Народная история России. Том II. Устои советскои? диктатуры

Проданов Денис

Советская власть оказалась бессильна защитить потребителей. Неизвестные фабриканты нелегально выпускали поддельный сахарин. Он был якобы изготовлен „под наблюдением профессора химии и врача в лаборатории, находящейся в руках химиков-специалистов.“ [524] Реклама голословно утверждала, что сахарин „абсолютно доброкачествен“, „совершенно безвреден“, „не имеет никакого привкуса“ и „слаще сахара в 500 раз.“ [525]

При отсутствии сведений об изготовлении покупателям приходилось принимать подобные заявления на веру. Реклама сознательно вводила людей в заблуждение. Сладость сахарина была значительно ниже указанной. Сахарин был низкого качества и содержал солидную примесь соды или мела. [526] Несмотря на запрет продажи и употребления метилсахарина, дульцина, глюцина, инулина и других искусственных сладких веществ, их продолжали пускать в оборот. [527]

524

Известия

Петрокомпрода: Орган Петроградского комиссариата по продовольствию. 29 декабря 1918, № 4. стр. 3

525

Известия Петрокомпрода: Орган Петроградского комиссариата по продовольствию. 29 декабря 1918, № 4. стр. 3

526

Известия Петрокомпрода: Орган Петроградского комиссариата по продовольствию. 29 декабря 1918, № 4. стр. 3-4

527

Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу. Книга первая: 1 октября 1917 – 1 января 1919 г., Издание НКП, Нижний-Новгород, 1919, стр. 255

Сахарин имел неприятный металлический привкус. [528] Один современинник метко назвал сахарин „популярным ядом наших дней“. [529] Весьма показательным в распространении этого сомнительного ксенобиотика было то, что коммунистическое руководство, чиновники советского аппарата и полицейские структуры вроде ВЧК брезговали его употреблением. Партноменклатура знала, что сахарин вреден для здоровья. Поэтому она предусмотрительно обеспечивала себя и свои семьи сахаром.

528

Степанищева Зинаида, Неокончательная правда, Фонд Сергея Дубова, Москва, 2005, стр. 16; также Красная Москва. 1917–1920 гг., Издание московского Совета Р. К. и КР Д., Москва, 1920, стр. 406-407

529

Александр Блок в воспоминаниях современников. В 2-х томах, Т.2, Художественная литература, Москва, 1980, стр. 36

Писатель Алекандр Куприн подытожил: „Сахарин для нежных организмов комиссарских детей был признан вредным, и для них выдавалась усиленная порция сахара. Остальные дети могут отлично обходиться как без сахара, так и без сахарина.“ [530] Сахарин в России обрёл функцию подсластителя для разорённых масс – большинства населения. По мере дальнейшей пауперизации общества всё большее число людей не могло себе позволить даже дешёвых сахарозаменителей.

И всё же самой непереносимым компонентом советской повседневности стала нехватка продовольствия и связанный с ней голод. На протяжении 1917 года продовольственное распределение по карточкам последовательно приходило в расстройство. В крупных промышленных городах жизнь становилась всё голодней. [531]

530

Куприн А. И. Хроника событий глазами белого офицера, писателя, журналиста, 1919–1934, Москва, 2006, стр. 188

531

Да здравствует революция! Воспоминания участников Великого Октября, Издательство политической литературы, Москва, 1980, стр. 28

К зиме 1917–1918 года продовольственный вопрос стал грозить бунтом. Газеты обеспокоенно указывали на то, что в стране „доедаются последние крохи.“ [532] 14 (27) декабря 1917 года газета „Наш век“ указывала, что в Смоленской губернии продовольственный кризис обострился благодаря наплыву „демобилизовавшихся“ элементов из армии и безработных из города. Автор заметки заключил: „Многие неделями сидят без куска хлеба, питаются картошкой, да кой-чем. Все говорят, что народ скоро от голода заревет, завоет волком.“ [533]

532

Ростковский Ф. Я. Дневник для записывания… (1917-й: революция глаза ми отставного генерала), Росспэн, Москва, 2001, стр. 425

533

Ростковский Ф. Я. Дневник для записывания… (1917-й: революция глаза ми отставного генерала), Росспэн, Москва, 2001, стр. 426

К моменту Октябрьского переворота в стране ещё сохранились небольшие продовольственные запасы. Но положение ухудшалось с каждым месяцем. Хлебопекарни, мясные, молочные и бакалейные лавки стали закрывать. Несмотря на насилия и репрессии, после большевистского захвата власти Министерство продовольствия Временного правительства не прекратило работы. Его органы стремились поставить питание населения вне политической борьбы. В столице двоевластие между Министерством продовольствия и Наркомпродом продлилось несколько недель. [534]

534

Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, Т.1, Издательство имени Чехова, Нью-Йорк, 1952, стр. 145-146

