Нам с тобой нельзя
Шрифт:
Холодный металл уверенно прикладывается к раскравшему лицу. Ужас в глазах расплывается безобразным пятном, делая взгляд мутнее. Он смотрит на меня и одновременно сквозь.
—Фамилия, я сказал, — мои руки соскальзывают. Я нихрена не спокоен.
—Си…сидоренко. Мы …остановили вас за…превышение.
—Хуешение. Так вот, Сидоренко, ну-ка скажи мне, ты знаешь, кто я?
У меня разговор короткий.
Кивок. Тучная фигура перестает быть уверенной. Атмосфера накаляется. Прикладываю заряженный пистолет к шее мужика и делаю маленький рывок. Он на пятках отскакивает назад, стараясь увернуться, но я пригвождаю его к месту.
—Если из-за тебя с дорогим мне человеком что-то случится, тогда с твоими дорогими людьми случится нечто пострашнее. Кивни, если понял, и оттяни своих псов, иначе я буду стрелять в лоб по одному, — приблизившись вплотную к лицу, искаженному животным ужасом, цежу, выплескивая на мужика весь свой «отходняк».
—Пропустить! — пытается звучать уверенно, но сам же просто готов обделаться от страха.
Отпускаю мента и ухожу, но после нескольких шагов разворачиваюсь и стреляю прямо в его сторону, не целясь даже особо в какую-то конкретную точку.
Звук выстрела пневматического пистолета разносится гулко, но вселяет именно ту степень ужаса, которую я так долго ждал. Конечная.
—Теперь ты меня запомнишь, — пуля пролетела в сантиметре от его головы, сбивая фуражку.
Я отбитый. И признаю это.
Мои методы радикальны и далеки от идеала. Да и пропал на год я не просто так. А для безопасности тех, кем дорожу больше всего на свете.
Домой долетаем молча. Света постанывает в моих руках и начинает нести бред.
—Почему ты ушел? — с закрытыми глазами шепчет пересохшими губами. Я сжимаю руку на ее затылке, пригвождая к себе так близко, как могу.
Пока она спит.
Я понимал, что делал. И считал это единственным решением. При всех имеющихся у меня переменных
10
СВЕТА
W.A. Mozart - Lacrimosa
Слабые отблески света заставляют меня жмуриться и прятаться в тень. Хочется туда поскорее, чтобы не резало глаза. Через ватную прослойку, мешающую слышать окружающую среду, глухо доносятся обрывки непонятных фраз. Кто-то кричит, потом шепчет что-то доброе, мягкое и бесконечно приятное. Я плыву в спокойном течении. Куда? Непонятно, но крайне мягко. Легко. Словно так и надо. Мне здесь вообще спокойно, как будто я дома. Лишь тишина периодически пугает, но она очень быстро заканчивается, на смену ей приходит тот же мягкий шепот и тепло.
Я не хочу, чтобы это заканчивалось, но все в конечном итоге завершает свое существование в той нереальности, где я нахожусь.
Выныриваю из тягучего сна рывком, как по щелчку. Разлепив веки, начинаю понимать одно — я дома, знакомый потолок. Взглядом ощупываю пространство, да, я дома, но я совершенно не помню, как здесь оказалась. Замечаю стойку для капельницы и какие-то медицинские приспособления на столике. В комнате темно, но сквозь неприкрытое шторами окно в комнату скользит лунный свет. Яркий диск плотно обосновался в ночном небе, освещая путь мягким светом.
Тело пронзается тысячью иголками.
Что случилось? Неприятные догадки мелькают в голове одна за другой. Последняя, кстати, очень тяжелая. Оглядев себя с ног до головы, начинаю паниковать еще больше. В сгибе левого локтя виднеются красные точки, а на правой руке установлен катетер. Зачем?
С трудом поднявшись с кровати, заставленной кучей подушек, натягиваю на себя халат. Мне почему-то безумно холодно, так что поверх ночнушки, которая непонятно откуда взялась, как какой-то чехол, наглухо скрывающий тело, я плотно заправляю себя в пушистый махровый халат. Босыми ногами ступаю по ламинату, цепляя шершавую поверхность.
В доме тихо и что-то явно не так. Не так, как обычно. Не могу понять что, но решительно спускаюсь вниз. До моего носа доносятся странные запахи, втягиваю носом этот аромат и иду на него. Ноги словно одеревенели и не слушаются.
Что происходит? Я помню, как была с Валиком на вечеринке, а ровно с середины праздника абсолютно чистый лист. Облизываю губу и натыкаюсь на еще одну странность — тонкая корочка на нижней губе, при даже легком касании губа саднит. Это неприятно. Пальцами скольжу по лицу, вроде никаких ссадин, так откуда разбитая губа?
В холле за роялем на пару с бутылкой виски нахожу Никиту. Он впивается пятерней в свои волосы и сжимает губами сигарету. Дым колечками поднимается ввысь. Опять мрак, но лунный свет плавно укутывает его фигуру, создавая печальную атмосферу. Мои шаги практически беззвучны. Его дыхание, наоборот, тяжелое, утробное.
Спина напряжена, как и руки. Рубашка плотно облепила тело и, кажется, сейчас лопнет под таким напором мышц.
Что-то в его позе и общем настроении меня пугает. Заставляет сжаться как пружину. Или уменьшиться до крупицы, лишь бы не знать подробностей. Я не решаюсь позвать его, и вместо того, чтобы заявить о себе, медленно подхожу ближе. Невесомо. Тихо. Буквально подкрадываясь со спины.
Когда между нами остается меньше метра, он резко вскидывает голову, и медленно поворачивается на легкий шум, издаваемый шелестом одежды. Профиль напряженный, Никита тянется рукой к сигарете, сжимает ее двумя толстыми пальцами. Даже в темноте я различаю ссадины на костяшках, они безобразными пятнами покрывают его смуглую кожу. Дыхание застревает в глотке. Сердце начинается биться сильнее, что-то случилось, я пока не знаю что, но мне впервые в жизни кажется, что я точно перестаралась в этот раз. Точно сделала что-то плохое.
Но ни отмотать, ни переиначить. Подрагивающими губами хочу что-то сказать, но Никита опережает меня, разворачиваясь ко мне всем корпусом. Глаза красные, воспаленные, они ярко выражены на фоне глубоких синяков под глазами. Лицо словно посерело. Никита сжимает сигарету в руках, оглядывая меня с ног до головы, одним движением тушит окурок в пепельнице, не сводя с меня взгляда. Потом поднимет голову к лицу и пересохшими губами шепчет:
—Тебе доставляет удовольствие делать мне больно, Света? — голос глухой, словно он заболел, но даже этот звук сейчас сшибает меня с ног. Или потому что сказано с бесконечной болью в голосе, или потому что весь вид заставляет меня чувствовать себя дерьмом.