Нарисуй мне лето
Шрифт:
Уилсон одобрительно кивает, губы трогает еле заметная ухмылка:
– Отлично. Тогда давайте уже о деталях потолкуем.
Следующий час превращается в какой-то марафон цифр, графиков и умных словечек. Роберт с жаром толкует про слияние активов, реструктуризацию отделов и мегапроекты будущего. Глаза у него горят, когда он рассказывает про рост и расширение влияния компании. Киваю и делаю вид, что слушаю, но мысли всё время возвращаются к тому пункту в договоре.
– И, само собой, надо бы вопрос с советом директоров решить. Вы же не против? – голос Уилсона
Набираю в грудь побольше воздуха, готовлюсь озвучить свои сомнения.
– Насчёт этого, мистер Уилсон... Вы уверены, что вашей дочке обязательно место в совете? Может, для начала стоит...
Он меня обрывает. Тон становится жёстким, как удар плетью:
– Это не обсуждается. Эмили получит кресло в совете. Это одно из ключевых условий сделки.
Мать бросает на меня предостерегающий взгляд. Её глаза так и кричат "Заткнись!".
– Конечно, мы согласны на это условие. Правда, ведь Итен? – произносит она с натянутой улыбкой.
Киваю, стиснув зубы так сильно, что аж челюсть сводит. Внутри всё кипит, но я понимаю сейчас не время и не место качать права.
– Супер, – Роберт скалится, но глаза остаются холодными и расчётливыми. – Теперь о самой Эмили. К сожалению, в ближайшее время она не сможет приехать, чтобы вы познакомились лично.
Эта новость как обухом по башке.
– Чего? Это ещё почему? – выдавливаю.
– Она уехала. Вернётся через три–четыре недели, – отвечает Уилсон будничным тоном, будто речь о переносе деловой встречи, а не о знакомстве будущих молодожёнов.
Внутри закипает раздражение. Серьёзно, что ли? Свалила куда-то? Да эта цыпа, похоже, вообще не в курсе, что её замуж выдают!
– И как же мы должны... это... познакомиться? – интересуюсь, еле сдерживая сарказм.
Роберт пожимает плечами с видом человека, которого этот вопрос вообще не парит:
– Познакомитесь, когда вернётся. А пока мы можем дальше обсуждать детали.
Ситуация кажется абсурдной. Я должен просто сидеть и ждать, пока неизвестная мне Эмили соизволит вернуться? При том что, сам я прервал отпуск, чтобы подписывать эти долбаные бумажки. Прям бесит эта несправедливость. Так и хочется встать и свалить, хлопнув дверью. Но остаюсь на месте, вцепившись в подлокотники кресла так, что пальцы белеют.
Разговор продолжается. Уилсон разглагольствует о мегапроектах, его слова эхом отражаются от стеклянных стен. "Футуристический экогород", "сеть торговых центров", "жилой комплекс в сердце мегаполиса" – фразы слетают с его губ, как конфетти на параде понтов. Он размахивает руками, в воздухе рисуя контуры небоскрёбов.
– Топ–5 строительных компаний страны! – восклицает он, ударяя по столу кулаком.
Его энтузиазм почти заразителен. Ну, почти. Но что-то внутри меня упирается. Вместо экогородов будущего я представляю тихий вечер на веранде. Вместо шума мегаполиса, запах сосновой смолы. И тёплый взгляд Луизы. Там в той простоте, была какая-то особенная магия, которую не купишь. Мать с восторгом внимает Уилсону. Глаза у неё так и сверкают, когда он толкует про прибыли.
–
Блин, опять завис.
– Да, круто, впечатляет, – выдавливаю из себя.
Роберт самодовольно лыбится. Киваю, жму ему руку, выхожу в коридор. Но ощущение, что упускаю, что-то важное, не отпускает. Что-то настоящее. Живое. Своё.
Глава 25. Луиза
Телефон вырывает меня из сна своей трелью. Сердце екает, а по телу пробегает мерзкий холодок. На экране высвечивается "Мама". Рука трясётся, пока тяну время, не хочу отвечать. Но знаю – если проигнорирую, будет только хуже.
– Алло, – выдыхаю, пытаясь взять себя в руки.
– Наконец-то удосужилась ответить, – её голос холоден, как Северный полюс. – Чего не звонишь? Мы переживаем.
Едкий смешок чуть не вырывается наружу, но я прикусываю губу. Переживают? Ага, с каких это пор?
– Прости, закрутилась, – вру, глядя в сторону. – Обустраивалась на новом месте.
– И как, справилась? – в её тоне сквозит ехидство. – Надеюсь, не запамятовала, что скоро возвращаться?
Её слова как пощёчина. Возвращаться. Туда, где меня никто не ждёт. К тем, кому я чужая. Воздух застревает в горле, и я еле выдавливаю:
– Нет, помню.
– Вот и славно. И про свои обязанности не забудь, – безэмоционально чеканит она.
Человек, которого я не видела в глаза, но за которого должна выскочить замуж. Меня мутит, но я сглатываю.
– Да, я в курсе, – шепчу едва слышно.
– Отлично. На следующей неделе позвони, – даже не попрощавшись, она вешает трубку.
Телефон выпадает из ослабевших пальцев. Внутри пусто и холодно. Она даже не назвала меня по имени. Не поинтересовалась моим самочувствием. Наивно ждать такого. Для них я пустое место. Была и буду.
Босиком шлёпаю по прохладному полу, мурашки бегут. Бреду к окну, обнимая себя за плечи. За стеклом безбрежный лес. Красотища... Вот бы остаться здесь навечно. Затеряться от всех, укрыться от тех, для кого я обуза. Перед глазами всплывают картинки из прошлого. Я, совсем мелкая, топчусь на пороге огромного дядиного дома. В руках потёртый чемоданчик, всё, что осталось от прежней жизни. Тётка глядит на меня, будто на таракана:
– Ненадолго это, – цедит она мужу.
Ага, конечно. "Ненадолго" растянулось на 18 лет. От меня шарахались, как от прокажённой. Когда приходил кто-то из их знакомых, меня ссылали на чердак в мою каморку.
– У нас только двое детей, – щебетала тётя с притворной улыбочкой.
А я сидела наверху, прижавшись ухом к полу, и ловила обрывки веселья внизу. Вместо школы я была на домашнем обучении.
– Так будет лучше для всех, – изрёк дядя.
Для кого лучше–то? Для них, конечно. Не придётся перед другими объяснять, откуда я такая взялась. А мне каково? Я росла в изоляции, не умея общаться с ровесниками. Единственной отдушиной было рисование. Я могла часами корпеть с альбомом, создавая на бумаге свои миры. Но даже это вызывало у них лишь насмешки.