорджи.
– Вы можете его от этого вылечить, что бы это ни было?
Несельрод удивился.
– Разве можно такое требовать? Мы понятия не имеем о лекарствах горгонов. Я думал, что вы свяжетесь с базой и спросите у них.
Разумеется, он рассуждал здраво. Вот только, как всегда, оставался открытым вопрос интерпретации. Как подать то, что произошло? Была ли это трагическая случайность, которая постигла уважаемого посла чужаков из-за вопиющей небрежности людей? Или это было необходимое и соответствующее наказание преступнику, которое они так долго искали? Карвер посмотрел на часы-перстень. Оставалось ровно три часа до окончания срока, в течение которого старейшины аборигенов планеты обязали их наказать Джорджи.
– Какого он, по-вашему, цвета?
– спросил комендант у Несельрода.
– Уж никак не розовый.
– Не-ет. Но и не синий. Я бы назвал этот цвет оттенком фиолетового.
– Хм. Да. Ну, во всяком случае, он стал меньше, чем был. Верно? Подозрительно меньше.
Несельрод согласился.
Карвер принял решение.
– Сделайте все, что можете, - велел он Несельроду, затем поднес к губам наручный коммуникатор: - Есть сейчас связь с начальником планетной базы?
– Да, сэр, - ответил оператор.
– Хорошо. Дайте мне Робинсона.
Прошло несколько секунд.
– Начальник базы слушает.
– Робинсон, это Карвер. Скажите старейшинам, что у нас здесь очень несчастный горгон. Мы не уверены, что именно на него так повлияло - мы перепробовали кучу вещей - но он изрядно потерял вес, и кожа его... Карвер едва уловимо заколебался.
– ...кожа синеватая. Определенно синеватая. Принял?
– Да, шеф! Слава богу! Я тотчас же передам сообщение, и свяжусь с вами.
– Хорошо.