Наливайко
Шрифт:
— Да, звал, юноша… Тебе нужно немедленно мчаться в Дубно, к сыну нашему княжичу Янушу, — может быть, даже встретишь его по дороге. Пусть приготовится стать с гусарами в Константинове, чтобы преградить путь Косинскому. Да! Пан Радзивилл жалобу какую-то от дозорца имеет на тебя. Но это потом, иди…
На совещании решено было стянуть к Константинову возможно больше вооруженных сил под начальством князя Януша.
Несмотря на глубокий снег и колючий мороз, посланы были гонцы во все стороны, к старостам и соседям. К черкасскому рыцарю Александру Вишневецкому поехал сам Курцевич-Булыга, белоцерковский староста.
Бедная с виду горница воеводы опустела. Это была и приемная, и спальня, и кабинет старого Острожского. Тяжелое деревянное ложе, покрытое медвежьей шкурой, притаилось за пузатой изразцовой печью. Такие же тяжелые, цельные скамьи да несколько ослонов, обшитых разрисованным холстом, стояли вдоль стен. Во мраке едва виднелись при лампадах старинные образа, а под ними, как реликвия славы рода Острожских, висела кованная золотом турецкая сабля. Оставшись один, Острожский долго расхаживал по комнате, а потом, сев в кресло и неведомо кому грозя кулаком, по-стариковски заговорил сам с собой:
— Семейная ссора, паны гетманы? Напрасно надеетесь на эту ссору, она подведет вас, а Острожский выедет на сейм еще сильнее вооруженный и еще более могущественный. Я помирюсь с этими грабителями и сплочу свои украинские силы вокруг греческой веры… Ах, Украина, в мечтах взлелеянное ты наше воеводство-королевство! В Киеве — престолы закона и веры, через которые путь к грекам, к богатству, к власти… Утихомирить бы только голь да старостам и казачьему начальству втемяшить в голову, что обычаи наши, унаследованные от предков, и рыцарство казачье, и плодородные земли, и Днепр — все это жаждет иметь своего государя. Доколе в степях наших татарин будет забавляться грабежами, московский боярин — разевать на них рот, а лукавый лях Замойский — строить там свои крепости и форты? Украина — это земля и вера Острожских, Вишневецких… О, я помирюсь с этим польским выскребком Косинским! Не иначе как Замойский и подсунул его нам, чтобы создать междоусобицу и тем временем укрепить унию. Пан Булыга прав…
За ветхими ставнями готических окон свистела вьюга. Крупчатый снег барабанил о стекла. Старый воевода задремал в своем любимом кресле, обшитом черным сафьяном.
В ночном уборе Елизавета прокралась в комнат отца и тихо погасила свечи.
— На рассвете разбудишь, — приказал дочери старый князь, не столько услышав, сколько ощутив заботу дочери.
5
Долгий срок, десятки лет понадобились, чтобы из мелких лесных и приднепровских ватаг образовалось настоящее войско — низовое казачество, свежая, молодая сила, которая жаждала действий для добычи и жизни.
Панство Речи Посполитой, по старой традиции, все еще рисовало его себе как толпу грабителей под началом какого-нибудь Дашковича или Лянцокоронского, которая весь свой жизненный путь так и пробредет в реках крови, безрассудно проливаемой ради легкого куска хлеба. Из-за этой-то традиции забывали, что после Дашковича уже был Байда Вишневецкий, который использовал силу казацких сабель как дальновидный политик. А после Байды прошло полвека, и Украина полна песнями и легендами о его геройских делах и смерти за родной край.
Приднепровские ватаги стали объектом политических интриг Востока и Запада, и даже в законах самой шляхты они начинали находить свое общественное признание.
«Семейная» ссора в воеводстве князя Острожского приобретала совсем не семейный характер. Косинский не был политиком масштаба Байды. Гетманом войска Низового Косинский стал отнюдь не в силу своих личных качеств, — этому благоприятствовала общая ситуация на Украине, а он использовал обстоятельства для выполнения тонко продуманной политической авантюры.
Молодая казачья сила народилась и взрастала в обстановке завоевательных интриг султанов Турции и королей Польши, а также польской шляхты, стремившейся использовать эти интриги для собственного обогащения. Интриги становились ремеслом для шляхты. А вооруженный отпор ей неминуемо превратился в ремесло для казаков.
Рядом с казаками в широких степях селились крестьяне, бежавшие от помещиков.
Привыкая к независимости, такой поселянин не хотел вновь превращаться в панское быдло, и малейшее притеснение вызывало у него справедливый протест. Он охотно присоединялся к низовикам, шел в казачьи отряды отбиваться от помещика, иногда невольно становясь орудием в руках какого-нибудь ловкого политического интригана.
Низовое казачество несколько лет знало Криштофа Косинского. Теперь его избрали гетманом в кругу, — собственно, он сам себя выбрал, когда призывал низовиков к походу против Острожского. Сперва он повел себя нерешительно, несмело и с оглядкой убеждая сечевиков, что Острожский, хоть и православной веры, и евангелие печатает на понятном языке, все ж таки — пан и сына своего Януша воспитал у католика Петра Скарги. Но потом Косинский стал выступать на Низу как мститель за панские обиды казакам, уже полным голосом заявляя, что Острожский тайно готовит унию, хочет ополячить Украину.
Была лютая зима начала 1593 года. На полях лежали непролазные снега, а поверху ветер разносил колючие иглы льдинок. Дороги в лесах прокладывались сквозь горы снега, а на реках раскалывался и ребром вставал аршинный лед.
К низовым казакам, неравнодушным к легкой добыче, присоединялись поселяне, ополчение бушевало и кружило, как зимние ветры по заснеженному полю.
Косинский гетмановал.
Знал ли он как следует, какими силами он орудовал, — трудно сказать. К нему даже и не обращались за приказами или советами. Он гетмановал, а верховодили в ополчении старшины, в свою очередь предоставлявшие полную волю сорви-головам. Грабежам и насилию, которые временами происходили в селениях, открыто Косинский не потакал, но и на жалобы обиженных не обращал внимания.
Некогда было, — он гетмановал.
Еще в Киеве Криштоф собрал кого мог из своих войсковых старшин. Жестокие морозы и снежные завалы страшили его армию. Выступать из Киева пешими не хотели, оттягивали поход до первых мартовских дней.
— Что же, господа, выступить испугались? Ждать весны, изнежиться здесь средь мещанства киевского, разбрестись кто куда? Да нас тогда перебьют по одному, как зайцев. Вооружение — и солидное — у нас есть, добровольцев набралось не мало. Низовая конница полковника Нечипора пойдет вперед, на разведку, а за нею пустим артиллерию и пехоту.