Народный быт Великого Севера. Том I

Бурцев Александр Евгеньевич

В погребе барин и говорит: «если б только один живой человек постучал коленами на моем гробу и сказал бы: «Боже отец, Боже сын, — спи спокойно!» то не мог бы я больше вставать. И денег тех тот человек мог бы достать себе, из-под порога. Но хорошо, что мы мертвы — никто не будет знать этого». Но вот заспорили они опять, кому первым лечь в гроб. Иван все стоял на том, что он при жизни барина следовал за ним, и хочет и мертвым услужить ему. (Боялся Иван, чтобы барин его не задушил). Спорили они, спорили, пока, наконец, не запел петух. Как услышал барин пение петуха, он тотчас бросился в гроб, а Иван немедленно вскочил на гроб, пристукнул три раза коленами и сказал: «Боже отец, Боже сын, — спи спокойно!» Не поднялся более барин из гроба; только еще успел сказать: «если б я знал, что ты жив, я растер бы тебя в прах». Затем Иван пошел домой, женился на барыне-вдове, выкопал деньги из-под порога конюшни, и жил себе, как барин.

(Лично мною записано со слов крестьянина Прокофьева из Кадникова).

СКАЗКА

о солдате и смерти[5]

В одном государстве жил— был славный и сильный король, у него было очень много войска, и он сильно полюбил одного солдата, который служил ему верою и правдою и был главным его конюхом. Прошло срочное время, отслужил солдат службу королю и стал проситься у короля на родину с родными повидаться. Сначала было король не спускал его, но потом согласился, наделил его златом-серебром

и отпустил его на все четыре стороны. Вот получил солдат отставку и пошел с товарищами прощаться, а товарищи и говорят ему: неуж ли на простинах-то не поднесешь, а прежде ведь мы хорошо жили. Вот солдат и начал подносить своим товарищам, подносил-подносил, глядь: а денег-то осталось у него только пять пятаков. Вот идет наш солдат близко ли, далеко ли, видит, стоит в стороне кабачок, — зашел солдат в кабачок, на копейку выпил, на грош закусил и пошел далее. Прошел эдак немного, встретилась ему старуха, и стала милостину просить, солдат и подал ей пятак. Подошел опять немного, смотрит: а та же старуха идет навстречу и просит милостину; солдат подал другой пятак, а сам и дивуется, как это старуха опять очутилась напереди, меж тем, как не видел, чтобы она прошла мимо него. Смотрит, а старуха опять напереди и просит милостину; солдат и третий пятак ей подал. Подошел опять эдак с версту, смотрит, а старуха опять напереди и просит милостину; разозлился солдат, не стерпело ретивое, выдернул тесак, да и хотел было раскроить ей голову, и только лишь замахнулся, а старуха бросила к его ногам котомку и скрылась. Взял солдат котомку, посмотрел-посмотрел, да и говорит: куда мне с этой дрянью? У меня и своей довольно! и хотел было уж бросить, — вдруг, откуда ни возьмись, явились пред ним, как из земли, два молодца и говорят ему: что вам угодно? Солдат остолбенел от удивления и ничего не мог им сказать; он думал, что это привидение, да и закричал: что вам от меня надобно? Один из них — щеголь собой, подошел поближе к служивому, да и говорит: мы служители твои покорные, но слушаемся не тебя, а вот этой волшебной сумочки, и если тебе что нужно, приказывай, я все сделаю! Солдат думал, что все это ему грезиться, протер глаза, решился спробовать, да и говорит: если ты говоришь правду, то я приказываю тебе, чтобы сейчас же была койка, стол, закуска, водка и трубка с табаком! Не успел солдат еще и окончить, а уж все и явилось, как будто с неба упало. Выпил солдат, закусил, повалился на койку и закурил трубку. Полежал он так довольно времени, потом махнул котомочкой и, когда явился лакей (служитель котомочки), солдат говорит: «а долго ли я буду здесь лежать на этой койке и курить табак?» «Сколько угодно», — сказал лакей. — «Ну так обери все», — сказал солдат и пошел дальше. Вот шел он, после этого, близко ли, далеко ли, и пришел к вечеру в одну усадьбу, и тут славный барский дом, да барин в этом дому не жил, а жил в другом, — в хорошем-то дому черти водились. Вот и стал солдат у мужиков спрашивать: «где барин живет?» — А мужики и говорят: «да что тебе в нашем барине?» — «Да ночевать бы надо попроситься». — «Ну, — говорят мужики, — только пойди, так он уж и отправит тебя к чертям на обед!» — «Ничего, — говорит солдат, — и с чертями разделаться можно, а это в сторону; а скажите, где барин-то живет?» Мужики показали барский дом и солдат пошел к нему; а как пришел к барину, стал у него ночевать проситься. Барин и говорит: «пустить-то я, пожалуй, и пущу, да только у меня там не тихо!» — «Ничего», — говорит солдат. Вот барин и повел солдата в хороший дом, а как привел, солдат махнул своей волшебной сумочкой и, когда явился лакей, велел приготовить стол на двух человек. Не успел барин повернуться, а уж и явилось все. Барин, хоть и богат был, а такой закуски никогда еще у него не бывало! Стали они закусывать, а барин и украл золотую ложку; вот как кончили закуску, солдат махнул опять котомочкой и велел обрать все, а лакей и говорит: я не могу обрать — не все на столе. Солдат посмотрел, да и говорит: ты, барин, для чего ложку взял? Я не взял, говорит барин. Солдат обыскал, барина, отдал ложку лакею, а сам и начал благодарить барина за ночлег, да так его изрядно помял, что барин со злости пошел да и запер на замок все двери. Солдат запер все окна и двери из других покоев, закрестил и стал чертей дожидаться. Этак около полуночи вдруг слышит, что кто-то у дверей пищит. Пождал еще солдат немного и вдруг набралось множество нечистой силы и подняли такой крик, что хоть уши затыкай! Один там кричит: напирай-напирай, а другой на место ему кричит: да куда напирать, коли крестов наставлено!..

