Наркодрянь
Шрифт:
– Его незачем искать. Он сам найдет тебя, и очень скоро. Жди.
– О моем существовании он узнает от тебя, ГУРУ?
– Он уже знает о тебе. Он знает с той самой минуты, как ты принял богиню. Космос сказал ему. А сегодня ночью я говорил с ним.
– Он здесь?
– обрадовался Картрайт и смутился - его радость была, по крайней мере, неучтива по отношению к учителю. Но гуру, казалось, не заметил смущения Картрайта.
– Я не знаю, где он. Жди!
– Я... я готов, - повторил Картрайт и снова припал к кедам своего, теперь
10
Нет! Положительно Картрайту не везло со сном. После встречи с гуру он провел очередную безумную ночь, но едва к утру задремал наконец, как его бесцеремонно потревожил зуммер телефона.
Картрайт долго не брал трубку, мучительно надеясь, что проклятый зуммер умолкнет, его телефон все пищал и пищал, и с каждым очередным писком желчный пузырь Картрайта все раздувался и раздувался и... опорожнился. Картрайт сорвал трубку и замер в предвкушении момента, когда на голову назойливого абонента можно будет вылить ведро словесных помоев. Но, услышав голос Цербера, Картрайт забыл о своих намерениях.
Цербер - телохранитель и привратник Картрайта, - пользовался абсолютным доверием шефа и славой непревзойденного психолога-физиономиста. Он уже пятнадцать лет сторожил вход в дом Картрайта и еще ни разу не допустил к шефу того, кого не следовало.
Сейчас Цербер известил, что хозяина добивается какой-то китаеза, и тотчас добавил, что такой нахально-самоуверенной рожи сроду не видел ни на одном китайце, а потому не прогнал нахала прочь и решил потревожить хозяина.
Повинуясь могучей силе инерции, Картрайт открыл было рот, чтобы запустить в Цербера парочкой хороших эпитетов, но вовремя закрыл его.
До Картрайта дошел смысл сказанного.
"Нахальный китаец действительно явление редкое, - решил Картрайт. Значит, он от Него".
– Проводи, быстро!
– рявкнул он, наспех привел себя в порядок и вышел в кабинет.
Что и говорить, у странного китайца от расовых признаков остались лишь узкие, раскосые глаза да едва приметный шафранный цвет кожи. Все остальное, и фигура Геркулеса, и открытый взгляд без малейшей угодливости, и вьющиеся, а не прямые волосы, - все это не вписывалось в привычный азиатский стандарт. Картрайт даже вспомнил невесть где слышанную медицинскую шутку:
"Лечили от желтухи, а оказалось - китаец".
Китаец с достоинством поклонился и коротко пояснил цель своего визита:
– Он ждет тебя.
Говорил он чисто, без малейшего намека на акцент. Картрайт, как и подобало в столь торжественную минуту, быстренько состроил смиреннопочтительную мину, хотя в душе изрядно струхнул.
– Я готов, - опустив затуманенные бессонницей очи долу, произнес он.
– Я провожу тебя, - утвердительно, словно одобряя сказанное Картрайтом, кивнул китаец.
И тут Картрайт допустил досадный промах.
Повинуясь привычке, он крикнул кому-то за дверью:
– Хэмп! Машину!
Китаец сверкнул глазами и возвысил голос на целый
– К нему не ездят. К нему идут пешком или ползут.
Картрайт растерялся. Слава Богу, ему хватило ума не полюбопытствовать: далеко ли идти? Доселе невидимый Хэмп появился в дверном проеме:
– Конвой обычный, хозяин?
– буднично уточнил он.
– Не надо конвоя... и машины не надо... Мы...
мы пойдем пешком.
На лице многоопытного Хэмпа не отразилось ровным счетом ничего. Раз шеф сказал пешком - значит пешком. Он только быстро глянул на Картрайта, и тот подал глазами едва приметный знак, понятный лишь им двоим.
Китаец между тем развернулся и, больше не говоря ни слова, направился к выходу. Следом за ним поторопился и Картрайт.
Хэмп пропустил их, плотно притворил дверь кабинета и извлек из кармана портативную рацию:
– Ричи! Это Хэмп!
– прокричал в микрофон.
– Слушаю, - прохрипела рация лающим баском.
– Шеф сейчас выйдет из дома в сопровождении желтолицего. Они куда-то пойдут пешком.
Понял?
– Понял!
– Пристегни к своим ребятам Бизона и Шимозу и от хозяина ни на шаг. Только незаметно.
Понял?
– Понял. А зачем Шимоза?
– А вдруг они пойдут в Чайна-таун? И, вообще, черт знает, куда они потопают, - досадливо поморщился Хэмп, не любивший внезапных поворотов сюжета.
– Так что смотри в оба!
Очутившись на улице, Картрайт наметанным глазом оценил расстановку сил и остался доволен.
Хэмп умел обставить все со вкусом и ненавязчиво - как и подобало шефу личной охраны такой фигуры, как Картрайт.
Китаец, казалось, мало обращал внимания на окружающие его мелочи и не особо торопился. Во всяком случае, Картрайт, не привыкший к такому способу передвижения, вначале без труда поспевал за ним. Однако когда неутомимые ноги китайца, а вместе с ним и полуатрофированные придатки Картрайта пересекли седьмую по счету авеню, в душу Картрайта вкралось сомнение. Он быстренько прикинул, сколько миль придется отмахать до китайского квартала и ужаснулся. К счастью, его странный проводник направлялся вовсе не в Чайна, таун, а в деловой центр Майами. Они отмерили еще два квартала и вышли на оживленную Линкольн-стрит.
Продвижение несколько замедлилось - Картрайт легко лавировал в толпе автомобилей, когда сам садился за руль, но совершенно потерялся в толпе людской. Он то и дело натыкался на пешеходов, зацепил локтем сгорбленную злую старушенцию и протер полой пиджака заплеванный бок урны. Однако венцом злоключений Картрайта стало столкновение на углу Линкольн-стрит и Шестой авеню.
Картрайт засмотрелся на живописную группу подростков, чьи взбитые шевелюры отливали всеми цветами радуги, и влез пыльной подошвой прямо на любовно начищенный штиблет полисмена. Фараон скромно стоял в сторонке - у фонарного столба, никому не мешал, такая бесцеремонность Картрайта была натуральным свинством.