Наложница огня и льда
Шрифт:
— Как скажешь, Шель, но когда станет лучше — поешь обязательно. Ты должна питаться как следует. — Нордан вернулся на свое место, уткнулся в книгу.
Я посмотрела в чашку с зеленым чаем, жалея, что не догадалась прихватить с собой книгу, привыкнув за это время листать за завтраком газету. Молчание давит резко, огромной грудой камней, обвалившейся на тихое безмятежное утро. И вошедшая вдруг в столовую Лиссет является спасением.
— Доброе утро! — поздоровалась я куда радостнее, чем в прошлый раз. — Ты рано.
— Поняла, что если не встану пораньше, то опять
— Ты еще здесь, Лиса? — спросил Нордан недовольно, не отрываясь, впрочем, от книги.
— Где мне еще быть? — Лиссет взяла чашку с чайной ложкой, заняла место напротив меня.
— Ну, не знаю. В своей норе, например?
— И бросить здесь в одиночестве и слезах мою сестренку, пока вы там изволите силушкой молодецкой меряться?
— Лиссет, мы благодарны тебе за заботу и поддержку Айшель, — заметил Дрэйк, метнул предостерегающий взгляд на Нордана, добавил с нажимом: — Мы оба благодарны.
— Да, сейчас начнем в ножки кланяться за то, что одна болтливая лисичка растрезвонила половине Эллораны, что моя… что Айшель беременна. — Нордан перевернул страничку.
— Кому я растрезвонила? — возмутилась Лиссет. — Скажи еще, объявление в «Столичные вести» дала.
— Дамалла знает…
— Мэл поняла по ауре Шель, о привязке она вообще узнала раньше нас всех, вместе взятых, и, в отличие от некоторых тугодумов, сразу сообразила, кто постарался.
— Эта твоя целительница знает…
— Личность отца нигде не упоминалась и не указывалась, а целительница о таком не спрашивает, потому что ее не касается, кто, где и с кем погулял, если только от этого не зависит здоровье матери и ребенка. — Лисица потянулась за кофейником, налила себе черного напитка, добавила сахара, молока. — Лучше расскажите, как прошло ваше собрание.
— Не твое дело, — отрезал Нордан.
— Норд прав, ничего интересного, обычные скучные разговоры, — вмешался Дрэйк.
— Не для женских ушей? — не без иронии уточнила Лиссет.
— Не для лисьих ушей, — парировал Нордан.
Лиссет посмотрела на меня сочувственно, взяла булочку.
В столовую вошла Пенелопа, остановилась возле Дрэйка, взглянувшего вопросительно на экономку.
— Беван, — коротко сообщила девушка.
— Беван? — переспросил Нордан, оторвавшись наконец от книги. — Какого Дирга он здесь делает, его же вроде в Афаллию отправили.
— Отдельно оговорил, что желает проведать леди Саю, — добавила Пенелопа.
— Саю?!
— Ожидает во дворе, заходить в дом отказался.
Мужчины переглянулись — кажется, впервые с момента, как я переступила порог столовой, — и одновременно поднялись из-за стола. Я тоже встала.
— Останься здесь, — велел мне Нордан приказным тоном.
— Нет, — возразила я.
— Тебе лучше остаться здесь или вернуться в свою спальню, — поддержал собрата Дрэйк. — Тебе не стоит встречаться с Беваном.
— Нет. Беван тоже защищал меня, сидел со мной, пока я спала, ухаживал. Пусть для вас такие поступки ничего не значат, но для меня они значат многое. —
Неужели мужчины действительно готовы запереть меня где-нибудь ради моей же безопасности?
Нордан нагнал меня в холле, взял за руку выше локтя, останавливая, разворачивая лицом к себе, обжигая взглядом мрачным, ледяным.
— Ухаживал, значит? Сидел с тобой, пока ты спала, обессиленная и не ведающая, что там делают с твоим беспомощным телом? — Нордан говорил негромко, вкрадчиво, но слова царапали, проникали под кожу острыми иглами. — Может, мне еще о чем-то надо знать? Об очередной привязке, например?
— О чем ты? — растерялась я.
— О твоих явных симпатиях к Бевану.
— Норд, это дружеские симпатии.
— Ну так и с Дрэйком изначально речь шла о безответной девичьей влюбленности, а посмотри-ка, чем дело закончилось — привязкой, постелью…
— И что же, ты теперь воображаешь, будто я привязываю и соблазняю каждого попадающегося на моем пути члена Тринадцати? Высокого ты обо мне мнения! И разве, в конце концов, не ты пытался подарить меня сначала Дрэйку, потом Бевану? Передаривал меня, как ненужную вещь, пытался избавиться от того, чего не понимал, не осознавал тогда! — я едва ли не кричала, словно скандалящая базарная торговка, но не могла остановиться, не могла сдержать злых обвинений, точно мало мне того, что я наговорила Дрэйку перед отъездом. — А что бы ты стал делать, воспользуйся Дрэйк своим правом, возьми он меня сразу, в первую же ночь? Запах ведь никуда не делся бы, привязка все равно требовала бы полной инициации. Согласился бы ты быть вторым, согласился бы на пару, попользованную кем-то до тебя?
— Айшель, успокойся. — Дрэйк приблизился бесшумно, встал между нами. — Норд, отпусти ее. Нордан?
Кажущееся железным кольцо пальцев на моей руке разжалось медленно, неохотно. Я отвернулась резко, ощутила, как Дрэйк положил ладонь мне на спину, согревая теплом сквозь тонкую ткань платья.
— Что ж, выйдем к Бевану все, — предложил Дрэйк и повел меня к входной двери.
— Норди, сугробик ты мой недобитый, вот зачем ты к ней полез со своей маниакальной ревностью? — прозвучало позади возмущенное шипение Лиссет. — Бедная девочка и так из-за вас, остолопов, вся на нервах, а у тебя еще мозгов хватает ситуацию усугублять? Или, скорее, не хватает не усугублять?
— Прости, — прошептала я, надеясь, что Нордан, занятый разговором с лисицей, нас не услышит. — Я должна была извиниться за свое поведение, за ту истерику в твоем кабинете, за свои… нелепые слова еще до вашего отъезда, но…
— Забудь. Ты не должна извиняться.
— Но я обвинила тебя…
— И была права. Любить мертвых, вернее даже, память о них действительно куда удобнее и безопаснее. — Дрэйк открыл дверь, вышел из дома, я последовала за ним.
Беван стоял перед фонтаном, глядя на опадающие в круглый бассейн водяные струи, но сразу обернулся к нам, улыбнулся мне приветливо.