Нам с тобой нельзя
Шрифт:
С этого момента я начинаю жить, объективно говоря, от ночи до ночи, потому что именно в это время происходит то, что дает мне глоток воздуха. Ситуация похожа на саднящую боль от стёртой кожи на коленке. Падаю снова и снова, получая чуть ли не мазохистское наслаждения от процесса. Но продолжаю катиться по горке вниз без защиты.
Обижаюсь ли я? Бесконечно. Но вместо открытого разговора… делаю вид, что сплю. Никита непременно уходит перед рассветом, когда только первые лучи восходящего солнца царапают серую подушку неба. Мужчина осторожно проводит
Так проходят наши молчаливые диалоги. На ощупь. Это довольно странно считать кого-то близким человеком и при этом молчать. Для меня это все.
Незаметно наступает день Рождения Никиты, я решаюсь на откровенно странный подарок, но все-таки, это мое видение того, что можно было бы ему подарить. Детская глупость, забава, но все же. Запечатываю набор из купонов-абонементов на что-то, от простого завтрака до массажа пяточек. По большей части, в желаниях нет ничего страшного, такое можно подарить и маме с папой.
Накануне мы с Ником столкнулись в коридоре, я спросила его в лоб о планах на день Рождения. Сама при этом неуверенно переминалась с ноги на ногу и бесконечно кусала губу. Мужчина, конечно, странно долго рассматривал меня с нечитаемым лицом, но заверил, что поздно возвращаться не будет.
—Да, племяш, поужинаем и отметим. Позвони в доставку.
Конечно, ведь для него я точно не умею готовить.
Да и «племяш» звучит как скрип бумаги по стеклу, ну или мела по доске, я понимаю, что это осознанное проведение черты. Вот ты моя племянница, а я твой дядя. Но кому станет легче?
Я готовлю «Медовик», пожалуй, единственное, чему мама научила меня еще с детства, потому что это лакомство всегда было на нашем столе во время того, как приезжал Никита. Мы уедались этим самым тортом до болей в животе, не оставляя и крошки.
Вот и сейчас, я все приготовила, даже худо-бедно нарезала салат и заправила майонезом, в духовке доходит курица, пусть она и кажется мне с виду коричневым резиновым ботинком, но я приготовила все сама. Цепляю с полки белую скатерть и накрываю стол, все время посматривая на часы. Он обещал приехать к девяти, и стрелка часов неумолимо приближается к этой отметке.
Надо все успеть. На нервах сгрызаю маникюр в ноль и на деревянных от волнения ногах пытаюсь максимально аккуратно все приготовить к его приходу. После меня на кухне как будто Мамай пролетел, так что добротная часть уходит еще и на уборку. Никогда не получится у меня так красиво, как у мамы, и так же чисто…как у нее.
Как сумасшедшая несусь в свою комнату, наспех сдирая с себя флисовую пижаму и натягивая свободное платье. Мы будем праздновать, и я хочу быть красивой. Для него.
Но случается в жизни так, что все идет не по плану. Совсем не так, как ты надумал и желал. Проходит час, затем два, ночь полноценно вступает в свои владения, приготовленные блюда остывают, свечи, которые я воткнула в торт, смотрятся уныло и неправдоподобно на фоне моего упаднического настроения. А я сижу и понимаю, что он не приехал.
И не позвонил.
В телефоне ноль пропущенных, до самого Никиты не дозвониться. Раз за разом в трубке звучит противный механический голос. «Абонент недоступен».
Я сижу, терпеливо всматриваясь в окно, когда выхватываю свет фар и слышу приглушенный звук двигателя внедорожника бизнес класса.
Не двигаясь, сижу в тишине и темноте, когда Никита вваливается в дом, на ходу цепляя статуэтки матери с полочек у входа.
—Блядь, — по отборной брани ясно одно, он пьян.
Когда Никита включает свет в огромном зале и замечает меня, одну и среди кучи еды, он произносит булькающий звук и обреченно прикрывает глаза. Лицо при этом остается в радостном выражении, как будто он все еще там, где весело. Не здесь.
Мне достаточно одного взгляда на его фигуру, чтобы все понять. Из кармана брюк торчат кричаще-красные женские стринги-веревочки. А лицо и рубашка покрыты мазками розовой помады.
То есть, пока я…он…в голове мысли крутятся вихрем, сносящим адекватное восприятие. Вот как. Он просто проводил время там, где было на порядок веселее, чем со мной. Ну, конечно. Слезы градом прыскают из глаз, я даже не замечаю, как встаю и иду в сторону лестницы.
Внутри все замирает, а затем меня отпускает достаточно для того, чтобы рывком подскочить к нему и залепить звонкую пощечину. Кожа на лице алеет от удара, моя рука начинает ныть. Но все это... Все это уже неважно.
—Катись к черту, Макарский!
Срывающимся от слез голосом шепчу и ухожу.
На этом все.
Он не пытается перехватить меня, что-то пояснить или рассказать. Нет, зачем? Кто я такая? Никто. Просто маленькая девочка, которую он растил с детства, просто та, которая влюбилась в него несмотря на то, что для всех он родственник, но мне-то он никто по крови. Никто.
А судя по таким поступкам, я ему в принципе никто и звать меня никак, если он позволяет меня настолько унижать, проходясь самым острым ножом вдоль и поперек по и без того израненой душе. Просто вонзи уже в сердце да поглубже, чтобы основательно так подействовало. Шлюх своих приведи в дом, а почему нет? Наглядное пособие для меня, чтобы видела, что они все лучше меня. Ведь лучше, да?
Я могла бы понять и принять многое, но не открытое втаптывание в грязь. Зная, что я дома…жду его, что я в конце концов дышу им, такое сотворить?!
"Тебя там хоть любят? Лелеют, целуют? Тебя обнимают? Ты счастлив, ты весел?".
Я вихрем влетаю в комнату и запираю дверь на засов, цепляясь влажными пальцами за ручку двери. Все. Мне хватит этих подачек, хватит делать шаг вперед и два назад, достаточно уже показал. Достаточно боли и агонии, я так больше не могу. Пусть в душе понимаю, что двери его не остановят, если он захочет войти, но я так делаю себе рубеж, возвожу стенку. Хватит.