Нам здесь жить. Тирмен
Шрифт:
Странное получалось дело. Нас бывший сотрудник НИИПриМа интересовал сам по себе. Боссам уже не первый год любопытно, что творилось в Институте N 7 под видом «прикладной мифологии». Допустим… Допустим даже, кто-то из здешних узнал об этом пиковом интересе и поспешил ликвидировать старика. Но ведь его не ликвидировали! Трудно, что ли, подсыпать какую-нибудь дрянь в водочную бутылку, или пустить в артерию кубик воздуха из шприца! Помер себе алкаш – и аминь. Первач-псов испугались?.. но искомый варнак Кондратюк тоже, по всему видать, плевать хотел на «психоз Святого Георгия»!
И еще. Дело у меня отобрали. Допустим, из веских соображений. Но зачем оставили «хвост»? Почему этот драчливый сержант из числа дружков кобелька-литератора до сих пор жив-здоров? Почему не лежит где-нибудь в заснеженном овраге на радость одичавшим собакам?! Впрочем, собак-то в городе почти не осталось. Как и бомжей. Тоже загадка, но из другого файла.
Выходило так, что этим, неизвестным, нужен исключительно Молитвин. Это раз. А во-вторых, они уверены в своей безопасности. Более того, безнаказанности…
Откуда-то вынырнул(а) официант(ка), выставив на стол нечто в низких толстостенных бокалах. Очевидно, дуб уже успел сделать заказ. Не долго думая, я протянула руку к ближайшему бокалу, отхлебнула – и в следующий миг почудилось… Куда там – почудилось! Граната Ф-1, растворенная в серной кислоте – вещь куда более милосердная… Неужели? Точно!
Текила!
Я глотнула воздух – не помогло, глотнула еще раз…
– Круто, подруга, да? Я, как хлебну, в натуре отпадаю!
Дуб глядел на меня с золотозубой усмешкой, явно ожидая одобрения. Еле удержавшись от насилия физического, я собралась было объяснить, отчего не следует предлагать даме текилу, да не просто объяснить…
И тут мой гневный взгляд скользнул по стойке.
Разыскиваемый Кондратюк имел место быть! Как ни в чем не бывало, держа в руке знакомый толстый бокал, не иначе тоже с текилой – стоял у стойки и точил с барменом лясы.
Одного бармена ему явно оказалось мало.
– Сзади, – произнесла я как можно спокойнее. – У стойки.
Пока племянничек переваривал новость, я с запоздалым раскаянием сообразила, что стойка, строго говоря, мой сектор наблюдения. Так сказать, сфера отвественности. Впрочем, заметила – и заметила. Теперь…
– Ага! – в полумраке тускло блеснул златой зуб. – Ты, подруга, посиди, я его враз…
Все-таки тяжело иметь дело с флорой, пускай древесной.
– Враз чего? – поинтересовалась я. – У тебя что, ордер есть?
Дуб погрузился в раздумья. Иногда такое даже полезно. Вообще-то под подобное дело ордер можно было бы и получить, даже под анонимный звонок, но «Вован», естественно, об этом не подумал. Лишний же раз доказывать начальству, что я не верблюд, совершенно не хотелось. Тем паче, завтра мне сей джокер – с ордером и его отсутствием – и самой пригодится. Значит, максимум, что мы можем, это побеседовать.
И беседовать, конечно, придется мне.
Тем временем Кондратюк, качнув серьгой, направился за один из пустующих столиков. Я его успела разглядеть. Ничего особенного: хилый, узкоплечий, прыщавый. Правда, глаза странноватые. Или это мне почудилось?
Подойти?
– Вот что, – решила я. – Сходи-ка, Вован, да на танец его пригласи.
Дуб бросил на меня дикий взгляд, облизнулся.
– Давай-давай! – подзадорила я. – Скажи, что ты, блин, в натуре, в него втюрился, что тебе без него нереально…
В душе мне стало немного жаль великого следователя Изюмского. Дуб-то он, конечно, дуб; но с другой стороны…
– А-а… может быть, ты, подруга?..
– Он от меня убежит, – вздохнула я. – Пригласи его, пообжимайся, присядь за столик, а тут и я подойду. Не киксуй, братан, в следующий раз к кентам пойдем!
Упоминание о кентаврах его, похоже, добило.
– Так, это… Ну…
– Следователь Изюмский! Приказ поняли?
– Так точно!
Дуб обреченно вздохнул, приподнялся. Я поспешила отвернуться, дабы не смущать. Внезапно вспомнилось: много лет назад меня тем же способом «выводили» на дамочку-лесбиянку. После колонии, казалось, ко всему довелось притерпеться, а все равно было противно. Потом целый день отмывала помаду с шеи.
Тяжко ступая, дуб переместился к нужному столику, наклонился. Я представила, как шевелятся его толстые губы. Бедняга! Вот он выпрямился, его визави дернул плечами, не торопясь встал…
Что случилось дальше, я не успела заметить. Миг – и следователь Изюмский, скрючившись и прижимая руки к животу, тихо оседает на пол, а подозреваемый Кондратюк с завидной резвостью мчится к двери…
…чтобы наткнуться на меня. Бегает он, конечно, хорошо, но и мы не лыком шиты.
– Стоять!
Оружие доставать не стала. Зачем? Этот сопляк…
Уклониться я все-таки успела – чудом. Уклониться, пригнуться, отскочить. Рука с кастетом ушла в сторону, ублюдок дернулся, пытаясь повернуться и ударить снова, наотмашь, но я уже была начеку. Подобные финты проходят только один раз. В висок? Нет, жалко, лучше по запястью.
Через секунду кастет лежал на полу. Я крепче прихватила потную кисть на болевой, одновременно фиксируя локоть, чтобы старым ментовским приемом завернуть за спину и рвануть со всей силы – до поросячьего визга и зеленой слюны. Но сопляк оказался проворнее. Левая рука скользнула за пояс, под свитер…
Все-таки я растерялась. На какое-то мгновенье, но хватило и этого. В уши ударил грохот, неожиданный и дикий после сладкой музыки, жаркая муха мазнула по волосам… Промазал! Эта сволочь лихо дерется, но стреляет скверно. Совсем скверно. И медленно. Или у него затвор заело?
Новый выстрел – почти в упор. Я не успела. Ничего не успела, даже подумать о мяче, синем мяче, катящемся по песку…
Вокруг кричали, перепуганные посетители резво падали на пол сбитыми кеглями, бармен исчез за стойкой, а я по-прежнему стояла, словно вбитая в землю свая. Убили? Вроде нет. Ранили? Тогда почему не больно? Или вначале всегда не больно? Когда в меня попали в тот раз…