Наполеон и Мария-Луиза (др. перевод)
Шрифт:
Во время последних дней марта 1814 года, когда армии коалиции приближались к Парижу, Наполеон с напряженным лицом, на котором была написана боль, часто садился, прислонясь спиной к дереву. Обхватив голову руками, он по нескольку минут оставался, судя по всему, в состоянии глубокой печали.
Ворчуны глядели на него с состраданием, полагая, что его угнетает продвижение неприятеля. Вечерами они разговаривали об этом на бивуаках, восхищаясь тем, что их повелитель так близко к сердцу принимает боль своего народа.
Они, естественно, ошибались. Императора при остановках заставляла так страдать не столько складывавшаяся обстановка, сколько венерическая болезнь, которую он, к несчастью, подцепил до своего отъезда из Парижа36.
Несмотря на мучившую его болезнь, Наполеон, не ведая о том, что его план был раскрыт, силился увлечь за собой войска союзников. Он метался от Дулевана к Сен-Дизье, от Сен-Дизье к Витри, от Витри к Маролю…
Разумеется, безо всякого толку.А в это время в Тюильри нарастала
Вечером 28 марта собрался Совет под председательством Марии-Луизы с целью принять решение, следует ли регентше и королю Римскому уезжать из Парижа.
Первым взял слово военный министр Кларк. Очень встревоженный происходящими событиями, он высказался за немедленный переезд на Луару.
Его предложение вызвало протест остальных членов Совета, чье мнение выразил Талейран, заявивший, что отъезд Марии-Луизы отдаст Париж в руки роялистов и развяжет коалиции руки для смены правящей династии.
Князь де Беневан был прав. Оставшись в столице и лично встретив своего отца, императрица очень затруднила бы восстановление Бурбонов. Ее положение регентши заставило бы коалицию вести переговоры с ней, как с представителем законной власти. Вне стен Парижа она стала бы всего-навсего беглой государыней…
Кроме того, ее отъезд мог бы сильно разочаровать парижан, поскольку национальная гвардия поклялась императору защищать ее.
Встал государственный министр Буле де Ламерт:
– Ваше Величество, возьмите на руки короля Римского и покажите его народу. Проследуйте по улицам, по бульварам, посетите Городскую ратушу и дайте сигнал к героическим действиям. И тогда весь Париж возьмет в руки оружие и выступит против неприятеля…
Мария-Луиза со слезами на глазах заявила, что готова остаться.
Начали голосовать. Совет почти единодушно высказался против отъезда императрицы и короля Римского.
В этот момент со своего места поднялся Жозеф, дрожавший от мысли, что сможет оказаться нос к носу с казаками. Он прочел присутствующим письмо Наполеона, полученное им 8 февраля:«Если по непредвиденным обстоятельствам мне придется отойти к Луаре, я не оставляю императрицу и сына вдали от меня, поскольку может случиться так, что их обоих заберут и отправят в Вену. Это может произойти с еще большей вероятностью в случае моей смерти. Если придет известие о проигранной битве и о моей смерти, вы узнаете об этом раньше министров. Отправьте императрицу и короля Римского в Рамбуйе; отдайте приказ Сенату, Совету и всем войскам собраться на Луаре; в Париже оставьте префекта или имперского комиссара, или же мэра… Но не дайте императрице и королю Римскому попасть в руки неприятеля. Будьте уверены в том, что начиная с этого момента Австрия потеряет к событиям всякий интерес и что она возьмет императрицу себе с богатой добычей, под предлогом того, что отец хочет видеть дочь счастливой, а французам навяжут все, что пожелают регент Англии и русский царь… В интересах самого же Парижа, чтобы императрица и король Римский покинули город, поскольку интерес этот не может быть отделен от их особ. Со времен основания мира я не видел примера того, чтобы монарх позволял пленить себя в открытом городе. Итак, если я останусь в живых, мне должны подчиняться и выполнять мои распоряжения; если же я погибну, то мой сын и наследник короны и императрица-регентша должны во славу французов не дать неприятелю взять себя в плен и отступать до последней деревни с последним из своих солдат… Действительно, что люди скажут об императрице? Что она бросила трон своего сына и мужа; союзникам лучше поскорее все закончить и отправить их пленниками в Вену. Я удивлен, как вы этого не поймете. Думаю, что от страха в Париже люди могли потерять голову… Что же до моего мнения, я предпочел бы, чтобы моего сына убили, нежели он оказался бы вывезенным в Вену в качестве австрийского принца. Я достаточно хорошего мнения об императрице, чтобы быть уверенным в том, что она придерживается такого же мнения, как хорошая мать и верная жена… Всякий раз, когда я видел постановку “Андромахи”, я жалел Астианакса, пережившего свою семью, и не считал, что он счастлив оттого, что не погиб вместе с отцом».
Это письмо было выслушало с большим волнением.
Следовало ли подчиниться воле императора, которую он высказал семь недель тому назад? Некоторые члены Совета стали умолять императрицу не обращать на письмо внимания и остаться с парижанами.
Тогда Жозеф попросил всех замолчать и прочел другое письмо Наполеона, которое было датировано 16 марта.
В нем император, в частности, написал:«…Если неприятель двинется на Париж с такими силами, противостоять которым не будет никакой возможности, отправьте на Луару регентшу и моего сына… Помните о том, что я предпочел бы, чтобы она бросилась в Сену, нежели попала бы в руки врагов Франции…»
На сей раз всем пришлось подчиниться.
