Наложница тирана
Шрифт:
— Простите, господин, я не могу, — призналась она вполголоса. — Мой муж…
— Не оправдывайтесь, — разочаровано перебил Бьорн. — Может, я и выгляжу сурово, но никогда не беру женщин силой. Это не в моих правилах.
— Благодарю, — улыбнулась Алекса.
Бьорн ответил кивком.
— Вам пора в трюм, — сказал он.
Алекса опустила голову, осознав, что сама лишилась привилегии проплыть весь путь в этой каюте. Впрочем, она все равно не могла изменить Карлу. Точно не здесь и не сейчас. Любовь еще теплилась в её душе, не давая воли новым чувствам, которые, как бы ни странно прозвучало, успел подарить ей капитан корабля Забытая мелодия. Может, виной тому аромат, сладкий дым в каюте, настроение
— Спасибо, — слезая с постели, сказала она. — Если вам будет угодно, я бы хотела послушать еще пару ваших историй.
Алекса исполнила реверанс и направилась к двери.
— Постойте, — сказал ей вслед Бьорн и она обернулась. — Прежде, чем вы уйдете, я хочу дать совет. Рано или поздно корабль доберется до города рабов Шадаш. Вам следует как можно скорее забыть своего мужа, ибо людей на невольничьим рынке будет волновать только выгода. Никто не станет спрашивать, чего вы хотите и кем был ваш муж. Вы меня понимаете?
— Я подумаю над вашими словами, господин. Благодарю за приятную беседу.
Исполнив еще один реверанс, Алекса вышла из теплой приятной каюты капитана на мороз. Ей сразу же захотелось вернуться, но в памяти еще теплилась любовь герцога Карла Масура, поэтому Алекса пошла в трюм, в свою клетку.
Смирение I
Первый месяц путешествия был тяжелым, скучным и однообразным — в особенности это чувствовали те, кто сидел в трюме. Корабль без особых сложностей пересекал великое море, держа курс на город рабов Шадаш.
Так прошел месяц и корабль, уходя все дальше и дальше от родных земель, напоминал о том, что было потеряно. Алекса вспоминала отца, с которым прожила двенадцать лет и провела прекрасную неделю, перед тем, как стать женой герцога Масура. То время она вспоминала с особым теплом, согреваясь холодными зимними ночами. Не было ни дня, чтобы Алекса не вспомнила свою сестрицу и племянника Жака, убитых несколько месяцев назад из-за глупой короны. «О, бедная Карла и её дитя, — всхлипывала по ночам Алекса, — это все моя вина». Предвестница молилась за души сестры, отца, племянника и даже Джорджа Остина, который, видимо, не смог спасти свою семью. В том не было вины молодого графа, вся вина лежала на плечах Алексы, посмевшей бросить вызов королю Ивару. Когда становилось совсем одиноко, в памяти просыпались образы любви с любимым мужем. Карл Масур стал первым мужчиной и именно он сделал Алексу женщиной, своей женой и искусной любовницей. Может, любовь её не такая, какую жаждут видеть мужчины, но Алекса была рада только тому, что в их любви созрело семя будущего ребенка, которого с таким трепетом ждала герцогиня.
Но потом Алекса оглядывалась по сторонам, видела клетку, сырые стены, ящики с товаром, а иногда суровых моряков, спускающихся в трюм за провизией. Потом в памяти появлялся человек, который отобрал все, даже любовь. Ивар Остин — от этого имени Алекса приходила в ярость, которая выжигала теплые воспоминания. Король приходил каждую ночь, чтобы позлорадствовать и посмеяться над тем, какой жалкой стала герцогиня Масур. Алекса просыпалась с криками и яростью, с которой пыталась вырваться из клетки. Однако все было тщетно. Клетка не поддавалась, а остальным заключенным и членам команды было плевать на выходки в трюме.
