Наперекор всему
Шрифт:
«Неужели сын окончательно порвал со своей невестой?» – то и дело появлялась у генерала назойливая мысль, пока он трясся в офицерском вагоне воинского эшелона, доставлявшего остатки поредевших в боях полков в глубокий тыл для переформирования.
Не ведая, когда состав прибудет в Петроград, Баташов не стал тревожить супругу телеграммой, и потому на перроне варшавского вокзала его никто не встречал. Выйдя из вагона, он с удивлением обнаружил явно несвойственную столице тишину. Казалось, что жизнь здесь замерла. Не носились взад и вперед услужливые носильщики, не видно было даже полицейских, которые обязаны были встречать каждый прибывший поезд. На пустующей пристанционной площади не видно было пролеток. Только возле будки торчал какой-то полицейский чин, который, увидев направляющегося к нему генерала, выпучил от напряжения глаза и вытянулся во фрунт.
– А что, служивый, – обратился к нему Баташов, – куда «ваньки»-то подевались?
– Не могу знать, ваше превосходительство! – гаркнул околоточный. – Никак бастуют, – доверительно промолвил он, и глаза его суетливо забегали по площади в поисках хоть какого-то транспорта для генерала.
В это время на площадь выехал автомобиль, и околоточный сразу же кинулся ему наперерез.
– Стой! – грозно крикнул он и приподнял для убедительности свою «селедку» [1] .
1
Полицейская шашка.
Водитель резко затормозил, и полицейский, подбежав к авто, услужливо открыл дверцу.
– Ваше превосходительство, извольте! – крикнул он генералу.
Удивленный бесцеремонными действиями околоточного Баташов подошел к машине.
– Вы не имеете права… – пищал невысокого роста водитель, одетый в кожанку.
– Молчи, тараканья титька! Авто временно реквизируется по закону военного времени, – грозно прорычал околоточный и положил руку на эфес своей шашки. Этот жест подействовал на водителя отрезвляюще, и он, безнадежно махнув рукой, пропищал высоким фальцетом:
– Присаживайтесь, ваше превосходительство! Куда прикажете?
Баташов поблагодарил служивого, одарил его рублем, за что тот чуть было не кинулся его от радости целовать.
Назвав шоферу улицу и номер дома, генерал, уловил на себе его недовольный взгляд.
– Не сердись, любезный, я заплачу, сколько надо, – добродушно промолвил он.
Автомобиль тронулся с места и вскоре вокруг замелькали до боли знакомые дома, улицы и переулки. Какую-то напряженность и пустоту Баташов ощутил и на некогда многолюдных и шумных улицах Петрограда. Редкие пролетки попадались на пути, а немногочисленные прохожие при виде автомобиля старались скрыться с глаз долой, затеряться в многочисленных переулках.
– Забастовки, – заметив недоуменный взгляд генерала, промолвил водитель. – В городе идет молва, что ввиду военного времени конная и колесная полиция будет применять по забастовщикам оружие без предупреждения. Вот жители со страхом и косятся на авто.
Для Баташова было неожиданной новостью то, что здесь, в глубоком тылу, в столице Государства Российского, происходят революционные брожения, неповиновение властям.
«Что деется? – искренне возмутился он про себя. – А мы-то воюем в полной уверенности, что общество поддерживает нас, своих защитников. Ан нет, и здесь, среди народа, оказывается, затесался враг».
Уже темнело, когда автомобиль остановился у заветного дома. Одарив шофера рублем, Баташов по-мальчишески легко взбежал на крыльцо и с замиранием сердца дернул за цепочку звонка. Вскоре дверь широко распахнулась, и он увидел на пороге свою незабвенную Варвару Петровну.
– О, Господи! – только и смогла произнести супруга и начала медленно оседать.
– Ну что ты, матушка? – хриплым от волнения голосом промолвил генерал и вовремя ее подхватил.
– Ой, батюшки! – послышался истерично-звонкий голос горничной. – Барышня, ваш батюшка Евгений Евграфович изволили приехать!
В прихожую вбежала обрадованная дочь и, увидев, что maman без чувств висит на руках отца, чуть было сама не упала в обморок.
– Всем стоять! – неожиданно скомандовал генерал, и от этого резкого и в то же время радостного, родного голоса очнулась Варвара Петровна и передумала падать в обморок Лиза.
В следующее мгновение мать и дочь обессиленно повисли на шее главы семейства, сквозь слезы благодаря Бога за такой нежданный подарок…
Днем позже, ранним утром, вся семья Баташовых направилась на поезде в Царское Село навестить Аристарха.
Накинув белоснежные халаты, генерал, Варвара Петровна и Лиза чинно проследовали по просторным коридорам Екатерининского дворца к палате выздоравливающих. Чтобы не шокировать своим неожиданным появлением Аристарха, Баташов предложил войти сначала дочери и супруге.
Зайдя в затемненную непроницаемыми для света шторами комнату, женщины не сразу заметили на дальней кровати Аристарха, который в это время, улучшив момент, притянул к себе свою очаровательную сестру милосердия, чтобы страстно ее расцеловать. Но, как только дверь открылась, Дуняша оттолкнула его от себя и начала торопливо оправлять на голове белую косынку с красным крестиком.
От глаз Лизы, несмотря на полумрак, не ускользнуло невольное замешательство девушки, стоящей у кровати брата. Но она не стала посвящать в свои подозрения мать и, обрадованно всплеснув руками, направилась к Аристарху. Следом вошла Варвара Петровна.
– Что с тобой, мой мальчик, – воскликнула maman, приблизившись к кровати.
Услышав взволнованный голос матери, Аристарх резко вскочил с постели и торопливо запахнулся в больничный халат.
– Не волнуйтесь, maman! – удивленно и радостно воскликнул он. – У меня все нормально.
– Ну и слава Богу, – удовлетворенно промолвила Варвара Петровна, – а я-то, старая, думала, что тебя опять лихоманка скрутила. Дай-ка я тебя расцелую…
Обняв и расцеловав сына, мать перевела свой взгляд на сестру милосердия, с интересом прислушивающуюся к разговору.
– Голубушка, – ласково обратилась она к ней, – будьте любезны раздвинуть шторы. А то я сына своего никак не разгляжу.
Дуняша услужливо кивнула своей милой головкой и привычным движением рук, словно волшебница, впустила в комнату неиссякаемый поток солнечных лучей, на мгновение ослепивший всех.