В полночь, когда заплаканная императрица начала укладывать чемоданы, Талейран весело заявил своим приятелям:
– Ну вот, все это и кончилось!
Затем он сел в карету и уехалВсю ночь дворец бурлил. Казна, торжественные одеяния и самые ценные вещи были погружены на телеги, которые должны были следовать за каретой императрицы.
В восемь часов утра, когда повозки выстроились перед павильоном Флоры, по Парижу пронесся слух о том, что Мария-Луиза собралась уезжать из города.
Зеваки помчались на площадь Карузель.
Но императрица, продолжая надеяться на прибытие Наполеона, медлила с отъездом. Наконец, в десять утра, стало ясно, что надо садиться в карету: казаки были уже в Клиши…
Мария-Луиза пошла за сыном.
Понимал ли этот трехлетний ребенок, что теряет империю? Он ухватился за кроватку и начал кричать:
– Не хочу ехать в Рамбуйе! Это – плохой замок! Останемся лучше здесь! Я не хочу уезжать из этого дома!..Дежурный шталмейстер господин де Канизи взял его на руки. Но король Римский начал цепляться за стулья, за двери, за поручни лестницы.
– Не хочу уезжать! – кричал он. – Поскольку Папы нет, я здесь хозяин!
Наконец его усадили в карету к матери, и кортеж тронулся.
И народ с удивлением увидал, как по булыжникам мостовой затряслась карета для помазания государей…
Империя рушилась.
Пока Мария-Луиза катила в направлении Рамбуйе, охваченный страхом Жозеф бежал, предоставив маршалам право начать переговоры с неприятелем. 31 марта была подписана капитуляция. Впервые со времен Столетней войны Парижу суждено было испытать позор оккупации…
В тот самый момент, когда казаки готовились промаршировать по Елисейским Полям, Наполеон, ничего об этом не зная, скакал к Парижу.
В Кур-де-Франс, неподалеку от Жювизи, он повстречал генерала Бельяра, который вел отряд кавалерии в Фонтенбло. Это перемещение войск встревожило императора. Он остановил карету.
– Эй, Бельяр, что это значит? Почему вы здесь с вашей кавалерией? Где неприятель?
– У ворот Парижа, сир.
– А армия?
– Следует за мной.
– А кто же защищает Париж?
– Он покинут. Завтра в десять часов утра в него должен вступить неприятель. Национальная гвардия охраняет ворота…
– А моя жена? А мой сын? Что с ними сталось?
– Императрица, ваш сын и весь двор выехали позавчера в Рамбуйе. Полагаю, что оттуда они проследуют в Орлеан37.
Некоторое время император хранил молчание. Затем объявил, что намерен отправиться в Париж. Бельяр сказал, что это никак не возможно, что все пропало. Тогда Наполеон вскричал:
– Когда меня нет, все только и делают глупости… Жозеф – м… Кларк – тупица… или предатель!
В конце концов он решил направиться в Фонтенбло.
Покинутый всеми, он запрется в этом замке и будет ждать приезда Марии-Луизы.
Но к нему приедет другая женщина…
Глава 10 Необычайная любовная переписка беглых монархов
Они любили друг друга и говорили об этом в сумятице конца империи…
Шарль Буен
Прежде чем покинуть Кур-де-Франс, Наполеон написал императрице вот такую записку:
«Друг мой. Я прибыл сюда для того, чтобы защитить Париж, но было уже слишком поздно. Город был сдан неприятелю накануне вечером. Я собираю мою армию близ Фонтенбло. Здоровье мое в порядке. Я страдаю только от того, от чего, очевидно, страдаешь и ты.
Нап.
Кур-де-Франс, 31 марта, три часа утра»58.Затем он снова сел в карету и уехал в Фонтенбло, не подозревая, что этой запиской он положил начало самой необычной переписке, которую когда-либо вели между собой монархи.
В течение месяца ежедневно, иногда по нескольку раз в день, Наполеон и Мария-Луиза посылали друг другу нежные, полные тревоги, заботы, любви и самопожертвования письма. Эта пара, бывшая еще совсем недавно властелинами самой великой империи, стала рассказывать друг другу о своих заботах тоном мелких буржуа, смешивая политику с семейными делами, философские мысли с денежными заботами и жалобы с самыми несбыточными мечтами. Это была уникальная в истории переписка, навсегда сохранившая для истории удивительный диалог свергнутого императора и беглой императрицы.
Если Мария-Луиза в этой переписке показала себя сентиментальной, нерешительной, влюбленной, экономной и часто жалующейся на свою участь, Наполеон, столь странным образом отстраненный от власти, переносит этот факт без горечи, без гнева, проявляет себя слегка наивным, мечтательным и трогательно нежным…1 апреля, в то самое время, когда император обосновался в Фонтенбло, в Париже по наущению Талейрана было сформировано временное правительство. 2 апреля Наполеон узнал о том, что Сенат только что проголосовал за его отречение от власти. Он отправился взглянуть на своих карпов и, что-то напевая, покрошил им хлеба. В полночь Коленкур сказал ему, что отречение было единственно возможным его шагом. Император посмотрел на него с лаской. В четыре утра к нему пришло письмо от Марии-Луизы. И тогда он, снова став самим собой, резко схватил конверт, сломал печать и жадно прочел: