Напарник чародея
Шрифт:
— Такое желание соответствует моим знаниям о молодых особях мужского пола, представляющих ваш вид, Род. Но если ты хочешь оставить дом, почему бы не спросить разрешения отца?
— О, послушай, Фесс. Если бы он мог отправить меня в колледж на Земле, он бы это сделал!
— Я имел в виду не финансовую поддержку, а моральную.
— Он этого не одобрит, Фесс. Он решит, что я спятил — отправляюсь неизвестно куда на бродячем торговце. И еще он будет очень беспокоиться.
— Мне кажется, ты недооцениваешь своего отца, босс хозяин сахиб.
— Ты шутишь?
— Ты не можешь знать, какие мысли одолевали твоего отца в молодости, хозяин босс раджа.
— Фесс, ты ведь помнишь: дедушка каждые несколько недель говорил мне, что как только вырасту, я должен улететь с Максимы?
— Ты должен принять во внимание, что твой дед больше не обладал здравым рассудком, молодой эфенди.
— Да, и теперь я знаю, что свело его с ума! Каждый раз, говоря мне, что я должен улететь, он напоминал, что такой же совет давал папе.
— У твоего отца было слишком большое чувство ответственности, чтобы поступить так эгоистично, молодой хозяин батюшка.
— А по-моему, это чувство не больно-то мешало ему спокойно жить дома как до, так и после того, как дед спятил. Он ведь весь остаток жизни провел тут, на задворках имения, заботился о дедушке и о нас и безнадежно ждал: может, что-то случится с дядей Деспаром и с кузеном Рупертом. Но с ними ничего не случалось.
— Да не случится с ними ничего дурного! Но пример самопожертвования отца должен служить тебе прекрасным образцом, молодой хозяин баас!
— О, абсолютно прекрасный. И я собираюсь сделать все, чтобы со мной такого не повторилось! Торговец с Марса уже пришел, и капитан говорит, что им не помешают лишние руки. В полночь они уходят с орбиты, направляясь к Тритону. И я отправляюсь с ними! Позаботься, чтобы мой багаж доставили в космопорт к одиннадцати часам, Фесс.
— Как прикажешь, очень молодой хозяин, — Фесс вздохнул. — Но тем временем остается вопрос о сегодняшнем бале. Если тебя там не будет, возникнут вопросы.
— Да я сам знаю! Куда, ты думаешь, я собираюсь? К тому же если я пойду на бал, никто не будет меня ждать дома раньше полуночи... Ага, вот она, — из угла шкафа Род извлек кружевную рубашку. Набросил поверх трикотажной майки. — Ух ты! Мне нравятся выходные костюмы, но в этом году с ними очень уж переусердствовали.
— Ты выглядишь элегантно, молодой хозяин босс.
— Для элегантности требуются большие чемоданы, Фесс, а я беру с собой немного багажа. Как бы мне хотелось не ходить на этот бал!
Робот издал поток белого шума, который у него является эквивалентом вздоха.
— Ты можешь победить скуку, напомнив себе, что, вероятно, это твой последний бал, Род. Но у некоторых молодых леди удивительные сердца...
— А также унылый вид и лица, как вареная картошка. Нет, я не справедлив, вычеркни «вареная».
— Но ведь их фигуры вызывают твой интерес.
— Да кто сейчас разгладит у них фигуру под тем, что они столько на себя навешивают? Наверное, это даже к
Робот не стал упоминать, что сам Род может стать примером последствий инбридинга. Это не совсем справедливо и к тому же было бы просто холостым выстрелом.
— Должен посоветовать тебе соблюдать вежливость, молодой хозяин сахиб. Нет причины вымещать свое раздражение на молодых леди.
— Да, ты прав, — Род вздохнул. — Не их вина, что они так непривлекательны или что я неудачник, который не может остепениться, растить семью, ходить на работу, бродяга, который ищет приключения! Возбуждение! Независимость! — глаза его заблестели. — Вот жизнь для меня — подальше от своих сородичей! Не быть ни с кем связанным! Абсолютный индивидуализм! Надежда только на самого себя! — он снова вздохнул со счастливой улыбкой, потом покачал головой и повернулся, позволяя роботу вставить запонки в рукава. — Собери мои вещи, Фесс.
Не успел Род появиться на балу, как на него навалилась дикая скука, как он, впрочем, и ожидал. Не в том дело, что ему не нравились накрахмаленный воротник и раздвоенные фалды фрака; напротив, костюм делал его чуть выше и добавлял упругости походке. Он чувствовал себя персонажем из пьесы девятнадцатого столетия в этом белом галстуке и с фалдами.
И не атмосфера, царившая на бале, его отталкивала. Род всегда имел склонность к фантастическому, как будто ему не исполнился двадцать один год и он не перерос игры «Представим себе...» Он очень удачно играл в любительском театральном обществе Максимы и состоял в оперной ассоциации Максимы. Нет, если говорить об исполнении роли великосветского денди, то тут он был в своей тарелке.
И репертуар его вполне удовлетворял несмотря на то, что танцы были подобраны слишком спокойные: Роду нравились вальс и даже менуэт: они очень соответствовали роли. Нет, все дело было в обществе. Просто в зале не оказалось ни одного человека, с кем ему интересно было бы поговорить, и определенно ни одной привлекательной молодой женщины.
— О, как мне нравится ваш костюм! — прочирикала леди Матильда Болвил.
— Я счастлив, — пробормотал Род, Лучше бы ей понравился обладатель сего костюма, ибо все мужчины в зале были одеты в аналогичные фраки и смокинги. — А ваше платье просто очаровательно, — он галантно не стал объяснять, кого оно может очаровать.
— Спасибо, — она застенчиво полуотвернулась, опустив ресницы и напомнив Роду телевизионный клип с коровой, который показал ему учитель, когда Роду было десять лет.
Но она явно загоняла его в угол, пытаясь заставить пригласить на танец, и ему ничего не оставалось, как сделать это. Вздохнув про себя, он набрался мужества и предложил:
— Потанцуем?
Она расцвела в улыбке.
— С радостью!
И они погрузились в вихрь кринолинов и фраков.
Но когда танец кончился, Матильда продолжала крепко держать Рода за руку с явным намерением монополизировать его на весь вечер.