Народы моря
Шрифт:
Я и не собирался добираться сюда, но так получилось. Путь через горы показался мне слишком трудным, даже с учетом того, что нам теперь не будут мешать каркемишцы. Я решил вернуться к морю по равнине, пройдя на треть больше. Тем более, что Тиль-Барсип и Эмар выставили нам снабжение — муку, баранов и коз, вино и пиво. Остальное собирали сами в многочисленных мелких поселениях, бывших когда-то под властью Митанни, а теперь, когда это государство распалось, ставших вотчинами местных князьков. Население разбегалось при нашем приближении, унося с собой самое ценное. Князьки удирали первыми и быстрее всех. Мы, народы моря, стали бичом божьим этой эпохи.
И
Я отправил еще одного посла в Алалах. На этот раз человека рассудительного, не склонного к авантюрам. Новые требования были жестче: выдать виновных в нападении и покинуть город с запасом продуктов на три дня. За это время мы разграбим город, после чего жители смогут вернуться и стать моими подданными. Правитель Алалаха по имени Наассон отклонил мои требования, заявив, что вскоре пришлет ко мне своих послов. Он явно тянул время, ждал откуда-то помощи. Это меня насторожило. Если бы в этих краях была еще одна большая армия, я бы знал. Шанс на то, что я пока не получил важную информацию, все-таки оставался. Время сейчас бурное, разные племена шастают туда-сюда по планете. Вдруг объявились какие-нибудь народы гор или пустынь, готовые сразиться с народами моря?
К Алалаху мы подошли во второй половине дня. Ворота были закрыты. Никто не вышел нам навстречу, не предложил решить вопрос мирно. На стенах и башнях, как обычно, толпились воины и другие горожане. Сдаваться они не собирались. Я тоже не собирался прощать им такую борзость.
Собрав командиров отрядов, объявил:
— Располагайтесь вокруг города и ведите себя спокойно, будто мы собираемся осаждать долго и нудно. Когда стемнеет, оставьте только самые необходимые костры. Все остальные затушить и в темноте перенести лестницы поближе к городским стенам.
Лестницы мы заготовили на двух предыдущих привалах, когда стало понятно, что мимо Алалаха без шуток не пройдем.
— Штурмовать будем ночью? — спросил Пандорос, малость подрастерявший гонор после разгрома каркемишцами.
— Нет, — ответил я. — Между волком и собакой.
Это выражение очень нравилось моим воинам. Часами они пользуются редко, хотя в каждом городе есть солнечные. Обычно солнечные часы при храмах, потому что более-менее точное время нужно знать только жрецам. Всем остальным хватает ночи и дня, который делится на две части — до полудня и после. Благодарямне, у них появились утренние сумерки — время между волком и собакой. Как это выражение прорвется через века и приживется у римлян, а потом у французов, пусть гадают историки.
Глава 94
Ночью случилась морось. Назвать дождем это реденькое, невзрачное и непродолжительное влагоизлияние у меня не поворачивался язык. У нее был один плюс — прибила пыль. Все-таки приятнее идти, когда не першит в носу и горле. От моего шатра до линии атаки метров пятьсот. Видимость пока плохая. Шагаю осторожно, стараюсь не наступать на кожаные мешки и бурдюки, оставленные воинами, которые уже подошли ближе к стенам, ждут сигнал. Стоят группами. Уже не строго по племенному принципу, а, скорее, по боевому родству, с кем уже ходил на штурм, на кого надеешься, как на себя. Еще пара походов — и превратятся в одно племя.
Небо начинает сереть. Уже можно различить стены и башни. Я останавливаюсь перед ахейцем лет тридцати пяти. В сумерках его лицо кажется серым, как у мертвеца, пролежавшего пару дней в холодную погоду. Вроде бы он из первого призыва, но могу и перепутать.
— Что скажешь? Пора штурмовать? — обращаюсь к нему вполне серьезно.
— Да пора бы, — не очень уверенно отвечает ахеец.
— Раз ты так считаешь, то придется нам выполнять твой приказ, — говорю я шутливо и дружески хлопаю его по плечу.
Те, кто меня слышал, смеются, может быть, тонко льстя. Начальство любит, когда смеешься над его шутками, даже если юмор туповат.
— Вперед! — тихо командую я.
Так же тихо мою команду передают по цепочке влево и вправо. Воины, стоявшие впереди, берут вязанки хвороста, доски и лестницы и неторопливо шагают к сухому рву шириной метров пять и глубиной не больше двух. Алалахцы даже не потрудились расширить и углубить его. Вязанки летят на дно рва, заваливая его, доски кладутся через него, образуя мостки. Те, кто с лестницами, переходят по мосткам, а остальные или ждут очереди, или спрыгивают в ров на вязанки и выбираются на противоположной стороне. Шума производим много, но на городских стенах пока тихо.
Только подумал так, как где-то левее заорали истошно:
— Тревога! Тревога! Напали!…
Мои воины сразу задвигались быстрее. На стенах не должно быть много алалахцев. Наверняка многие спят у себя дома, уверенные, что штурм будет не скоро. Пока они услышат крики, пока очухаются от сна, пока оденутся и снарядятся к бою, пока добегут до стен и поднимутся на сторожевой ход или на площадку в башне, пройдет время, за которое нам надо смести дозоры и закрепиться наверху. Тогда можно считать город захваченным.
Я перехожу ров по двум доскам, положенным рядом. Они гнутся подо мной. Падать придется всего метра два и не в воду, но все равно стремно. Переступив на землю, вздыхаю облегченно. Впереди очередь у лестницы. В основном это «охотники», присоединившиеся к моей армии. У них святая обязанность идти на штурм первыми. Завидев меня, расступаются, предлагая лезть без очереди. Я машу рукой: не надо, подожду.
Меня привлекают алалахцы на сторожевом ходе, которые пытаются остановить моих воинов. Я пришел с луком, потому что уверен, что саблей махать вряд ли придется. Слишком слаб городской гарнизон против моих воинов, захвативших уже столько городов. Надев зекерон и тетиву, натягиваю последнюю, разминая руку. Лук тихо поскрипывает, будто недоволен тем, что оторвали от спокойного отдыха в колчане.