Наркомафия
Шрифт:
Он прекрасно понимал, что коммерсант ждет вопроса о записке, которую он передал вчера. Но задавать подобный вопрос было и рано, и глупо, и уж, конечно, не в присутствии посторонних.
– Вот попал так попал, – начал нерешительно Байков. – Вы человек посторонний, казалось бы, на такую щепетильную тему следует говорить с друзьями… – Он замолчал, ожидая, что Гуров ему поможет откровенничать.
Сыщик лишь понимающе кивнул, любопытства не проявил.
– Видите ли, Лев Иванович, сугубо между нами, я еще не алкоголик, но запойный, и уже три дня в пурге, а тут еще радикулит схватил железной лапой, вот и решил упрятаться в больницу, привести себя в порядок. Мне пить совсем нельзя: бессонница, провалы
Гуров повернулся к Байкову, изобразил максимум понимания, обаятельно улыбнулся:
– Обязательно. Русский, талантливый, значит, обязательно запойный. – И закончил фразой, которую юрист понял несколько позже: – Простенько, со вкусом, но очень бездарно. И как Карцев говорит: «Но сегодня».
Появление Гурова и Байкова в офисе вызвало небольшой переполох. Секретарша Юдина, элегантная красавица Елена, даже вышла из-за стола, провела холеной ладонью по небритой щеке Байкова, прошептала:
– Бедненький. – На Гурова взглянула строго и одновременно кокетливо. – Вы, Лев Иванович, просто монстр. Зачем же больного человека?.. – Она не договорила, лишь махнула ручкой. – У шефа переговоры, закончатся, доложу. – И вернулась на свой трон.
В своем кабинете, как учил его криминалист, Гуров опустил жалюзи, кивнул на кресло.
– Кончайте валять дурака и располагайтесь. Вчера лучшие специалисты провели здесь санитарную уборку, нас никто не слышит.
Он достал бутылку коньяка, плеснул в стакан, протянул гостю.
– Как-нибудь на досуге я прочту вам короткую лекцию, как изображать запойного. Радикулит у вас с грехом пополам получается, а запой вы изображаете ни в…, ни в Красную Армию.
– Не понимаю…
– Охолонись, Гриша, ты имеешь дело с профессионалом, выпей, сними напряжение. Ты парень неглупый, правда, и не шибко умный, уговаривать я тебя не собираюсь. Скажу несколько слов, ты сам решишь, как тебе жить дальше. Ты только учти, что очень скоро ты в этом же кабинете будешь плакать и просить о помощи. Потому ты мне не хами. Не хочешь – не откровенничай, но взаимоотношения со мной не порти. Чушь несу. – Гуров закурил, двинул пару кресел, начал расхаживать. – Хами не хами, я все равно буду тебя спасать. Ответь только на один вопрос: ты уже под статьей или тебя используют втемную и на сегодня ты пока неподсуден?
Байков выпил коньяк, легко поднялся, налил себе вторую порцию. Гуров достал из стола электробритву, указал на розетку.
– Приведи себя в порядок.
Пока Байков брился, Гуров позвонил в машину Крячко, спросил:
– Что у тебя?
– Ну, по старой памяти дали мне две машины, так что я сам – третий.
– На какой срок?
– Пять суток.
– Ну, как минимум двое суток вас ждет перекур с дремотой.
– Спасибо, я всегда тебя любил. Ждать и догонять – самое милое дело, – сказал флегматично Крячко. – Сам понимаешь, дело практически бесперспективное. Когда они появятся, то ждать и играть мы права не имеем, а брать – значит тянуть пустышку за недоказанностью.
– Отвечу твоей же присказкой – ты большой, ты умный.
– Очень большой и очень умный, – поправил Крячко. – Больной у тебя? Молчит, конечно.
– Он бреется. Звони, – Гуров положил трубку.
Байков почистил бритву, положил на стол.
– Спасибо, Лев Иванович.
– Пустяки, Гриша, мелочи жизни. Я подумал и понял, что ты черту пока не преступил. Вчера узнал об убийстве главбуха, понял, что гуляешь по проволоке без лонжи и даже без зонтика, решил мне открыться, но тебе тут же позвонили и сказали, что не следует изображать героя, дочь у тебя одна и, судя по всему, другой уже не будет.
