Наперекор земному притяженью
Шрифт:
Почти тут же громыхнуло несколько пушечных выстрелов. Из-за домов поползли клубы черного дыма. Горел танк. Вот только наш ли, немецкий — не разберешь. Галопом понеслись в сторону от окраины города коноводы, держа на поводу по пять-шесть лошадей. Значит, спешились эскадроны, завязали бой.
— Ну что, товарищи, пошли вперед! Коней оставим вон в том овражке, — Симбуховский показал в сторону небольшого хуторка слева от дороги.
Бой в городе разгорался, стрельба стала ожесточеннее. Эх, побольше бы нам силенок! Если бы прорвался 33-й полк!
Наша штабная группа двигалась по неширокой улочке пока без происшествий. Под огонь не попадали, может, потому, что было еще темновато. Справа тянулись домики жителей, небольшие палисаднички, примыкавшие друг к другу. Прошли метров триста. Слева, на невысоком пригорке, показалось кирпичное одноэтажное здание. По виду — нежилое.
Симбуховский кивнул связному:
— Ну-ка, проверь, что за дом.
Казак перебежал улицу, ударил ногой дверь, вошел. Через минуту вернулся.
— Товарищ майор, дом крепкий, стены толщенные. Это у них, по-моему, бойня была. Крюки на стенах для туш. И больше ничего. Ни мебели, ни людей.
— Вот здесь пока и останемся, — решил командир. — Надо налаживать связь с эскадронами и танкистами. Денисов! Займись этим делом. Я понимаю, что сейчас не до телефонов, но связных надо иметь. Осмотрите все здание, что тут есть, куда окна, куда двери выходят. Пока наш КП здесь будет, потом посмотрим.
За соседними домами шел ожесточенный бой. Доносились крики наших конников и немцев, автоматные очереди, уханье гранат. Стрельба то приближалась, то несколько затихала, видимо удаляясь, то разгоралась с новой силой.
Часам к семи утра в санчасть, развернутую в соседнем доме, все чаще и чаще стали поступать раненые. Кто-то приходил сам, если ноги держали, других приносили товарищи. Часа через полтора раненых было уже более пяти десятков. Куда их эвакуировать? Полк с трех сторон окружен немцами, а с четвертой стороны — непроходимое болото. Аронов доложил обстановку командиру полка.
Выслушал Василий Федорович, задумался.
— Что ж, друзья, обстановка серьезная. Надо всех раненых собирать и всем оказывать ту помощь, на которую вы способны. И думайте… Пошлите кого-нибудь к болоту, к мосту через Икву. Может быть, найдется какая-нибудь лазейка.
Перед бойней, на небольшом пригорке, виднелось кладбище. Каменные невысокие плиты над могилами, и никаких памятников. Как потом оказалось, это было старое еврейское кладбище. Третий эскадрон занял там оборону. Огонь стал более организованным. Но оборона — она и есть оборона. А весь город был еще впереди. И немцы, по всему видно, не думали сдавать своих позиций.
Один из наших танков и самоходка, пятясь задним ходом, чтобы не подставлять немецким пушкам «борта» и «корму», подошли к бойне. Танк остановился у входа с улицы, а самоходка подошла к задней стене дома. Пулеметная и автоматная стрельба не утихала. В редкие перерывы были слышны голоса немецких солдат, громкие команды их офицеров.
В дверь вместе со связным из эскадрона вбежал сержант Коротков, еле развернувшись в тесном коридорчике со своей длинной бронебойкой — противотанковым ружьем.
— Командир эскадрона послал сюда. С чердака велел бить, если танки их увижу, — доложил он Симбуховскому и быстро поднялся на чердак.
Через несколько минут наверху грохнул выстрел, за ним еще один, и почти тут же раздался взрыв снаряда под крышей. С потолка посыпалась штукатурка.
— Горстко! Поднимись наверх, посмотри, жив ли сержант? — приказал Симбуховский.
Капитан, помначштаба, осторожно и не очень охотно — это было по всему видно — поднялся по лестнице и просунул голову в люк на потолке. Почти тут же выстрелила бронебойка.
Горстко гораздо быстрее, чем поднимался, спустился вниз:
_ Жив сержант, жив…
— Это мы и так слышим. Спасибо, товарищ капитан! — с усмешкой произнес Симбуховский. Потом повернулся к нам:
— Ну что, товарищи, я думаю немцы поняли, что нас здесь не дивизия. Судя по бою, их здесь больше батальона с танками и самоходками. Они видят, что подкрепления нам получить неоткуда, поэтому и наглеют. Ишь орут! Аронов, сколько у тебя раненых?
— Товарищ майор, уже около семидесяти человек. Десять тяжелых. Посылал я людей переправу проверить, доложили, что пока пройти можно. Я всех раненых туда отправил. Пробрались или нет — не знаю. Но раненые продолжают поступать…
— А ты как думал? Раз бой идет, значит, и потери будут. Да еще такой бой. А вот что делать, если немцы этот проход закроют? Разобьют и мосток через Икву, и лед вокруг. Как тогда раненых выносить?
Громкий взрыв, от которого из двух окон вылетели стекла и сразу потянуло гарью, прервал командира полка. Денисов осторожно выглянул из-за простенка.
— Подбили наш танк. Горит. Но экипажа нет. Может, погибли, может, успели выскочить…
По стенам бойни защелкали разрывные пули, ударили один за другим два снаряда. Но стена держалась, только внутри посыпались штукатурка и пыль.
— «Может, может»… Если бы да кабы… Я думаю, нам надо из бойни выбираться, пока нас тут, как в мышеловке, не прихлопнули. Двинемся налево и вниз, к тому кладбищу. Организуем оборону так, чтобы до завтра продержаться. Может быть, комдив что-нибудь предпримет…
Из бойни было два выхода. Один на улицу, где только что был подбит наш танк, другой — во двор, к пригорку, заросшему деревьями. Рядом с этой дверью стояла, еще «живая», наша самоходка СУ-76. Пожалуй, это был один из последних представителей нашего танкового «войска». Все остальные танки и самоходки были подбиты.
Около трех часов дня почти к двери, что выходила на улицу, подошла немецкая самоходка и встала, не проявляя пока никакой активности. Очевидно, немцы поняли, что в бойне находится штаб русских, и решили захватить нас живыми.