Солдат слушал, слушал, а у самого волосы так-таки дыбом и встают, даром что нетрусливого десятка был. Наконец и закричал: «да что вам тут от меня надо, босоногие?» — «Пусти, кричат ему из-за дверей черти». — «Да на что я вас пущу сюда?» — «Да так, пусти!» — Солдат посмотрел кругом и увидел в углу мешок с гирями, взял мешок, вытряхнул гири, да и говорит: а что, много ли вас, босоногих, войдет ко мне в мешок?» — «Все войдем», говорят ему из-за дверей черти. Солдат наделал на мешке крестов углем, приотворил немного дверей да и говорит: ну-ка я посмотрю, правду ли вы говорили, что все войдете? Черти все, до одного залезли в мешок, солдат завязал устье мешка, перекрестил, взял 20-ти фунтовую гирю да и давай по мешку бить. Бьет, бьет да и пощупает, мягко ли? Вот видит солдат, что, наконец, мягко стало, отворил окно, развязал мешок, да и вытряхнул чертей вон; — смотрит, а черти все изуродованы и никто с места не двигается. Вот солдат как крикнет: а вы что тут, босоногие, расположились-то? другой бани что ли дожидаетесь, а? Черти все кой-как разбежались, а солдат кричит им вдогонку: еще придите сюда, так я вам не то еще задам! Наутро пришли мужики и отворили двери, а солдат пришел к барину и говорит: ну, барин, переходи теперь в тот, дом и не бойся уж ничего, а мне за труды надо на дорогу дать! Барин дал ему сколько-то денег, и солдат пошел себе дальше. Вот шел он так счастливо и весело уж долгонько, и до дому недалеко осталось, всего каких-либо на три дни ходьбы! Вдруг повстречалась с ним старуха, такая это худая да страшная, несет полную котомочку ножей, да пил, да разных, топориков, а косой подпирается! Дошла она до солдата и загородила ему дорогу, а солдат не стерпел этого, выдернул тесак, да и закричал: что тебе надо от меня, старая? Хошь, я тебе голову раскрою? Смерть (это была она) и говорит: я послана Господом, взять у тебя душу! (дрогнуло солдатское сердце, упал он на колена да и говорит: «смилуйся, матушка смерть, дай мне сроку только на три года, — прослужил я королю-батюшке свою долгую солдатскую службу и теперь иду с родными повидаться». — «Нет, говорить смерть, не видаться тебе с родными и не дам я тебе сроку на три года!» — «Дай хоть на три месяца». — «Не дам и на три недели» — «Дай хоть на три дня?» — «Не дам тебе и на три минуты, сказала смерть, махнула косой и уморила солдата! Вот очутился солдат на том свете, да и пошел было в рай, да его туда не пустили, недостоин, значит, был! Пошел солдат из раю да и попал в ад, а тут прибежали к нему черти да и хотели было в огонь тащить, а солдат и говорит: вам что надо от меня? Ах вы, босоногие, аль позабыли барскую-то баню, а? Черти все и побежали от него, а сатана кричит: «вы куда, детки, побежали-то?» — «Ой, батько, говорят ему чертенята, ведь солдат-то здесь». Как услыхал сатана это, да и сам побежал в огонь.