Байков так побледнел, что Гуров испугался, как бы действительно парень не грохнулся, и налил ему еще коньяка.
– Я тебя ни в чем не осуждаю. Однажды у меня украли любимую жену и ее сестру, я твое положение понимаю, лишних слов от тебя не жду. Я освободил их способом, для тебя недоступным, но у меня и лучших сыщиков России в услужении не было. Давай прокачаем ситуацию. Как я понимаю, она проста, как задница ребенка. Года два назад ты отказался подписать какой-то контракт и начал объяснять шефу, что тот собирается совершить глупость. Тогда к тебе обратился Мефистофель, протянул доллар и предложил заткнуться. Шеф колебался. Криминала в контракте не было, доллар был длинный, и ты решил чисто по-советски: мне что, больше всех нужно? Ты подписал, получил свой доллар, и мышеловка захлопнулась. Такую историю даже Шехерезада не рассказывала, потому что уже в то время она считалась старой и пошлой. Ты криминала не видел, возможно, не видишь и сегодня, но, когда вчера застрелили главбуха, ты понял, что стоишь на краю. Идти к шефу, признаться, что получаешь деньги не только у него, ты постыдился, решил обратиться ко мне: и человек новый, ты меня не предавал, и профессионал. Дальше произошло то, что произошло. Теперь я тебе расскажу, как ситуация ляжет дальше. Твою пятилетнюю Дарью мы на какое-то время убережем. Но, во-первых, только на какое-то время, а во-вторых, Мефистофель любит носить белые перчатки. Это так элегантно. Но, бывает, их снимает и в любой момент может шепнуть: «Да уберите вы этого грешника, у меня от одного его вида аппетит пропадает». Ну, как?
– А чем, собственно, вы, Лев Иванович, отличаетесь от Воланда? – севшим голосом произнес Байков.
– Верно, кругом шастают рогатые и козлоногие, и только Григорий Байков в серебряной тунике и с белоснежными крыльями.
– Я могу забрать Дарью и скрыться.
– А какая гарантия, что ты издалека не черкнешь в Россию несколько лишних слов? Никакой. Ты не скроешься, уедешь совсем не далеко.
– Да не знаю я практически ничего! Клянусь жизнью Даши!
– Верю, у тебя в руке фонарик с очень тонким лучом, но если ты его направишь в нужное место, я узнаю, за что убили главбуха и в каком месте зарыта собака.
– Меня тогда убьют мгновенно, а Дашу за компанию.
– А давай мы Дашу спрячем! Это сделаю я, причем сегодня. Ну, а мы с тобой мужики, обязаны драться.
– Надо подумать, Лев Иванович.
– Согласен. – Гуров взглянул на часы. – На раздумья выделяю тебе один час.
– Один час? – Голос у Байкова пропал, и Гуров понял его лишь по движению губ.
– Целый час, шестьдесят минут, уйма времени. – Гуров начал варить себе кофе.
Сыщик блефовал внаглую. Ведь если ставить условия, то подразумевается, что на отказ ты можешь применить силу. За спиной сыщика никакой силы не существовало. Опереться было абсолютно не на что. Байков мог не согласиться либо просто обмануть, и ничего Гуров не сделал бы, лишь утерся и начал снова от печки. Но уверенность, холодный тон и спокойствие Гурова произвели впечатление силы несокрушимой, а при сопротивлении и карающей.
– Час так час, – прошелестел пересохшими губами Байков. – Я здесь, в уголке, не помешаю?
– Какой разговор? – Чувствуя близкую победу, Гуров повеселел. – Вари себе кофе, требуется – выпей еще немного.
Байков не успел поблагодарить, как в кабинет быстро вошел Юдин.
– Как болящий? Оклемывается? Как успехи у службы безопасности? – Юдин был привычно энергичен, как всегда, безукоризненно одет, выбрит до синевы, гнал перед собой волну тончайшего французского одеколона.
Гуров взял его под руку так крепко, что шеф поморщился.