Нас больше нет
Шрифт:
Особенно пристально меня рассматривает Настя. На ее лице написано недовольство. Мы с ней никогда не ладили и не любили друг друга. Она ревновала меня к отцу, всегда пыталась выставить меня в плохом свете перед родителями. И с годами ничего не изменилось.
— Итак, давайте начнем то, ради чего мы, собственно, здесь собрались. — Минуту спустя появляется и Давид.
Он максимально собран, ни о каких проявлениях чувств и речи идти не может.
— С этого дня к каждому из вас будет приставлена персональная охрана, — продолжает он.
— Но у нас и так
— До этого момента охрана сопровождала вас только по надобности. Сейчас же она будет с вами двадцать четыре на семь. Парни будут меняться через двенадцать часов. Попытка удрать от них карается домашним арестом. Это мы с вашим отцом обговорили.
Настя громко стонет. Мише, кажется, все равно, он и раньше особо-то никуда не выходил. Ему главное — наличие компьютера и интернета. Я же просто молчу и изображаю скучающий вид. Словно ко мне это все не относится.
— Слава, что все же происходит? — встревоженно хватается за сердце Юля.
— Все будет хорошо, нужно лишь переждать. — Отец подходит к ней, берет за руку, нежно поглаживает, с теплом смотря на жену. — Но безопасностью пренебрегать не стоит, — добавляет он.
Подробностями папа явно делиться не хочет. По крайней мере, точно не в присутствии своих детей.
— Дальше, — прячет руки в карманах Давид, скользя по нам взглядами. — Каждый из вас вечером будет писать свое расписание на следующий день и передавать его мне. Я буду его корректировать, а ваша охрана следить за тем, чтобы вы ему следовали.
— Может, просто посидим несколько недель дома, пока все не уляжется? — предлагает Юра. — Все равно сейчас каникулы.
Настя шикает на него, говорит что-то тихо и недовольно ему на ухо.
Отец делает шаг вперед, берет ситуацию в свои руки.
— Нам нужно создать видимость обычной жизни, пока я буду готовить все для того, чтобы в случае чего покинуть страну незамеченными.
— Господи, Слава, во что ты ввязался? — ахает рядом Юля. Ей пора пить успокоительное. Мне, наверное, тоже.
Настрой отца мне вовсе не нравится. Я не наивная дура, чтобы не понимать: если дойдет до побега из страны — дело дрянь. Поэтому мысленно прикидываю, как теперь выкрутиться из сложившейся ситуации и вернуться в Лондон в ближайшие дни. У меня выставка на носу, а еще четыре заказа. Я не могу так просто сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Или же просто исчезнуть под липовыми документами.
— Следующие две недели будут очень важными и напряженными, если… конфликт не уладится, то вы должны быть готовы покинуть страну из любой точки города, — продолжает Давид, ни на кого не обращая внимания. — Для этого каждый из вас сегодня же должен собрать рюкзак на экстренный случай. Никаких телефонов, планшетов, любых других гаджетов, по которым можно отследить человека, чтобы я там не видел.
— Как это никаких телефонов? — перебивает его возмущенная Настя. — Я не могу вот так вот взять и исчезнуть. У меня, вообще-то, блог, подписчики, контент, реклама…
— Настя, — грубо осаждает ее отец, — твои игрушки подождут. Перестань встревать в разговор и дай Давиду договорить наконец-то.
Сестра сразу же кривится, выражая свою обиду, в глазах появляются слезы. Она та еще актриса.
— Вам нужно взять с собой лекарства, в случае если вы что-то принимаете на регулярной основе, несколько пар сменной одежды, средства личной гигиены и то, что вы посчитаете необходимым и что поместится в рюкзак. Скорее всего, пережидать мы будем в наиболее безлюдных местах, поэтому покупать прокладки и тампоны будет негде, — жестко отрезал Давид, при этом сканируя меня и Настю взглядами.
Щеки Насти сразу же вспыхнули. Мне стыдиться нечего. Я с Давидом прожила полгода.
— Все это похоже на дешевый боевик, — вздыхаю я, поправляя непослушные волосы. — Может, мы просто сегодня ночью всей семьей уйдем в турпоход? Горы, палатки, природа. Там даже связь не ловит. И никто нас не найдет.
Давид и папа мою шутку не оценили. Сестра посмотрела так, словно я предложила ей зимой голышом искупаться. Зато Юра воодушевился. Глаза загорелись. А Юля сидела рядом с задумчивым и хмурым видом. Понимала, что грядут перемены и неизвестно, устоит ли на воде плот Смоленских или же пойдет ко дну.
— У вас есть два часа на сборы и на то, чтобы составить завтрашнее расписание дня. А я пока отвезу Леру в отель, чтобы она забрала свои вещи.
— Нет, с тобой не поеду, — выставляю перед собой руки.
— Поговорим на улице, — кивает мне Давид, идя к двери. Тем самым дает понять, что не хочет, чтобы кто-либо видел наши с ним препирания.
Я иду к воротам быстрым шагом. Солнце слепит глаза. Уверенно перебираю ногами, заставляя себя ни разу не обернуться назад.
Я знаю, что он идет за мной. Знаю, что он слишком упертый, чтобы отступить.
Я даже вижу его машину на подъездной дорожке.
Запоздало вспоминаю, что не вызвала такси. Достаю из кармана телефон. Разрядился.
Резко останавливаюсь, сделав глубокий вдох. Нужно просто смириться, пережить эти несколько недель и вернуться к прежней жизни, изобразив провал в памяти длиною дней в двадцать.
Я отсчитываю секунды до того момента, когда Давид поравняется со мной. Точно знаю, что сопротивление в данной ситуации бесполезно. Он не отвяжется.
— Едем за твоими вещами? — спрашивает так, словно уверен уже в том, что я сдалась.
— Если после этого ты исчезнешь из моей жизни — да. — Не смотрю на него, неспешно выхожу из двора.
Давид снимает с блокировки внедорожник. Я не жду приглашения, забираюсь на заднее сиденье сама, чтобы находиться на максимальном от него расстоянии.
Это не остается не замеченным Леоновым. Он одаривает меня хмурым взглядом, кивает своим мыслям и заводит мотор.
Он ведет плавно и неспешно. И несмотря на дискомфорт от быстрой езды, который остался у меня после аварии, именно сейчас я была бы не против, если бы он мчал по улицам на бешеной скорости. Лишь бы поскорее оказаться подальше от него.