Нантская история
Шрифт:
— Я не отвлекаю вас разговором?
— Напротив, это помогает мне забыть хотя бы о запахе…
— Тогда, может, поговорим?
— О чем, святой отец? — спросила я с подозрением.
— Ну, например о вас.
— Думаю, можно подыскать и более пристойную тему для беседы.
— О вас и о вашем отношении к вере…
— О! Так и думала, что вы рано или поздно вновь вернетесь на эту тропинку. Я думала, вы занимаетесь душеспасительными разговорами только в рабочее время.
— У меня нет рабочего времени, Альберка, все мое время
— На вашем месте я похлопотала бы перед патроном хотя бы об отпуске… Ах да, у вас же односторонняя связь.
— Вы всегда начинаете язвить, когда разговор заходит о душе, как я заметил.
— Со своей стороны могу заметить, что в этой ситуации вы становитесь занудным и неуклюжим морализатором. Я не избегаю разговоров об этом, но и не стремлюсь к ним. Не моя епархия, если вы понимаете.
— Так, может, то, что я здесь оказался, в некотором смысле знак Господен? И это намек для вашей блуждающей в потемках души, указание на некую тропу, ей предназначенную?
— В следующий раз, когда Господь вздумает подавать мне знаки, пусть воспользуется более традиционными способами. И, надеюсь, ему не придет в голову зажигать куст. Во-первых, на этой улице уже двести лет не растет даже бурьян — кислотность почвы, а во-вторых, у нас есть автоматический огнетушитель.
— Почему вы не крещены, Альберка?
Я взглянула на отца Гидеона краем глаза. Он был на редкость серьезен и, судя по тому, как он внимательно смотрел на меня, вопрос был отнюдь не риторическим.
Я вздохнула.
— Так получилось.
— Как случилось, что вас не приняли в лоно Церкви при рождении?
— Жаль, нельзя сейчас принять вина — желудок Клаудо не выдержит… Разговоры с вами с недавних пор нагоняют на меня страшную жажду. Мои родители были крещены, святой отец, если вам от этого станет легче.
— Но не вы.
— Удивительная прозорливость.
— Извините за бестактность, — мягко сказал он, и очки его блестели сейчас тоже мягко, каким-то лунным светом, — Некрещеному человеку, особенно с вашим складом характера, должно быть, неприятны разговоры с клириком.
— Да, но пусть это вас особо не смущает. В конце концов это же ваша работа. Если бы и мне нашлось такое непыльное местечко, на котором можно день-деньской восславлять невидимое и познавать непознаваемое, да еще и получать за это хороший куш, позволяющий жить в хорошем районе, с недурным столом и прислугой, я бы тоже ревностно относилась к конкурентам.
— Вас могли не крестить в младенчестве по какой-то причине. Например, болезнь местного священника. Или долгое путешествие. Или…
— Или отречение всего городка от Церкви, — вставила я, — Или нежелание крестить рыжих, распространенное в некоторых землях, ведь рыжие, как известно, есть сосуд греха и кладезь порока.
— Это мнение было опровергнуто еще полвека назад, на Третьем Кёльнском Соборе!..
— Неважно. У ребенка в Империи есть много способов избежать крещения. Например,
— Я верю, что у вас было серьезное обстоятельство, пусть даже вы не собираетесь о нем распространяться. Это ваше право. Но почему вы не приняли веру в более зрелом возрасте?
— И горазды же вы болтать… Ей-Богу, лучше бы я попросила остаться Бальдульфа. Его пальцами только подковы гнуть, но он хотя бы молчит за работой.
— У меня есть предположение, что вы отказались от крещения из-за беды, которая с вами случилась.
— Какой беды, отче?
— Я имею в виду тот трагический случай или болезнь, который лишил вас возможности двигаться.
— Дьявол! То-то я в последнее время как будто бы замечаю что-то такое!..
— И я могу вас понять. Подобное горе должно было подорвать ваш дух и сказаться на вере. Это тяжелое испытание, но помните, что Господь посылает свои испытания только тем, кто их достоин, и кто в силах их выдержать.
— Почему Господу не пришло в голову проверить меня на выносливость, используя двухсотквартовую бочку мальвазии? Черт вас раздери, это было бы и верно любопытное испытание.
— …и нет ничего удивительного в том, что ваш дух оказался сломлен этим. Я думаю, именно в этом корень кризиса вашей веры, Альберка. Если вы позволите мне помочь вам, может быть, вместе нам удастся преодолеть это.
— Благородный порыв, святой отец. Но вам не кажется, что у нас сейчас есть и более важные задачи? Например, спасти вашу шею.
— Моя шея не представляет особой важности. Я уже не молод, и сколько мне отмерено я не знаю. Наше предприятие может не увенчаться успехом, как вы понимаете. Но если бы мне удалось привести к свету заблудшую душу… Я бы считал, что этот бой со скверной выигран мной, хотя бы по очкам.
Он улыбнулся. Улыбка у него была располагающая, как и прежде, но все же неуловимо другая. Что-то изменилось в нем с тех пор, как перед его лицом погиб мученической смертью человек, которого он даже не знал. Должно быть, хоть он и старался не подавать виду, это внутренне подломило его. Для Сигивальда-Утопленника это было бы не более чем забавным эпизодом, но человек, который называл себя отцом Гидеоном, к этому относился иначе.
— Ну ладно, позволю вам потешить свою душу, отче, почувствовать, что разжалобили несчастную безбожницу. Только зря вы пытаетесь приплести веру к тому, что… я имею в виду, к тому, что изменило меня. Эти события не очень-то связаны. Вы все-таки хотите услышать, как это случилось, а?
— Мне безразлично, какая трагедия вас постигла, — твердо сказал отец Гидеон, — Я хочу понять, где угнездился тот корень, который не пускает вас к спасению вашей души. И мне кажется, что корень именно здесь.