Наперекор земному притяженью
Шрифт:
— Так ты разведай себе как следует цели и дай по пим беглый огонек по две-три мины на ствол. Сколько будет трижды двенадцать? Вот так. Это нам «катюши» заменит. Отстали наши-то, дивизионные.
Батареи открыли огонь.
— Молодец Насонов, молодец. И наши пушки неплохо работают!
Василий Федорович был доволен результатами огневого налета.
— Товарищ майор, рядом с Насоновым взвод полковых орудий лейтенанта Гончарова, — начальник артиллерии нашего полка капитан Френкель, опустив бинокль, рукой показал в сторону леса.
Эскадроны продвигались вперед с большим трудом, тесня противника к западной окраине города.
— Френкель! — обратился Симбуховский
На правом фланге первый эскадрон вырвался вперед. Заметив это, комбат минометчиков решил поддержать его огоньком. Было видно, как перебежками к боевым порядкам эскадрона минометчики потащили свое оружие.
— Это он, наверное, взвод Пушкарева послал, — заметил кто-то из штабных офицеров.
Этот взвод был знаменитым в нашем полку. В нем в одном расчете служили три родных брата Сотники: Алексей, Петр и Федор. Ребята в полку шутили: «Наши Сотники немцев бьют сотнями!» Шутка шуткой, но воевали они здорово.
Артиллеристы Гончарова выкатили свои орудия на прямую наводку. На шоссе показались два немецких тапка. До них было метров двести. Два выстрела — один танк загорелся. После двух других выстрелов заполыхал и второй. И в этот момент мы заметили высыпавшую из-за леса немецкую пехоту. Тут же открыли огонь наши минометчики. Разрывы мин накрыли цепи атакующих. Многие из них, повернув, перебежками бросились назад к лесу. Заметив это, Гончаров двинул свои пушки ближе к шоссе, на котором уже горели подбитые его орудиями два танка. В этот момент из-за леса выползли еще с десяток танков, за ними шли автоматчики. Три танка повернули в сторону гончаровских пушек. Расстояние между ними быстро сокращалось. Выстрелы, разрывы снарядов, снова выстрелы… Один танк остановился. Но тут же прямым попаданием было выведено из строя одно из наших орудий. А второе-то стояло совсем рядом! Было видно, как Гончаров побежал туда, пригнулся к орудию. Выстрел! Вздрогнув от удара, остановился и тут же задымил второй танк. Третий остановился рядом, дернулся от выстрела…
Второе наше орудие, за которым находился Гончаров с двумя казаками, скрылось в дыму. Оба расчета погибли.
Ожесточенный бой за Ровно продолжался двое суток. Противник яростно сопротивлялся. Тяжело пришлось нашему полку. Подмоги никакой, оторвались мы от фронтовых частей ощутимо. Да и потери давали себя знать. А немцы предпринимали атаку за атакой. Их танки уже несколько раз врезались в боевые порядки казаков, и, если бы не своевременная помощь наших танков, отразить контратаки нам было бы не под силу.
В город полк ворвался буквально на плечах противника.
Остатки немецкого гарнизона и подразделений, оборонявших Ровно, поспешно отходили по дороге на Дубно.
Из моего фронтового дневника:
«2 февраля. Ровно наше! Противник в двух километрах — в дер. Тынное.
3 февраля. Из всей дивизии остались в Ровно одни. Остальные полки ушли, от штаба дивизии отрезаны. Ведем бой за Тынное.
4 февраля. Продолжаем бой за Тынное.
6 февраля. Вышли к дер. Караблище. Начинаем двигаться по направлению к Дубно. Ведем бой за хутор Черешнивка».
Вскоре эскадроны заняли Черешнивку, потом — Похорельце. На дорожной насыпи стоял столб с прибитой жестянкой. На ней по-немецки: «Дубно — 6 км».
Противник обстреливал шоссе и мост через ручей. Но огонь был не прицельным, немцы вели его так, на всякий случай, чтобы мы знали, что по шоссе идти не стоит.
По обе стороны шоссе располагалось село. Посмотрели по карте — Панталия. Название-то
На следующее утро связной из штаба полка сообщил, что меня вызывают в штаб дивизии, в особый отдел, к Братенкову. Отрываться от родного полка в сложной обстановке, когда не поймешь, где немцы, где наши, мне в тот момент казалось чуть ли не преступлением. Но приказ есть приказ. Поехали мы с Николаем Григорьевичем назад, в Черешнивку, в штаб дивизии.
— Ну, жив-здоров? Слава богу! — встретил меня Антон Максимович Братенков. — А то уж какой день ни слуху ни духу, думаю, куда подевался…
— Вы же знаете обстановку, товарищ майор. Как тут сообщишь?
— Да, знаю, конечно. Нелегко полкам нашим. Потери большие. Но и немцам жару дали. А я вас вызвал вот зачем… Впрочем, давай так, лейтенант, если не возражаешь. У нас пока тихо. Тыл. Тут у хозяев банька во дворе есть. Мы сегодня все помылись. Рай. Сходи и ты. Потом пообедаем, и отдохнешь немного. А то вашему полку задачка предстоит… Но об этом потом. Договорились?
Ну неужели я мог возразить?
Нет, неправду говорят, что на войне, в боях, в этом аду кромешном, не бывает рая. А разве это не рай — после стольких суток непрерывных боев, без отдыха, без сна, спять пропотевшее белье, поддать ковшиком на горяченные камни в баньке, пусть и по-черному топленной, и ощутить жгучее, обволакивающее объятие пара? И такая сладость разливается по всему телу… Чем не рай?
Через час мы с дядей Колей, помолодевшие лет на сто, побритые — а все необходимое для бритья у кавалеристов всегда с собой в сумах на седле, — предстали перед Антоном Максимовичем.
— Так вот, Горбунов, — обратился Братенков к Николаю, — устраивайся с нашими товарищами. И коней устраивай. Ни сегодня, ни завтра вы никуда не поедете. Перед полком ставится новая боевая задача… Пока ее не решат, вы здесь со своим начальником побудете. Ясно?
— Ясно, товарищ майор. Разрешите идти?
Николай вышел, а я с недоумением посмотрел на Братенкова. Что за оказия?
— Дело вот в чем, — Антон Максимович повернулся ко мне. — Ты прекрасно знаешь, сам там был, в лоб Дубно не взяли. Не вышло.
— Сколько людей погибло… Чтоб эта Панталия провалилась!
— Панталия ли, другое ли село — не в этом дело. Силы здесь у немцев есть. Да и понимают они, что терять сейчас Дубно им никак нельзя. Их армии в котле. Вот в этом все дело. Что отступать придется, это их командование чувствует. Раз мы на запад пошли, не остановимся, пока до Берлина не дойдем. Но здесь они цепляются за последнее. Комдиву звонил по телефону генерал Соколов, командир корпуса, ругался страшно, что Дубно не взяли. На него ведь и армия и фронт жмут. Так вот, комдив сегодня вызвал Симбуховского и командира 33-го полка Мизерского. Я был при этом разговоре. Посмотрел он на Симбуховского внимательно, помолчал, вздохнул тяжело и говорит: