Напрасные совершенства и другие виньетки
Шрифт:
Иешуа не только ставит Пилату диагноз, но и немедленно исцеляет его, так что торжество распознавателя оказывается полным, особенно по контрасту с невыигрышностью его исходного положения.
Во всех этих сценах тема интеллектуальной дуэли органично сплетена с темой власти, особенно остро стоявшей в тридцатые годы. Причем победа могла оставаться как за оппонировавшими режиму умниками (излюбленный ход Булгакова), так и за властями предержащими. У всех на слуху сцена, заключающая I действие “Дракона” Шварца:
“Лакей. Здравствуй, Эльза.
Эльза. Здравствуй, Генрих.
Генрих. Ты надеешься, что Ланцелот спасет тебя?
Эльза. Нет. А ты?
Генрих. И я нет.
Эльза.
Генрих. Он велел передать, чтобы ты убила Ланцелота, если это понадобится.
Эльза (в ужасе). Как?
Генрих. Ножом. Вот он, этот ножик. Он отравленный…
Эльза. Я не хочу!
Генрих. А господин дракон на это велел сказать, что иначе он перебьет всех твоих подруг.
Эльза. Хорошо. Скажи, что я постараюсь.
Генрих. А господин дракон на это велел сказать: всякое колебание будет наказано, как ослушание.
Эльза. Я ненавижу тебя!
Генрих. А господин дракон на это велел сказать, что умеет награждать верных слуг.
Эльза. Ланцелот убьет твоего дракона!
Генрих. А на это господин дракон велел сказать: посмотрим!”
Особая унизительность этого диалога для Эльзы состоит в том, что разговаривать ей приходится не с главным противником, господином драконом, а с его жалким посыльным, и, конечно, в том, что ее реплики оказываются угаданными заранее. Кстати, обидное дублирование великого мастера распознаваний его циничным подмастерьем налицо и в сцене между Воландом, буфетчиком и Коровьевым. А весь букет шварцевских эффектов восходит к общему учителю наших авторов – Достоевскому, живописателю психологической рефлексии и властных игр, особенно между нелюбезными ему “умными” людьми.
“Липутин <…> явился к Николаю Всеволодовичу <…> и убедительно просил его <…> пожаловать к нему <…> на вечеринку. <…> [Ставрогин] угадал, что Липутин зовет его теперь вследствие вчерашнего скандала в клубе и что он, как местный либерал, <…> искренно думает, что <…> это очень хорошо. Николай Всеволодович рассмеялся и обещал приехать.
Гостей набралось множество. <…> [М]олодежь <…> затеяла под фортепиано танцы. Николай Всеволодович поднял мадам Липутину – чрезвычайно хорошенькую дамочку <…> сделал с нею два тура, уселся подле, разговорил, рассмешил ее <…> вдруг, при всех гостях, обхватил ее за талию и поцеловал в губы, раза три сряду, в полную сласть. <…> Николай Всеволодович взял шляпу, подошел к оторопевшему среди всеобщего смятения супругу <…> и пробормотав ему наскоро: «не сердитесь», вышел. Но завтра же <…> подоспело довольно забавное прибавление к этой <…> истории <…> доставившее с тех пор Липутину некоторый даже почет. <…>
Часов в десять утра, в доме госпожи Ставрогиной явилась работница Липутина, Агафья, развязная, бойкая и румяная бабенка, лет тридцати, посланная им с поручением к Николаю Всеволодовичу и непременно желавшая «повидать их самих-с». <…>
– Сергей Васильич <…> – бойко затараторила Агафья, – перво-на-перво приказали вам очень кланяться и о здоровьи спросить-с <…>?
Николай Всеволодович усмехнулся.
– Кланяйся и благодари, да скажи ты своему барину, от меня, Агафья, что он самый умный человек во всем городе.
– А они против этого приказали вам отвечать-с, – еще бойчее подхватила Агафья, – что они и без вас про то знают и вам того же желают.
– Вот! да как мог он узнать про то, что я тебе скажу?
– Уж не знаю, каким это манером узнали-с, а когда я вышла и уж весь проулок прошла, слышу они меня догоняют без картуза-с: «Ты, говорят, Агафьюшка, если, по отчаянии, прикажут тебе: «Скажи, дескать, своему барину, что он умней во всем городе», так ты им тотчас на то не забудь: «Сами очинно хорошо про то знаем-с и вам того же самого желаем-с».” (“Бесы”, I, 2)
Сходства очевидны и комментариев не требуют. Замечу разве, что начинается эпизод с угадывания Ставрогиным хода мыслей Липутина, который в дальнейшем и отвечает ему тем же, но с превышением, как теперь говорится, асимметрично.
…Возвращаясь к поединку на московской ассамблее, с умным человеком,
Сократик, сократись
Когда несколько лет назад в медлительном американском издательстве “Slavica” наконец вышел сборник по материалам конференции о Кузмине, организованной Ладой, [54] она захотела устроить его презентацию в Москве. Коллега, курирующая один из элитных домов-музеев, охотно согласилась предоставить помещение, но сказала, что решает все не она, а директриса, которая, скорее всего, будет не против, но наверняка потребует дать этому мероприятию глубокомысленное философское название.
54
The Many Facets of Mikhail Kuzmin. A Miscellany / Кузмин многогранный: сборник статей и материалов. Compiled and introduced by Lada Panova, edited by Lada Panova with Sarah Pratt. Bloomington. Slavica, 2011.
Переговоры шли по мобильнику: мы говорили из Санта-Моники, коллега – из своей московской квартиры. Обрывки платоновского диалога разлетались в мировом эфире.
Лада терялась, не зная, какое придумать название, и за помощью обратилась ко мне. На заглавия я зверь. Я предложил несколько, из них помню одно: “Михаил Кузмин и геецентрическая картина мира”.
По-моему, здорово. Но Лада, хотя и давилась от смеха, транслировать это в Москву отказалась. Презентация была согласована под каким-то более невинным названием и в дальнейшем состоялась.
А мне жаль моего детища. Тем более что шансов на успех в России у него с годами, а последнее время и месяцами, все меньше. Там с этим вообще швах.
Из подвалов памяти всплывает старый анекдот, одновременно еврейский и гомосексуальный. По-видимому, дореволюционный, так сказать, времен Кузмина.
“В глухое местечко приезжает столичный интеллектуал с лекцией о гомосексуализме. Старые евреи, группирующиеся около синагоги, идти на такое, конечно, не могут и решают послать кого-то из молодых. Тот идет и по возвращении отчитывается:
– Вос фар общэ впечатленэ – зер сложнэ. Абер конкретнэ – дер тохес хот а грэйсе будущэ.” [55]
Вместе с тохесом, надеюсь, грэйсе будущэ имеет и моя формулировка. К сожалению, будущему, подобно линии горизонта, свойственно по мере приближения отодвигаться.
Name dropping [56]
55
“Что касается общего впечатления, то оно очень сложное. Но говоря конкретно, у жопы большое будущее” (смесь русского с идишем).
56
Неймдроппинг (англ., букв. “роняние имен”) – якобы небрежное упоминание знаменитых имен, специальных терминов и т. п. с целью повысить собственный авторитет.
Так сошлось, что накануне юбилейного празднования, устроенного мне Быковым (22 сентября 2012 года в Тургеневской библиотеке), я страшно отравился едой из престижной кулинарии (как мне потом объяснили, высокая цена ничего в Москве не гарантирует – скорее наоборот: дорогую еду не раскупают, и она продается в тухлом виде), всю ночь мучился, глотал лекарства, на свой вечер явился изящно исхудавшим, следующую ночь, в преддверии отлета в Калифорнию, провел вообще в ступоре, вызванном, по-видимому, чрезмерным приемом медикаментов, поддался на уговоры встревоженной жены о вызове “скорой”, получил спасительный укол, уснул, а утром уже полусидел-полулежал в “Шереметьево” в ожидании рейса.
Лада обзванивала по мобильнику друзей, бывших на вечере, с благодарностью за приход и бюллетенем о моем здоровье.
– Гандлевский соболезнует, спрашивает, можешь ли ты лететь?
– Скажи: лететь может – ползти не может!
Пересказ собственных острот – последнее дело, как и подыскание извиняющих его обстоятельств. Бесполезно ссылаться на свое жалкое состояние, буквально взывавшее о преодолении Словом, поскольку пишу я это год спустя, правда, в Москве, но, тьфу-тьфу, в более или менее добром здравии.