Корабль, добравшись до какого-то острова посреди великого моря, бросил якорь, сделал остановку, вместе с которой пришли небольшие изменения. Команда Забытой мелодии разгрузила трюм, вытащив и продав большую часть коробок, а заодно закупила провизию и сделала небольшой перерыв в плавании. За несколько дней отдыха большая часть команды не возвращалась на корабль, однако, стоило им вернуться, как несколько женщин были отправлены
Впервые за время плавания Алекса обратила внимание на тех, кто плыл вместе с ней. Она сама сидела в самой дальней клетке, поэтому могла свободно следить за тем, что происходит вокруг — видела она, как по лестнице спускались моряки, забирали товары и поднимались на верхнюю палубу — это происходило каждый день, а иногда по несколько раз. Так же можно было заметить, что трюм корабля был просто огромен, а клеток, подвешенных тут и там, было несколько десятков. Рядом с той, в которой сидела она, висела клетка с жительницей королевства Шарджа. Это была светловолосая женщина с короткой стрижкой и несколькими некрасивыми рубцами по всей длине ноги — от колена до ступни. Видимо, она была воительницей, которой не повезло столкнуться с командой Бьорна.
Ещё одной пленницей корабля стала смуглая молодая девочка, в которой Алекса увидела Голос Дракона Дайн. Будущая наложница не была похожа на танцовщицу, однако тоже родилась со смуглой кожей, большими, очень выразительными и красивыми карими глазами и пышными каштановыми волосами. Красивые губы бантиком, остренький носик, милый взгляд и две четкие линии бровей делали эту девочку, возможно, самой красивой наложницей в трюме, но команда не обращала на неё никакого внимания. Может быть, сказывался юный возраст, поэтому Бьорн ей не заинтересовался, а может, причина была в чем-то другом. Но судя по выражению испуга, которое сопровождалось вздрагиваниями каждый раз, когда в трюм кто-то спускался, девочка была совсем юна и не имела опыта любви и близости с мужчиной. Алекса не могла понять, какой рост у этой девочки и сколько ей лет, хотя бы приблизительно, но она весь путь дрожала и боялась каждого шороха. Учитывая, что корабль давно покинул берега королевства Шарджа, следовало давно смириться с участью. Впрочем, если эта смуглая девочка и вправду молода и неопытна, её можно понять.
Одним скучным вечером, когда Предвестнице надоело просто сидеть и молчать, она посмотрела на эту девочку и спросила:
— Varifran kommer du?
Девочка поняла, что вопрос был адресован ей и обернулась. Однако, похоже, эта наложница не знает языка, на котором говорят на корабле, поэтому Алекса решила попробовать свой родной язык:
— Ты меня понимаешь?
— Моя понимаешь, — кивнула девочка.
Алекса сравнила ребенка с одним великаном в золотых доспехах, убитого герцогом, который тоже говорил таким же глупым образом. Видимо, эта девочка была из империи.
— Ты родилась в Шадаш-Тарза? — спросила Алекса на языке империи.
— Да, — свободно ответила девочка на том же языке. — Откуда вы знаете столько языков?
— Выучила, — улыбнулась Алекса.
Светловолосая женщина сплюнула на пол и ухмыльнулась.
— Надо же, — прошипела она на всеобщем языке. — У нас тут всезнайка сидит. Королева что ли?
Алекса посмотрела на неё с вызовом.
— Не совсем. Родилась в обычной деревне.
— Обманывать не хорошо. Я еще месяц назад заметила у тебя следы на ногах и шее — у тебя кожа была облезлой, а такое случается только в двух случаях. Либо ты всю жизнь прожила в империи, во что я, разумеется, не верю, ибо у тебя светлая кожа и повадки графини из королевства Шарджа. Либо тебя пытались отравить змеиным ядом. Таким ядом травят графов или маркизов, а если у тебя были деньги на врача и рядом был хороший доктор, способный приготовить антидот, денег у твоего мужа было предостаточно. Получается, ты у нас герцогиня. Кто ты? Остин? Де Сатир? Может быть, Масур? Скорее всего, ты герцогиня Остин…