Во многих регионах трансфер власти затянулся на долгие месяцы. В некоторых областях он занял несколько лет. [535] После Октября организация продовольственного снабжения республики представляла собой чрезвычайно сложную и запутанную картину из ряда наслоений разнообразных периодов – монархического, коалиционного, большевистского. [536]

РСФСР была отрезана от богатейших хлебных районов, дававших излишки: Бессарабии,

Украины и Крыма. Были также прерваны почти все сообщения с Северным Кавказом. Этот регион обладал излишками продовольственных, крупяных и кормовых хлебов от урожая 1917 года в размере около 130 миллионов пудов. [537]

535

Антонов-Саратовский В. П. Под стягом пролетарской борьбы. Том 1, Госиздат, Москва, 1925, стр. 213-222

536

Ленинградская кооперация за десять лет, Т.2, Издание Л. С. П. О., Ленинград, 1928, стр. 261-262

537

Мельник В. Продразверстка до её декретирования // Проблемы экономики. 1935. № 6. стр. 104-105

К этому добавлялась трудность получения хлебных избытков из районов Западной Сибири (Тобольская и Томская губернии) и Степного края (Уральская, Тургайская, Акмолинская и Семипалатинская губернии). Населенные пункты этих регионов были расположены вдали от главных железнодорожных и водных артерий. Трудности перевоза обострялись всеобщей транспортной разрухой. Продовольственные перспективы к маю 1918 года приняли угрожающий характер. [538]

Количество продуктов становилось всё более ограничено. В городах и посёлках взору являлись полупустующие советские магазины и лавки. В них иногда торговали скудными остатками предметов массового потребления. [539] Большинство входов в магазины было заколочено. В кооперативах стали выдавать щепотку муки и соли, мерзлую капусту и воблу. [540]

538

Мельник В. Продразверстка до её декретирования // Проблемы экономики. 1935. № 6. стр. 105

539

Юбилейный сборник. Годовщина Октябрьской революции / Издание Комиссии по устройству празднеств при Елецкой организации РКП (большевиков), Елец, 1918, стр. 39

540

Оцуп Н. А. Океан времени. Стихотворения. Дневник в стихах. Статьи и воспоминания о писателях, Logos,Спб, Голубой всадник, Дюссельдорф, 1993, стр. 520

В номере от 30 мая 1918 года газета „Вечернее слово“ отметила, что в хлебородной и богатой всякими продуктами Тамбовской губернии вследствие реквизиции и контрибуции создалась полнейшая необеспеченность торговых предприятий. [541] Автор заметки продолжил: „Почти во всех магазинах Тамбова у касс сидят советские агенты, так как владельцы магазинов, не заплатившие последней контрибуции, были помимо этой контрибуции ещё оштрафованы по 10–50 тыс. руб., каковые суммы и собираются сейчас из выручек магазинов. Многие торговцы помимо того посажены в тюрьму.“ [542]

541

Вечернее слово. 30 (17) мая 1918, № 44. стр. 4

542

Вечернее слово. 30 (17) мая 1918, № 44. стр. 4

Жестокие репрессии советских властей усилили экономический дисбаланс не только в губернских центрах, но и в уездных городах, и в сёлах. Современники указывали на то, что национализированные лавки превращались в неудобные, никому не нужные канцелярии, где ничем не торгуют, а только пишут один или несколько чиновников-бюрократов, заменивших толкового хозяина и приказчика. [543]

Железнодорожные линии страны были забиты порожняком и гружёными вагонами, которые подолгу не разгружались. [544] Пробки, развал транспорта и халатное отношение районной администрации к транспортировке, хранению и снабжению вело к тому, что продукты портились. Их приходилось уничтожать. Пока Москва, Петроград и другие центры голодали, на путях целыми днями, а порой и неделями стояли эшелоны, нагруженные продовольствием. [545]

543

Станкевич В. Б. Воспоминания, 1914–1919, Издательство И. П. Ладыжникова, Берлин, 1920, стр. 342

544

Арский Р. Годовщина коммунистических субботников, Типо-литография Народного Комиссариата Путей Сообщения, Москва, 1920, стр. 3-4

545

Арский Р. Годовщина коммунистических субботников, Типо-литография Народного Комиссариата Путей Сообщения, Москва, 1920, стр. 5

Протухшее мясо массово сжигалось в то время, как система снабжения приходила в упадок. Некоторых членов местных управ за подобные факты предавали суду. В отдельных случаях продукты удавалось направить голодающему населению. [546]

В мае 1918 года на станции Самара, согласно телеграфному сообщению представителя Северной области, пути и пакгаузы были загружены 500 вагонами мясных консервов. Они были адресованых комиссару продовольствия Красной армии Н. Н. Петину. Начальство ходатайствовало о передаче 200 вагонов этих консервов в распоряжение комиссара для отправки маршрутным поездом в голодающий Петроград. [547]

546

Вечернее слово. 30 (17) мая 1918, № 44. стр. 3

547

Вечернее слово. 30 (17) мая 1918, № 44. стр. 3