Наледь
Шрифт:
– Откуда вы приехали?
– спросил Воронов.
– Из Красноярска, от тетки сбежала.
– А где же родители?
– Мать умерла, отец в войну погиб.
– А что же тетка?
– Добрая душа. Все хотела меня устроить, как она говорит, по торговой части. А мне вот море нравится...
– Катя усмехнулась.
– Только с берега.
Она вдруг тоненько, заливисто запела:
Волны знают, волны говорят: вернется...
И оборвала песню на высокой ноте:
– Глупо все это. Никто ничего не знает.
– Посмотрела на Воронова.
– У вас нет одышки?
Воронов оглушительно захохотал:
– Зачем это вам понадобилась одышка?
– Так. Может, придется бежать от вас.
–
– Я это и раньше заметила.
– Что?
– Что вы самоуверенный.
– А вы мне нравитесь.
– Целоваться не будете?
Воронов прислонил ладонь к щеке и покачал головой.
– Тогда пойдемте вон за ту скалу. Там бухточка есть маленькая. В ней по вечерам дельфины рыбу ловят.
Вход в бухточку преграждал высокий и острый выступ скалы; черный и гладкий, лоснящийся от воды, гранитный гребень, словно лемех, разваливал набегавшие на него волны. Они сердито шипели, отступая, пузырились крупной рыхлой пеной, таявшей на галечной отмели, и снова набегали, покрывая блестящую гальку, и лезли по черным бокам неподатливого утеса.
– Ого! Тут, брат, не прыгнешь. Давайте перенесу.
– Воронов потянулся к Кате; он был в сапогах.
– Посторонитесь!
– Катя отвела руку Воронова и отошла на несколько шагов от скалы.
– Раз, два, три...
– Она считала волны и отшатывалась при каждом шумном ударе.
– Оп-ля!
– Катя рванулась по мокрой галечной отмели вслед за отползавшими пенистыми бурунами и в одно мгновенье оказалась за скалой.
Воронов побежал за ней, но следующая волна настигла его на полпути, упруго ударила в ноги, обдавая холодными брызгами. Он зашатался, потеряв равновесие, и еле устоял на ногах.
"Что за глупости я вытворяю!
– с досадой подумал Воронов.
– Занимаюсь каким-то нелепым ухаживанием... И еще недоставало искупаться..."
Он отряхивал с себя воду и хмуро исподлобья смотрел на смеющуюся Катю.
– О, какой вы сердитый! Идите сюда, здесь сухо.
– Она сидела на высокой отмостке из булыжника, выложенной чьей-то заботливой рукой.
– Вот сюда! И давайте глядеть на море. Только не говорите. Ничего не говорите...
Воронов зябко передернул плечами, накинул плащ и сел на камень в ногах Кати. Она сидела рядом, обхватив ноги и уткнувшись подбородком в колени, сжалась в комочек и казалась совсем маленькой, худенькой. Но смотрела она строго, сведя брови, и ее большие серые глаза были совсем черными от расширенных зрачков. И нечто властное, повелительное исходило теперь от нее, точно все, что она делала, было очень важным, необходимым; и Воронов подчинился этому и стал смотреть на загустевший в сумеречной хмари горизонт, и оттого казавшийся совсем близким, на темнеющее с каждой минутой море, все выше и выше обманчиво поднимавшееся в тяжелое облачное небо. Где-то у выхода в залив стоял сторожевой корабль, заметный только по кормовым огням. Вдруг оттуда взметнулась зеленая ракета; она быстро осветила низкие сизые облака и, словно оттолкнувшись от них, долго падала, печально угасая.
Воронов следил за ракетой с каким-то странным чувством; ему показалось на мгновение, что все это он когда-то уже видал: и тусклое холодное море в этом дрожащем изменчивом свете, и далекий расплывчатый кораблик с красными огоньками... И она, сидевшая рядом, тоже была тогда, давным-давно, с ним. И тогда он испытывал такое же томительное чувство светлой и легкой грусти...
Он потянулся к Кате, взял ее руку - прижался к ней щекой. Ее шершавая рука была холодной и вялой. Он прикоснулся к ней губами и начал осыпать легкими поцелуями.
