Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
– Пидор, падла гребаная! Убью выблядка!
Знакомый голос заставил очнуться. Сопляк куда-то исчез, а господин Изюмский…
– Прекратите бить! – крикнула я, еще плохо соображая, что произошло. – Лучше наденьте наручники!
– А где их, блин, взять? – «Вован» с сожалением опустил занесенную для очередного пинка ногу. – Ну ты, подруга, словно Христосик какой-то! Чуть не грохнули, а ты…
Все стало на свои места. Подозреваемый Кондратюк оказался там, где ему и должно находиться – на полу; его пистолет в руках у следователя Изюмского, а я… Я, как ни странно, жива.
– Еле успел! – дуб потер поясницу, скривился. – Кастетом, блин, врезал, сучий потрох! И в тебя, гад, целил! Хорошо, что успел подскочить!
Местоимения частично отсутствовали, но я поняла без перевода. Второй раз сопляк бы не промахнулся, но дуб подоспел вовремя. Тряхнул кроной, выбил «ствол», повалил урода на пол…
– Рация есть?
– А? – дуб недоуменно оглянулся, взмахнул рукой. – Да нет у меня, блин, рации! Ни хрена не взял. Сотовый – и тот на столе, блин, оставил!
– Ладно, – вздохнула я. – Успокойте… граждан.
Самое время. Кошачьи вопли заглушают музыку, кто-то уже у дверей. Я покачала головой, с силой провела ладонью по лицу, начисто забыв о помаде, и направилась к стойке.
– Граждане! – раздалось за спиной. – Я сотрудник городской прокуратуры Изюмский. Сейчас на ваших глазах… Да тихо, блин, пидоры сраные, харе орать!
Все-таки до конца соблюсти политкорректность «Вован» не сумел. Между тем бармен настолько расхрабрился, что осмелился выглянуть наружу. Увидев меня, он дернул носом, попытался нырнуть обратно, но опоздал. Я вынула удостоверение, ткнула «корочки» прямо в физиономию (нос снова дернулся).
– Телефон и бутылку коньяка. Французский есть?
Пока дуб объяснялся с прибывшими наконец жориками, я успела испробовать коньяк, убедившись, что он и вправду французский. Неужели бармен страха ради иудейского опустошил свой НЗ?! Впрочем, по горлу скребло, а в мозги не попадало. Зато нервы начало отпускать – понемногу, понемногу…
Хмурый лейтенант долго разглядывал мое удостоверение, затем я читала протокол, подписывала, даже умудрялась что-то пояснять, но ситуация проходила вскользь, словно не обо мне шла речь. Кажется, я велела не отпускать бедолаг-посетителей, дабы по свежим следам расспросить их о Кондратюке; напомнила о бармене – но в голове звенела пустота. Странно, меня могло уже не быть. Нет, странность не в этом! Стреляли в меня не впервые, и порой даже попадали, но почему-то именно сегодня пуля, просвистев мимо, заставила онеметь, забыться. Как все просто! Господи, как все просто! Раз – и нет старшего следователя Гизело. Раз – и нет сотрудника Стрелы. Раз – и некому будет смотреть дискету с пятиминутной записью того, что я много лет назад увидела на морском берегу, когда по песку катился синий мяч. Точно так убили Сашу. А я ведь даже не смогла попасть на его могилу, это где-то на Урале, говорят, туда пускают только своих.
Я – чужая…
– Ну, блин, подруга, дела! Отправили гада! – слегка помятый, но довольный дуб опустился на стул, сверкнул золотым зубом. – Чего, празднуешь?
Прийти в себя оказалось легче, чем думалось. Подруга? Ну, обнаглел!
– Господин Изюмский! Война кончилась, так что можно не конспирировать. Во внеслужебной обстановке можете называть меня по имени-отчеству.
Внезапно я показалась себе неимоверной занудой. Хотя почему показалась?
– Эра… Э-э-э… – дуб напрягся, вспоминая. – Игнатьевна. Мы этих… лиц… сейчас допрашивать будем?
Он не шутил. Первое дело, первая удача. Грешно смеяться.
– Завтра. Точнее, сегодня. Днем. А лучше вечером. Сядьте, Изюмский!
