Наложница для нетерпеливого дракона
Шрифт:
— Смотри! — дьявольски хохоча, прокричал он. — Смотри, вон твой Эрик! Ты не можешь не узнать его — это его рост, его стать, его лицо! А рядом с ним — Анна, его невеста! Узнаешь?! Как только тебя не стало рядом, он быстро нашел тебе замену и утешился! Посмотри, как она разодета, такие украшения на ней! Эрик никогда не был скуп. И к своей будущей законной жене — тем более. Как ты думаешь, куда они едут у такой ранний час, рука об руку, нарядные и красивые?! Они венчаются сейчас, и никогда, никогда он больше не будет твоим!
С криком упала Хлоя на колени, сжимая младенца в руках.
— Ты, — глухо произнесла она, — бессердечно чудовище. Ты не человек; говоришь, что я нужна
— О-о, — хохоча, как безумный, воскликнул Робер, упиваясь страданиями молодой женщины. Сердце его ликовало, ему казалось, что сейчас восторжествовала справедливость, и Хлоя несёт заслуженное наказание за все его страдания и муки.
— Поверь мне, можно! Можно сделать во столько больнее, и ты заслужила это — за свое высокомерие, за свою гордыню! За то, что мнила себя выше меня! Падать больно, Хлоя. От этой боли умирают. И я хочу сломать и уничтожить тебя! Чтобы ты никогда больше не смела поднять головы!
В один прыжок он оказался рядом с ней и вырвал ребенка из ее рук.
— Прощай, маленький дракон! — хохоча, воскликнул Робер и выкинул младенца из окна…
— Не-ет! — от крика и рыданий Хлои, казалось, взорвется старая башня. Она рванула к окну, гремя цепью, вопя и рыдая, но Робер грубо ухватил ее и откинул на постель, самодовольно отпыхиваясь и упиваясь болью и отчаянием женщины.
— Сиди спокойно, мерзавка, — высокомерно процедил Робер, брезгливо отряхивая руки, словно он мог испачкаться об одежду Хлои, заливающейся слезами. — Если ты не станешь подчиняться своему хозяину, я посеку тебя, как бы мне не было жаль твоей красоты…
— Ты ответишь за все! — прорычала Хлоя, дрожа от боли и ярости. — Эрик убьет тебя, и это будет страшная смерть!
— Господин Эрик умеет убивать, и убивает он быстро, — хладнокровно ответил Робер, вспоминая слова странной старухи. — Не он станет причиной моей гибели, не тешь себя. Дракон ворона не поймает!
Его губы, произнесшие слова старой поговорки, изогнулись в насмешливой ухмылке, а уже в следующую минуту Робер присел от страха, едва не пустив лужу на пол, и затравленно оглянулся, потому что из раскрытого окна раздался кровожадный визг, от которого кровь стыла в жилах, серый утренний свет на миг закрыли темные фиолетовые крылья.
Хлоя вскрикнула — и зажала рот рукам, не веря своим глазам.
Крохотная копия Эрика, маленький фиолетовый дракон, неумело и часто взмахивая крыльями, висел в морозном воздухе, сверкая злыми глазами, то рдеющими, как темный рубин, то разгорающимися светло, как раскаленное золото. Его красная зубастая пасть разевалась, испуская тот самый крик, похожий на крик большой хищной птицы, который разносился над мертвым белым городом.
Этот крик был очень громок, и его было невозможно спутать с каким-то другим. Это был яростный клич дракона, принимающего бой, и Робер тотчас же понял: Эрик услышал его. И уже сейчас будет здесь, потому что не понять, кто отважно сражается на башне, он не мог.
Блестящая чешуя маленького дракона была глубокого фиолетового цвета, почти черной, еще не такой крепкой и твердой, как у взрослого дракона, но уже достаточно жесткой, чтобы можно было пораниться о его воинственно поднятый гребень. Когти на его лапах были острые и длинные как перочинные ножи, и он кровожадно лязгал ими, сжимая пальцы.
