Наперекор судьбе
Шрифт:
— Я думала, что ты уехал, — проговорила она. — Но ты вернулся… Каким образом!
Он взял ее дрожащие руки в свои и крепко сжал, глядя на нее с едва заметной улыбкой и тем нежным выражением серых глаз, которое удивило Хью Мерея.
— Алан будет жить, — мягко сказал Камерон.
Вошел бодрый, порывистый доктор Стюарт, сосредоточенно кивнул Камерону и Фионе, прежде чем переключить свое внимание на кровать.
Фиона
Ей не оставалось ничего другого, как посвятить себя заботе о брате и сломленном горем пожилом человеке, ее отце. Дни шли, а жизнь Алана по-прежнему висела на волоске. Долгие часы, проведенные на снегу, обернулись для него пневмонией, к тому же у мальчика оказалась повреждена спина, что грозило последствиями, о которых доктор Стюарт боялся говорить вслух. Финлей практически не отходил от постели сына, он спал здесь же и наравне с Элисон и Фионой ухаживал за сыном. Но он ни разу ничего не сказал о том человеке, который принес мальчика домой.
— Мне кажется, это не дает ему покоя, — заметила однажды Элисон, когда принесла Фионе поднос с чаем к ней в спальню. — Это постоянно бередит ему душу и растопило лед внутри. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Он стал тебе дорог, Элисон, — тихо заметила Фиона. — Я хотела бы, чтобы у него была такая женщина, как ты, которая могла бы приглядывать за ним.
— Я стараюсь, — улыбнулась Элисон.
— Я имела в виду… навсегда. Думаю, он мог бы сделать тебе предложение, если бы осмелился. Если бы не случилось это несчастье…
Элисон ничего не ответила. Она стояла и молча смотрела на неподвижное тело мальчика на узкой кровати, затем просто сказала:
— Все обойдется, Фиона. Алан поправится. Это было ужасное испытание для всех нас, особенно для вашего отца.
Фиона постоянно цеплялась за эти слова впоследствии, черпая в уверенности Элисон силу, которой ей могло бы и не хватить, поскольку дни шли, а от Камерона не было никаких вестей, и надежда, вспыхнувшая было в ее сердце, постепенно угасала.
Наконец доктор Стюарт принес ей от Камерона письмо. Это случилось в тот самый день, когда он объявил, наконец, что жизнь Алана вне опасности. Посчитав это за доброе предзнаменование, Фиона дрожащими пальцами взяла письмо, но открыла его только у себя в комнате.
«Дорогая Фиона.
Мне не хватило смелости, чтобы прийти самому и сказать тебе это, но, видимо, я не герой. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я полагаю, что нам лучше расстаться. Прости меня за все, моя дорогая. Я уезжаю в Эдинбург.
С уважением, Айэн Камерон».
«С уважением…» Она смотрела на эти слова, задевшие ее гораздо больнее, чем сам его отъезд; их холодная формальность глубоко ранила ее, однако все существо Фионы отказывалось верить, что это конец. Это неправда, повторяла она. Это не может быть правдой!
Элиза, вспомнила она, ведь Элиза говорила об этом. Она не хотела ей верить, но теперь сам Айэн дал ей открыто понять, что больше не любит ее. Он уезжает в Эдинбург — к Элизе!
Сломленная отчаянием, она упала на кровать, отказываясь верить в то, что это и в самом деле случилось, что он бросил «Гер», она не могла думать о нем отдельно от «Гера». В этом клочке земли заключалась вся его жизнь, он так много значил для него, он не мог бы так измениться за одну ночь.
Но может, он решил, что она передумала в тот злополучный день, когда она не смогла приехать в Инвернесс, который теперь остался так далеко позади. Но ей показалось, что он все понял, когда принес Алана в дом.
С трудом дождавшись утра, Фиона вышла из дому.
— Вам нужно подышать свежим воздухом, — посоветовала ей Элисон. — Доктор Стюарт говорит, что теперь Алана можно оставлять одного. Перспективы самые обнадеживающие, и, даже если ему придется оперировать спину, он обязательно поправится.
Однако идти ей было некуда, единственным стремлением Фионы всегда был «Гер», но теперь путь туда был закрыт для нее навсегда. Она не осмеливалась взглянуть в сторону фермы, страшась увидеть ее брошенной и пустой. Почти против воли она вдруг обнаружила, что направляется в сторону открытого места над озером, но, прежде чем она дошла до него, ей стало ясно, что ее кто-то опередил. На снегу между деревьев виднелись следы, тяжелые и черные, и она застыла на месте, увидев массивную фигуру отца, стоявшего внизу на самом краю у озера.
Фиона думала, что отец ее видит, но он неожиданно поднял голову и медленно направился к ней.
— Здесь ничего не осталось, — сказал Финлей. — Все пропало… снегом занесло.
Она догадалась, что он имел в виду. Эта снежная буря унесла многое, и страдания последних дней, когда он в страхе думал, что навсегда потерял сына, изменили его. Ему больше не был нужен «Гер», и он был этому рад. До него дошло наконец, что именно Камерон нашел и принес домой Алана, но он до сих пор не показывал, что знает это.
И хотя это ничего не меняло в ее горе, Фиона испытала большое облегчение, зная, что он не желает больше мстить Камеронам.
Он шагал рядом с ней к дому, и она чувствовала, что ему нужно сказать ей очень много, но он не мог пока преодолеть последнего барьера.
И ей самой не хватило духу перекинуть мостик через пропасть, разделявшую их прежде, ее сердце и ум были отравлены горечью и мыслями о будущем, она пыталась представить, как ей жить дальше… без Айэна и «Гера». Так много счастливых мечтаний было связано с этим местом, что она не могла спокойно думать о «Гере» и продолжала верить, что Айэн вернется, потому что знала, как он ему дорог.