Он почесал затылок, но повиновался.
Я кивнула на коньяк.
– Это для вас. Для нас. Сейчас мы выпьем, и я вам скажу спасибо. Верней, уже сказала. Будь я юной красавицей, то в благодарность шептала бы вам слова любви до утра. Но я старая баба, очень хочу спать, поэтому мы выпьем и вы отвезете меня домой. За рулем усидите?
Дуб вздохнул, наполнил рюмки.
– Усижу. А насчет спасибо… Да чего там, Эра Игнатьевна! Сегодня я, завтра – вы.
– Аминь, – подытожила я и взяла рюмку.
Она показалась неимоверно тяжелой.
На работу я опоздала, причем вполне сознательно. Во-первых, следовало все-таки выспаться. Пугать своим видом подследственных грешно, а от недосыпа не спасает даже Анна Кашинская. А во-вторых, лишние расспросы. Городок наш, как ни крути, средненький. Средненький – и очень спокойный. Однажды Ревенко принес сводки по Нью-Йорку и Москве. Да, вот там моим коллегам приходится туго! Кентавров, правда, не встретишь, зато все остальное! Поэтому ночная разборка в «Мамае» для нас не просто ЧП. Это – ЧП-в-Кубе, Супер-ЧП. Значит, жди появления любопытных рож прямо посреди допроса с неизбежным идиотским: «Ну как?». Лавры и пушечный салют мне ни к чему, посему я решила отдать им на съедение господина Изюмского.
Пусть отдувается, ему с непривычки в охотку будет.
Но вышло иначе. Когда в половине одиннадцатого я переступила порог, стало ясно: никому в нашей богоспасаемой конторе нет дела до ночной стрельбы по старшему следователю Гизело. Ни шефа, ни Ревенко не оказалось на месте, дуб тоже отсутствовал, и по всему выходило, что наше ЧП – еще не ЧП.
Все выяснилось сразу. Кентавры! Опять кентавры!
И на сей раз – очень серьезно.
Привыкаешь ко всему. Когда я впервые увидела лохматых рокеров на стареньких мотоциклах, то и внимания не обратила. Мало ли их? Правда, меня предупредили: через несколько дней (как гласит столь любезная моим боссам теория Семенова-Зусера!) произойдет адаптация, и я действительно увижу.
Увидела. Батюшки светы!
Впрочем, это только поначалу было «батюшки светы». Привыкла. Хотя до сих пор никто и ничто не заставит меня прикоснуться к… ЭТОМУ. Расизм? Пускай. Но когда я вижу шевелящиеся колеса, растущие прямо из поясницы!..
А в целом, кенты как кенты. Вроде цыган. Цыгане катастрофу не пережили, зато кенты охотно заняли их нишу. С теми же проблемами.
На этот раз все обернулось скверно. Ночью – в то время, когда дуб столь неудачно приглашал подозреваемого Кондратюка на танец, – патруль подобрал на Дальней Срани двух девочек. Обеим по пятнадцать, еще школьницы. Обе были живы – и живы до сих пор, хотя врачи на расспросы только разводят руками. Обеих изнасиловали – страшно, беспощадно. Несчастных отправили в неотложку… и мигом прошел слух, что это сделали кенты.
О кентах болтают всякое – порой и похуже, но сегодня…
Толпа вышла на улицы. Кентавров под рукой не оказалось, поэтому запылал райотдел милиции. Затем новый слух бросил озверевших людей к старому девятиэтажному дому, где якобы в подвале скрывалась пара кентов. Кентавров не нашли, зато начался погром…
Теперь Никанор Семенович там, и Ревенко там, и, как я поняла, мэр тоже.
Н-да, дела…
Странно: все эти годы кенты – несмотря на их омерзительные колеса – казались мне наиболее понятными из всего, что довелось увидеть. Может, потому, что еще в детстве начиталась всяких Стругацких с Муркоками по поводу разнообразных мутантов. По крайней мере, для объяснения их колес не требуется менять картину мира. Не кентавры важны. Важно другое: почему в последние полгода они все чаще попадают в сводки происшествий? Мутация продолжается? Или кому-то это очень выгодно? Может, кенты вдобавок и бродячих собак едят?