Нам с тобой нельзя

Орлова Юлианна

Отец стоит с Никитой, но последний ко мне спиной. Сейчас на нем обтягивающая футболка, не оставляющая мне никаких надежд на то, что я смогла бы проигнорировать эти мышцы. Чуть правее локтя замечаю безобразный шрам, ему от силы пара недель, но смотрится скверно, рваные края точно зашивали... как он вчера смог меня донести с такой раной?

 Снова мысленно себя ругаю, если бы я только знала…

Конечно, все внутренности скручиваются, мне хочется узнать, что случилось, как он себя чувствует, могла ли эта ситуация помешать ему вчера меня поздравить.

Я не знаю, почему именно этот незначительный факт так меня ранит, просто…иногда кажется, что это все, что у меня есть. Вот такие знаки внимания, а когда они испаряются, я словно становлюсь лишь слабой и невесомой тенью той самой Светы.

Никита оборачивается и замолкает, мне хватает секунд, чтобы вновь почувствовать этот скользящий заинтересованный взгляд по груди. Он мягко ластится к шее и замирает на губах. Проходит секунда, и мы сталкиваемся взорами. На его лице сейчас непроницаемая маска, я не могу ни считать, ни предугадать дальнейшую реакцию. Единственное, что скрывает серьезное напряжение, это пульсирующая венка на шее и дергающийся кадык.

Но все же я кокетливо улыбаюсь, мазнув заинтересованным взглядом по накаченной фигуре еще разок.

Хочу обнять, но мысленно ломаю себе руки за это желание. Смотрю на сомкнутые губы с едва заметным шрамом в уголке.

Это больно всегда, сколько бы времени ни прошло.

Ты обещал, что станет легче, но не становится.

Мужчина разворачивается и переводит взгляд на мою руку, едва заметно улыбаясь.

Никит, мне все так же больно. А тебе?

—Дочь, а не сильно ли откровенный наряд с утра? — папа складывает руки на груди и хмурится.

—Пап, ты говорил, что красоту надо показывать. Я и показываю, — улыбаюсь и подхожу к родителю. Пара объятий и нежный чмок — залог того, что он забудет о будущих шалостях.

—Но не так, чтобы мне потом пришлось выколоть глаза охранникам, они и так тут как в оранжерее, — недовольно бурчит, на что я очень старательно надуваю губы.

—Привет, — Никита хрипло шепчет. Горячее дыхание, кажется, упирается мне в лопатки. Но все это самовнушение, конечно.

—Привет, — поворачиваюсь и стою без движения. Никита подходит ближе и наклоняется. В нос ударяются нотки мужского одеколона и остаточный запах сигар. Он опять курит. Почему-то от этого становится больно, сердце заходится в неконтролируемом сердцебиении.

 —С днем Рождения, — внимательно осматривает мою шею, спускается к руке и замирает. — Вижу, подарок понравился.

—Очень…мило, спасибо.

С трудом заставляю себя отлипнуть от созерцания мужчины и уйти в столовую. Нет, хватит. Хватит. Никаких обсуждений, никаких послаблений. Я все так же зла.

Мы усаживаемся за стол, на котором уже столько вкусностей, что можно сожрать свой собственный язык. Слюна скапливается во рту.

—Мамочка, ты, как всегда, великолепна, — кричу так, чтобы она услышала на кухне.

—Может хоть бы помогла матери завтрак приготовить? Научилась бы готовить! — хрипло смеясь, отец усаживается за стол. Мне неловко это слышать и, разумеется, не хочется, чтобы Никита это слышал.

Да какая разница? Да, я не мастер-шеф, но с голоду не умру.

—Пап, если я не выготавливаю каждый день, это не значит, что не умею. Ты все еще в восторге от моей лазаньи, — делаю акцент на последнем слове, но все еще в оскорбленном виде откидываюсь на спинку стула.

—Не балуешь старика, дочь.

—Ты не старик, па. Еще молодежи дашь фору.

Папа огорчается по поводу возраста, особенно это видно на контрасте с мамой. Она у нас необычайная красотка, но на полжизни младше отца, так что он все еще переживает на этот счет. В отличие от мамы, которая за весь их брак ни разу не посмотрела на другого мужчину и всегда мне говорила, что мой папа ее идеал. Несмотря на их сложившиеся трудности в самом начале.

Мы ведь с Никитой тоже с большой разницей…ну и что? Папе ведь не помешало это жениться на маме? Почему я провожу аналогии? Стоп. Голова начинается разрываться от боли.

Делаю пару жадных глотков прохладной воды и кладу полупустой стакан на стол. Слишком громко. Капелька жидкости соскальзывает с губ и тянется вниз по шее. Я прямо чувствую, как Никита смотрит на ее плавное скольжение. Прикусываю губу и ловлю его заинтересованный взгляд.

Поймала.

—Всем доброе утро! — Аиша заходит на кухню и по очереди всех целует в щеку, а затем и мама появляется в проходе.

—Доброе утро всем, — заносит заварник с зеленым чаем. Жасминовый моя слабость. Никита все так же не сводит с меня взгляда, стоит мне переключить внимание куда-то. То есть, намеренно глаза в глаза мы не встречаемся, но пронизывающий нутро жар четче всего дает понять, что он смотрит. И ему точно нравится то, что он видит. Лямка шелкового платья сползает по плечу, и в последний момент я ловлю ее мизинцем.

То, с какой силой Никита в этот момент сжимает вилку, заставляет внутренности внутри плавится. Боковым зрением я улавливаю любое его движение.

Мы мило беседуем на разные темы, но, по недовольному бурчанию со стороны Никиты, можно понять, что он не настроен на разговор. Я же хохочу и поддерживаю все, о чем бы меня ни спросили, пока не наступает мой персональный ад.

—Так, раз уж мы все тут собрались. Я хочу кое-что сказать. Мне важно, чтобы вы услышали.

Мама не сводит с отца восхищенного взгляда, пока я начинаю понимать, что дальнейшее станет для меня точкой невозврата.

—Цветочек мой, спасибо тебе за нашу прекрасную дочь, за то, что подарила мне еще один смысл в жизни и направляешь меня каждый день. Без тебя не было бы меня. Я решил, что нам двоим нужна перезагрузка, от проблем, от работы и просто время для нас. Люблю тебя, — протягивает маме конверт, а затем нежно целует в щеку, прижимая к себе всем телом.

В голове набатом звучат дальнейшие слова.

Поездка на месяц.

Никита останется, чтобы присмотреть за делами.

И за мной. Ведь Аиша улетает на учебу дальше, а я остаюсь тут.