Наледь
Шрифт:
– В магазин завернем, - бросил через плечо Синельников.
– Как будем пить?
– спросил Юпо.
– Может, малую шведскую эстафету осилим?
– Ну тебя к аллаху с твоими эстафетами, - сказал Синельников.
– Мельчает народ, - мрачно изрек Юпо.
– Раньше мы уж если сходились, так минимум брали большую шведскую. А малую шведскую всякий начинающий сопляк пил.
– А что это такое?
– спросил Воронов.
– Слышал, Петя? Он спрашивает! Вот что значит гражданка непросвещенный народ.
– И, обернувшись к Воронову, Юпо пояснил: - Очень просто,
– А большая?
– А большая - три по триста.
В магазине взяли три бутылки коньяку, или, как выразился Юпо, - три банки. В дороге он предавался счастливым воспоминаниям.
– Н-да, было время... Понимали, что мальчикам повеселиться надо. Рестораны до четырех часов утра открыты... Бывало, придешь после культпохода: "Лялечка, три по три!" И несет она, моя милая, на подносике три пол-литра водочки и три огурца. Шик!
– Чему ты радуешься!
– перебил его Воронов.
– Тут плакать надо, а не радоваться. Все эти забавы от скуки нашей, а главное - от бедности. Кутеж с огурцом и водкой для нас уже событие. Высшую математику изучили и технику знаем, а вот по-человечески даже пить не умеем.
– Ого, да ты из современных!
– воскликнул Юпо.
– Эх, вы, бдительные. Что вы понимаете? Раньше мы в столовой коньяк распивали, и служба шла. А теперь в проходной обнюхивают тебя, как бобика: не пахнет ли спиртным? И чуть что, трах - и за борт. Каких людей посписывали с флота!
Синельников занимал половину небольшого коттеджа, обнесенного высокой оградой. В трех маленьких комнатах было тепло и уютно; на стенах висели рога сохатого, изюбря, косули, совиные чучела. Возле дивана и кровати валялись медвежьи шкуры; над кроватью висели ружья, охотничьи ножи и кортик.
Разглядывая все эти богатства, Юпо каждый раз говорил одно и то же:
– Живут же люди! Прямо черный барон этот Синельников.
На Воронова охотничье оружие и трофеи не произвели никакого впечатления, и он молча сидел на диване. Синельников возился над банками крабов и скумбрии.
– Петя, а чего бы тебе не жениться? Имея твои хоромы, можно такую птичку певчую отхватить! Прямо московскую канареечку.
– Птички хороши те, что на воле порхают. А канарейки, мой милый, нравятся тогда, когда они в чужих клетках. Своя быстро надоедает. Знаю по личному опыту. Я еще не настолько стар, чтобы довольствоваться одной и той же клеточной канарейкой. Кстати, а почему ты без своей канарейки?
– Пока обхожусь ширпотребовской... И потом, у меня есть невеста... Ребенок! Да. С первого курса... И представь - письма мне пишет. Эпистолярная любовь - это, братцы, деликатес.
– Бедный ребенок, - сказал Воронов.
– Ба!
– воскликнул Юпо.
– Я совсем забыл предупредить тебя, Петр. Осторожно, здесь присутствует возвышенная любовь.
– Перестань паясничать!
– Воронов зло посмотрел на Юпо.
– Ну, баста!
– Юпо растопырил пальцы.
– Кроме шуток, тут дело серьезное. Мы люди свои, и нам нечего таить друг от друга. А ты, Серега, извини. Не при тебе бы так пошло чесать языки.
–
– Ну, где же коньяк?
– Есть такое дело!
– Синельников разлил коньяк по высоким рюмкам.
– Ну, братцы, за радости и горе!
– Юпо поднял рюмку.
– За нас самих. За то, что мы живем.
Выпили.
– Налей еще по одной, - сказал Юпо.
– У меня после первой во рту образуется какая-то пустота, словно я язык проглатываю. Поэтому совершенно не могу разговаривать, пока вторую не выпью.
Выпили еще.
– Теперь другое дело.
– Юпо пожевал крабы.
– Так вот, Петя, у нашего друга горе не горе... Но причина для того, чтобы выпить и сказать: "Авдотью мне, Авдотью!" И только ты один можешь помочь ему...
Синельников удивленно пожал плечами, Воронов поморщился.
– Да не в том смысле, черти окаянные!
– сказал Юпо.
– Слушай сюда, как говорят в Одессе. Петя, надо провести боевой смотр нашей кавалерии. И выбрать направление главного удара...
– Дело знакомое, - отозвался Синельников, разливая коньяк.
Выпили.
– Может, к Нельке закатим?
– спросил Юпо.
Синельников покосился на Воронова.
– Туда нельзя... Давай к вороным.
– В стойло геологов? Идея!
– подхватил Юпо.
– А что? Машина на ходу... Петя, голубчик! Да ты настоящий джинн из этой волшебной бутылочки.
– Юпо поцеловал бутылку коньяка.
– Выпьем за набег!
– Ну, положим, пить-то за это еще рано, - сказал Синельников.
– Славная эта штука, целебная, - сказал Юпо, ставя пустую рюмку.
– В нашем положении только буйволы могут не пить. Живешь как на лесной порубке, было время - стояло дерево к дереву, а теперь кругом щербины. Того убрали по чистой, тот в запас ушел, того списали за водку... И все за каких-нибудь пять лет... К черту философию! К вороны-ым!
Воронов захмелел, и ему было все равно, куда ехать. К вороным так к вороным. Поехали!..
Они снова заехали в магазин, купили коньяку, вина, каких-то консервов в стеклянных и жестяных банках, а потом долго тряслись по ухабистой лесной дороге. Остановились где-то на краю поселка; возле самой речушки притулилась деревянная халупа. Посигналили. Женский голос из открытого освещенного окна крикнул:
– Наши все дома!
Потом зашипела радиола, и гнусавый не то мужской, не то женский голос запел на японском языке.
– Все в порядке, - сказал Синельников.
– Пошли!
Их встретили у порога дружными криками: "Хозяин пришел! Хозяин!"
За столом сидели четыре девушки и два бородатых парня в ковбойках и джинсах. Среди застолицы Воронов с удивлением увидел Катю. Он в момент протрезвел и замешкался у порога...
– Чего же вы, товарищ инженер, остановились? Иль не узнаете?
– Она пьяно улыбалась и с вызовом глядела на него. На ней был теперь модный светло-серый свитер с оленями на груди, на плечи падали крупные волны распущенных кос.
– Идите ко мне!.. Не бойтесь... Место свободное, - она хлопнула по стоящему рядом стулу и во все горло захохотала.