Он, вне всякого сомнения, был напуган и еще слишком мал, чтоб понимать слова, но он мог чувствовать. Он чувствовал тепло испуганной матери, с которой его разлучили жестокие руки незнакомца, ее страх, ее боль, ее страдание, слышал ее слезы и отчаянный зов, и видел причину ее отчаяния — черного человека, вытолкнувшего его самого, беспомощного, на мороз. И тогда ярость, закипающая в крови, побеждающая страх, накатывала на него, и он смело бросался на противника, щелкая остренькими зубами, не позволяя Роберу приблизиться к окну — к пути к спасению.
Робер боязливо попытался захлопнуть окно, чтоб эта непостижимая тварь, устав летать, свалилась вниз и не достала его, но маленький дракон нахально рявкнул на ворона — так, что тот отпрыгнул прочь, — и неуклюже плюхнулся на подоконник, оставляя когтями глубокие борозды на черном дереве.
— Ах ты, паршивец! — яростно вскричал Робер, отойдя от испуга. Вне всякого сомнения, этот визг хорошо был слышен над заснеженным притихшим городом, и Эрик, вне всякого сомнения, услышал этот клич — и уже спешит, бежит по снегу, таящему под жаркими лучами внезапно выглянувшего из-за снеговых туч солнца. И это означало лишь одно — Роберу надо убираться, и убираться как можно скорее, оставив здесь Хлою и свои надежды…
От ярости Робер даже зарычал, топая ногами, понимая, что и этот бой он проиграл, и побежден — кем!? Едва народившимся ребенком…
— Пошел прочь! — закричал он, замахиваясь на дракона, и тот, разинув пасть, изрыгнул маленький клубок раскаленного добела пламени.
Этого огня было мало, чтоб спалить башню, но достаточно для того, чтоб рука, которой Робер машинально закрылся от летящего в его лицо огненного шара, обуглилась и обгорела до костей в один миг. Боль была такой силы, что Роберу, изумленно рассматривающему свои рассыпающиеся в черную труху пальцы, показалось, что душа его отделилась от тела и разорвала грудь, а потом он понял — это он кричит, срывая связки, вопит так, что лопаются сосуды в глазах, потому что жидкое пламя льется по его скрючившейся, как сухая ветка, кисти и течет дальше, в рукав, пожирая живую плоть, выламывая руку в нечеловеческой боли.
Как показалось Хлое, маленький дракон язвительно захихикал, глядя, как в в глазах его врага отражается неимоверное страдание изумление. Как, словно кричали эти вытаращенные глаза, мутные от шока, этот мелкий летающий гад лишил меня руки?..
И не только руки — пути к свободе.
…Как улететь бескрылому ворону?..
Кое-как прибив пламя, Робер кинулся было к выходу. Эрика еще не было; если он и спешит сюда, то еще есть шанс, небольшой шанс разминуться с ним, удрать, скрыться…
Но у юного дракона на то были свои планы.
Неуклюже слетел он с окна под ноги суетящемуся, крутящемуся на месте от боли Роберу и впился когтями в его одежду. Словно ловкая хищная крыса покарабкался он вверх, раздирая когтями одежду на вороне и разрезая ему кожу. Робер бестолково захлопал по себе здоровой рукой, стараясь сбросить, сбить с себя прочь маленькое чудовище, но дракон был слишком юрок и ловок. Словно штурмующий осадную башню отец, уклоняясь от ударов, ловко он взобрался на плечи Роберу, и тот взвыл, когда длинный хвост хлестнул ему по лицу, а острые когти сомкнулись на голове, пронзая кожу, насквозь прокалывая щеки. Робер, почувствовав вкус крови в горле, неловко держа перед собой обгоревшую руку, попытался ухватить дракона за шкирку и сбросить его с себя, но лишь изрезал ладонь об его воинственно торчащий гребень, и заорал еще громче, когда дракон впился когтями еще глубже в его плоть, полосую кожу. Снять его теперь можно было разве что со скальпом Робера, он пристал намертво, кровожадно впился, и принялся кусать Робера, оставляя глубокие раны, терзая его красивое молодое лицо, которым ворон так гордился и к которому даже привыкнуть еще не успел…