Старик и старуха[6]

Жил-был старик да старуха, старик был настоящий человек, а у старухи одна половина была как у человека, а другая — как у зверя. После смерти старика у ней родился сын, такой же, как она. Рос он очень скоро и сделался хорошим охотником. Однажды, возвратясь с охоты, он сказал матери: я хочу жениться, и ты найди мне невесту.

Мать согласилась, и на другой день, когда сын ушел на охоту, пошла к недалеко проживавшим старику и старухе, у которых было три дочери.

Ее приходу все удивились. Пригласили сесть, но она ответила: не сяду, пока не кончу дела. Стала сватать старшую дочь, и та согласилась. В тот же день она привела ее к сыну. Когда молодая пришла в вежу, то мужа не было дома, Он быль на охоте. Старуха указала невестке место, где она должна спать и приказала ей спать. Смотреть же не велела никуда, пока будет вариться ужин.

Невестка для виду и легла спать, но незаметно стала смотреть, что будет делать свекровь. Свекровь вымыла мясо и стала варить его в кожаном мешке, который скоро и потек. Увидав, что девушка это заметила, старуха осерчала и сказала: говорила, не смотри: не послушалась — будь же теперь камнем. Невестка окаменела. Пришел сын и спросил: где жена? Мать указала на каменную фигуру и прибавила: она была упряма, вот ей и наказание.

Сын на другой день, отправляясь на охоту, сказал: не забудь привести мне жену. Мать опять пошла к старику и привела от него вторую дочь под предлогом, будто первой скучно.

То же сказала и этой. Она опять не послушалась и окаменела. Возвратившемуся сыну опять показала па окаменевшую. Он посмотрел и сказал: завтра. должна быть у меня жена, a нет — прощайся со мной».

Мать, услышав это, ответила: они были не послушны и потому тебе в жены негодны. Приведу завтра меньшую сестру их, из нее, быть может, и будет тебе жена.

После сына, который ушел на охоту, старуха опять пошла за третьей сестрой. Привела ее и опять то же сказала. Она, посмотрев на окаменевших, испугалась и вполне послушалась свекрови. После приготовленного ужина, старуха разбудила невестку и сказала: собака лает, поди встречай мужа. Она встретила его, поужинали и стали жить. Вскоре у них родился сын, такой же как отец. Муж при этом сказал: жена смотри, чтобы у сына постель никогда не была мокра. Раз, однако, отец увидал, что у сына постель мокра: он сейчас же стал собираться в дорогу. Сын тоже стал приготовляться уйти с ним. Мать не могла удержать ни мужа, ни сына — они ушли и сделались дикими оленями. При прощанье мать сказала сыну: черных зверей бойся, а белых не бойся. Не бойся и гангасов (веревки, которыми ловят диких оленей).

Иванко-Медведко[7]

В некотором селе жил-был богатый мужик с женою. Вот раз пошла она в лес за груздями, заплуталась и забрела в медвежью берлогу. Медведь взял ее к себе, и долго ли, коротко ли — прижил с нею сына: до пояса человек, а от пояса медведь; мать назвала того сына Иванко-Медведко. Годы шли да шли, Иванко-Медведко вырос, и захотелось ему с матерью уйти на село к людям; выждали они, когда медведь пошел на пчельник, собрались и убежали. Бежали-бежали и добрались таки до места. Увидал мужик жену, обрадовался — уж он не чаял, чтобы она когда-нибудь домой воротилась; а после глянул на ее сына и спрашивает: «а это что за чудище?» Жена рассказала ему все, что и как было, как она жила в берлоге с медведем и как прижила с ним сына: до пояса человек, а от пояса медведь. «Ну, Иванко-Медведко! говорит мужик, поди на задний двор да заколи овцу; надо про вас обед сготовить». — А которую заколоть! «Ну, хоть ту, что на тебя глядеть станет». Иванко-Медведко взял нож, отправился на задний двор, и только скричал овцам — как все» овцы на него и уставились. Медведко тотчас всех переколол, поснимал с них шкурки, и пошел спросить: «куда прибрать мясо и шкуры»? «Как? заревел на него мужик, я тебе велел заколоть одну овцу, а ты всех перерезал»! — Нет, батька! ты велел мне ту заколоть, которая на меня взглянет, я на задний двор — они все до единой так на меня и уставились; вольно ж им было на меня глазеть! «Экой разумник! ступай же, снеси все мясо и шкуры в амбар, а ночью покарауль дверь у амбара-то, как бы воры не украли да собаки не съели!» — Хорошо, покараулю. Как нарочно, в ту самую ночь собрались гроза, и шел сильный дождь. Иванко-Медведко выломил у амбара дверь, унес ее в баню и остался там ночевать. Время было темное, ворам сподручное; амбар открыт, караула нет — бери, что хочешь! Поутру проснулся мужик, пошел посмотреть: все ли цело? Как есть ничего не осталось: что собаки съели, а что воры покрали. Стал он искать сторожа, нашел его в бане, и принялся ругать пуще прежнего. «Ах, батька! чем же я виноват? сказал Иванко-Медведко; сам ты велел дверь караулить я дверь и караулил: вон она! ни воры не украли, ни собаки не съели!»

