Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации
Шрифт:
– Нет.
– Знаешь ли ты этого человека? – спросили Мазьяра, указав на Афшина.
– Да.
– Ты по-прежнему не узнаешь его? – спросили судьи у Афшина.
– Ах да. Я вспомнил его, – ответил Афшин.
– Ты вступал в переписку с ним? – продолжили судьи допрос обвиняемого.
– Никогда.
– Писал ли он тебе? – спросили Мазьяра.
– Да, – ответил он. – Его брат Кхаш написал моему брату письмо, в котором сказано следующее: «Единственные люди, способные распространить нашу великую лучезарную Веру по всей земле, – это я, ты и Бабек». Бабек погиб по собственной глупости, я бы спас его, но он вел себя как безумец, ему уже нельзя было помочь. При нынешнем положении
– Но этот человек обвиняет лишь своего брата и моего брата, – заявил Афшин. – Какое отношение это имеет ко мне? Но даже если бы я сам написал ему подобное письмо, это еще не доказательство моей измены. Такое послание может быть уловкой, специально придуманной, чтобы завоевать доверие врага и захватить его потом врасплох. Я достаточно послужил повелителю правоверных своим мечом и мог бы также послужить и своим умом, раскрыв заговор с помощью военной хитрости, и заслужить этим не меньшую славу, чем в свое время заслужил Абдаллах Тахирид.
– Скажи нам, Афшин, – задал вопрос один из судей – Ибн Аби Дувад, – как так вышло, что, будучи мусульманином, ты не прошел обряд обрезания, в котором вся чистота и суть ислама?
– Я опасался, что эта операция повредит моему здоровью.
– Ты?! Доблестный воин, прославившийся своим мужеством!
– Абу Абдаллах, – ответил Афшин, – ты принадлежишь к тому типу судей, которые приговаривают к смерти тысячи, с той легкостью, с какой расправляют складки на своей одежде.
– Вполне очевидно, с каким человеком мы имеем дело, – сказал Ибн Аби Дувад, повернувшись к своим коллегам. – Увести его! – добавил он, обращаясь к стражнику – тюрку Бугхе.
Бугха тут же схватил Афшина за перевязь.
– Именно этого я и ожидал от вас! – закричал Афшин.
Но Бугха не дал ему продолжить, он набросил на голову опального военачальника подол его же одежды и отволок его в тюрьму, наполовину задушив по дороге.
Афшин умер в своей камере от голода. Его тело было повешено на виселице у Императорских ворот; идолов, которым он тайно поклонялся, свалили к подножию виселицы. Впоследствии идолов подожгли, и все сгорело дотла.
Но и Мазьяр не был прощен; его провели по городу и потом забили насмерть плетьми. Его труп повесили рядом с телом Бабека. Виселица Мазьяра постепенно наклонялась, и тела казненных приблизились друг к другу.
Мое сердце бьется спокойно, когда я вижу,Как эти двое сошлись, как добрые соседи: Бабек и Мазьяр,Склонившись и отвернувшись в сторонку,Как бы пряча секрет от любопытных прохожих.Черными покрывалами укрыты они,Как будто сотканными горячим ветром пустыни из смолы.С утра до вечера едут они на худых деревянных конях,Которых привели им плотники из мрачной конюшни.Они неподвижны, но, глядя на них, мне кажется,Что едут они куда-то, без остановки.Мутасим
– Что ты хочешь сказать о тех, кто так жестоко обошелся с тобой?
– Они подвергли меня мучениям во славу Божью. Они считали, что я заблуждался, а они правы.
Следуя примеру своего отца Мутасима, следующий халиф Ватик приказал наместнику Басры испытать на веру всех имамов и муэдзинов в вопросе сотворенности Корана. В то же время Ватик послал в Багдад за традиционалистом Ахмадом ибн Насром. Ахмад был доставлен в кандалах в Самарру, во дворец халифа.
– Что ты думаешь о происхождении Корана? – спросили его.
– Он не был сотворен! – заявил он.
– Каково твое мнение о возможности человека лицезреть образ Бога в день Последнего Суда?
– Сам Бог сказал: «В последний день ты увидишь Господа твоего так, как видишь сейчас луну», – ответил Ахмад и привел в подтверждение еще и одно из Преданий.
– Ты лжец! – сказал Ватик.
– Нет, это ты лжец! – ответил Ахмад.
– Как, – воскликнул халиф, – Бог может быть видим, находиться в физическом теле, быть ограниченным в пространстве и доступным человеческому глазу? Я не верю в Бога с такими атрибутами! Что вы скажете? – обратился он к ученым богословам, рационалистам, которые присутствовали на допросе.
– В соответствии с законом этого человека надо предать смерти, – ответили они.
– Меч мне! – крикнул халиф. – Я сам убью его у вас на глазах. Я возлагаю весь груз моих грехов на этого неверного, который поклоняется богу, которого я не признаю, богу, имеющему атрибуты, которых Истинный Бог не может иметь! Палач, постели свой коврик!
Ахмада, как он был, в оковах, швырнули на коврик палача, и Ватик собственноручно отрубил ему голову.
Тело повесили на виселице в Самарре, голова была насажена на кол в Багдаде, с надписью, прикрепленной к уху и гласившей: «Это голова Ахмада ибн Насра ибн Малика. Раб Божий имам Харун (Ватик) пригласил его, чтобы он признал сотворенность Корана и отрекся от уподобления Бога человеческому существу, но он упорствовал в своих заблуждениях, за что, по Божьей воле, душа его отправилась в Адское Пламя».
К голове был приставлен стражник с копьем, которому было приказано не допускать, чтобы случайный порыв ветра мог повернуть голову лицом в сторону Мекки. Этот солдат рассказывал потом: «Ночью я увидел, как голова сама собой повернулась к Мекке и стала читать суру Корана «Йа Син».
Люди в наше время настолько развращены, что, встречая человека Истинной Веры, называют его еретиком.
Насилие и квиетизм
«Радуйся своей Судьбе», – сказал Мухасиби.
Когда Ватик умер, все настолько поспешно бросились изъявлять свою верность новому халифу, что тело бывшего халифа было оставлено без присмотра. Большая ящерица заползла во дворец и выела ему глаза.