Катя резко отдернула руку и встала.
– Зачем вы это делаете?
– А?! Извините, я пошутил, - Воронов пожал плечами и вдруг понял, что сказал совсем
Катя вскинула голову.
– Спасибо за шутку.
Быстрым упругим поскоком, словно кабарга, она полезла по высоченному глинистому откосу.
– Куда же вы?
Она обернулась и сказала, прищуриваясь:
– Я тоже хочу пошутить.
Воронов кинулся за ней:
– Подождите, Катя!
Он хватался за какие-то кривые корявые ветки кустарников, разбивал сапогами податливые глинистые комья, спотыкался и лез на четвереньках, стараясь догнать ее на откосе. И в тот момент, когда он уже поравнялся с ней и до вершины оставалось всего шагов пять, тонкая черная березка, за которую Воронов ухватился, выдернулась с корнем. Он, широко раскинув руки, опрокинулся на спину и покатился по откосу. Когда он наконец задержался, зацепившись за кустарник, и посмотрел наверх, то увидел на самой вершине утеса смеющуюся Катю.
– Подождите меня!
Она приветливо помахала рукой. Но когда Воронов вылез на откос, ее уже не было. Он пытался кричать - безответно. Несколько минут он простоял неподвижно, ожидая, что Катя появится откуда-нибудь из-за темной стены кустарника, прислушивался, но ни хруста веток, ни шороха сухой прошлогодней травы - тишина. Лишь тоненько и насмешливо позванивала заряночка, словно дергала балалаечные струны: "Динь-динь, трень-брень набекрень".
– Подходящая шутка, - произнес Воронов вслух и пошел напрямую на эту темную таинственную стену, по-медвежьи подминая хрупкий кустарник, обдававший его горьковатой свежестью.
Плутал он долго и только к полуночи пришел в Нахаловку. Возле забродинской избы он тщательно обтер глинистые следы на плаще, на брюках, на сапогах и после этого постучался в дверь.
3
Через несколько дней Воронов принимал отдельное прорабство Михаила, которое находилось на отшибе, в строящемся рыбном порту. Пока что на месте будущего порта рыбников стояло полдюжины дощатых бараков да возле самой кромки моря маленький слип - несколько рельсовых путей, уходящих под воду, на которых неуклюже громоздились высокие, с двухэтажный дом, деревянные ящики - опалубка под будущие массивы-гиганты.
Бухта была с обрывистыми скалистыми берегами.
– Интересный здесь профиль работ, - говорил Воронову главный инженер Синельников, статный, моложавый, с черными усиками, с карими подвижными глазами.
– Пирсы будем строить, да еще из массивов-гигантов, скалу убирать... Подземные склады. Жилищное строительство. Словом, здесь целый участок. Ну как, справитесь?
– Постараюсь.
Воронов жадно оглядывал с пологой лесистой сопки черные угрюмые берега небольшой бухты. К ним вплотную подступала светлая поросль тайги, местами уже порубленной; на этих проплешинах одиноко и удивленно тянули в небо сухие черные шеи башенные краны. А под ними, если приглядеться, полускрытые свежей листвой подлеска, проступали красные остовы будущих зданий. Дальше, туда по горбатым увалам, уходили в густую синюю дымку городские кварталы, оторванные друг от друга, словно залитые этим зеленым половодьем тайги. Словом, города в обычном понятии здесь еще не было - он пока только проступал, проклевывался из-под земли на огромной площади и назывался в каждом месте по-разному: рыбный порт, судоремонт, рудник, вокзал и т.д.
"Ну что ж, начинать, так уж здесь, - думал Воронов.
– Участок здесь будет действительно интересный"
Затем он вместе с главным инженером прошел по всем объектам. Их сопровождал Михаил Забродин и торопливо, потряхивая своей белесой челкой, давал пояснения.
– Первый жилой блок, - остановился он возле строящихся домов, замкнутых в большой четырехугольник.
– Квартиры однокомнатные, с отдельным входом. Заселены будут строителями. В центре, во дворе, будут ясли и детсад.