Что с дураком делать? думает мужик; эдак месяц-другой поживет, совсем разорит! как бы его с рук сбыть? Вот и надумался: на другой же день послал Иванка-Медведка на озеро из песку веревки вить, а в том озере много нечистых водилось: пусть де его затащат черти в омут! Иванко-Медведко отправился на озеро, сел на берегу и начал из песку веревки вить. Вдруг выскочил из воды чертенок: «что ты делаешь, Медведко?» — Что? веревки вью; хочу озеро морщить, да вас чертей корчить — затем, что в наших омутах живете, а руги не платите. «Погоди, Медведко! я побегу, скажу дедушке» — и с этим словом бултых в воду. Минут через пять снова выскочил: «дедушка сказал: коли ты меня перегонишь, так заплатит ругу, а коли не перегонишь — велел тащить тебя самого в омут». — Вишь прыткой! ну, где тебе перегнать меня? — говорит Иванко-Медведко; у меня есть внучек, только вчера народился — и тот тебя перегонит! Не хочешь ли с ним потягаться? какой такой внучек?» — Вон под колодой лежит, отвечает Медведко, да как вскрикнет на зайца: «ай, Заюшко, не подгадь!» Заяц бросился без памяти в чистое поле и в миг скрылся из виду: чертенок было за ним, да куда? на полверсту отстал. «Теперь коли хочешь, говорит ему Медведко, побежим со мною, только, брат, с уговором: если отстанешь, — я тебя до смерти убью!» — Что ты! сказал чертенок — и бултых в омут. Немного погодя выскочил опять из воды и вынес дедушкин чугунный костыль: «дед сказал: коли вскинешь ты вот этот костыль выше, чем я вскину, — так заплатит ругу». — Ну, кидай ты наперво! Черт вскинул костыль так высоко, что чуть видно стало; со страшным гулом полетел костыль назад и ушел в землю наполовину. «Кидай теперь ты!»

Медведко наложил на костыль руку, и пошевелить не смог: «погоди, говорит, вот скоро подойдет облачко, так на него закину!» — Нет, нет! как же дедушке без костыля-то быть? сказал бесенок, схватил чертову дубинку и бросился поскорее в воду. Погодя немножко, опять выскочил: «дедушка сказал: коли сможешь ты обнести эту лошадь кругом озера хоть один раз лишний супротив меня, так заплатит ругу, а не то ступай сам в омут». — Эко диво! начинай. Чертенок взвалил на спину лошадь и потащил кругом озера; разов десять обнес и устал окаянный — пот так и льет с рыла! «Ну, теперь мой черед!» сказал Иванко-Медведко, сел на лошадь верхом и ну ездить кругом озера: до тех пор ездил, пока лошадь пала. «Что, брат! каково»? спрашивает чертенка. — Ну, говорит нечистой, ты больше моего носил, да еще как? — промежду ног, эдак мне и разу не обнести! Сколько ж руги платить? «А вот сколько: насыпь мою шляпу золотом, да прослужи у меня год в работниках — с меня и довольно!» Побежал чертенок за золотом, а Иванко-Медведко вырезал в шляпе дно и поставил ее над глубокой ямою, чертенок носил-носил золото, сыпал в шляпу, целый день работал, а только к вечеру сполна насыпал. Иванко-Медведко добыл телегу, наклал ее червонцами и свез на чертенке домой: «разживайся, батька! вот тебе батрак, а вот и золото!»