Нас больше нет
Шрифт:
Давид делает резкий выпад, и я совсем не ожидаю, что окажусь поднятой в воздух. Вскрикиваю, но бесполезно. Меня, словно мешок с картошкой, закидывают на плечо и несут куда-то.
— Ты никуда не уйдешь, пока не выслушаешь инструкции. Но сначала нам придется поговорить с тобой наедине, — сухо и с расстановкой говорит Леонов, поднимаясь со мной по ступенькам на второй этаж.
Свидетелями этого всего становятся двое из охраны отца. Непосредственные подчиненные Давида. Он, скорее всего, решает, что наш разговор подорвет его авторитет
Я шиплю, царапаюсь, словно кошка, извиваюсь и несколько раз нагло ударяю его по ягодицам. Кровь прилила к голове, в ушах звон.
— Отпусти меня сейчас же!
Давид лишь хмыкает в ответ. Ему это, кажется, нравится.
Он открывает одну из дверей на втором этаже и резко ставит меня на ноги, отчего у меня начинается головокружение и красные точки перед глазами мельтешат.
Щелкает выключатель, яркий свет ослепляет. Я медлю всего секунду, а потом размахиваюсь и отвешиваю Давиду звонкую пощечину. Со всей силы.
Его голова дергается в сторону.
Он этого от меня совершенно не ожидал. Я от себя, кстати, тоже.
В его глазах недоверие и удивление.
Я не теряюсь. Отвешиваю еще одного леща. А когда моя рука в третий раз поднимается, Давид уже собран и перехватывает ее за кисть.
Держит крепко, впившись пальцами в мою кожу. Он выглядит свирепо. Дико. Хищно. На щеке алеет отпечаток моей ладони. У меня внутри все дрожит от испуга, только сейчас понимаю, что наделала.
Я ожидаю от него, что он встряхнет меня хорошенько, наорет, сделает больно.
Но он не двигается. Замер. Рассматривает меня.
Смотрит на меня так, словно пытается узнать.
Или же просто размышляет, какое наказание применить. Я ежусь, ладонь жжет оттого, с какой силой я приложила Давида. Кисть саднит от его крепких пальцев.
— Ты, — сквозь зубы шипит он угрожающе, склоняясь ко мне.
Я жмурюсь. Отчего-то сейчас чувствую себя маленькой совсем рядом с ним и слабой. Я никогда не знала Давида хорошо и не имею понятия о пределе его жестокости и сдержанности.
Дыхание у моего лица. Щекочет кожу. Он совсем близко.
Нервы накалены до предела.
— Ну же, давай, ударь меня в ответ, — ору отчаянно я.
И это последнее, что могу произнести, потому что в следующую минуту меня резко разворачивают, прижимают к стене и затыкают рот жесткими губами.
Я застываю, пораженная действиями Давида. Широко распахиваю глаза и задерживаю дыхание, пытаясь осознать происходящее.
Леонов же обхватывает пальцами мой подбородок, фиксируя голову в удобном для него положении, и жадно въедается в мои губы, сминая и подчиняя себе мою волю.
Грубо проталкивается языком мне в рот. Целует с напором, жестко, отчаянно, словно от этого поцелуя зависит чья-то жизнь. И все это в полной тишине. Под ритмичные биения наших сердец.
Он не замечает, что я не отвечаю. Лишь потрясенно хлопаю ресницами, забыв о том, что стоит проявить сопротивление.
Шок — единственное, что ощущаю в это мгновение. Когда-то я мечтала о том, чтобы губы Давида ласкали меня, сейчас же это все так неправильно.
Я чувствую на языке горький привкус сигарет. Давид явно курил перед тем, как войти в дом. Его щетина царапает мою нежную кожу. Наши дыхания смешиваются. Это все так знакомо. Словно и не было между нами тех трех лет.
Оказывается, я все еще слишком хорошо помню, как может быть с ним. Слюнявые поцелуи и поспешные ласки Леши ничто в сравнении с тем, каким может быть Леонов.
Я дрожу в его руках, но медленно прихожу в себя.
Я раскрываю рот, чтобы произнести хоть что-то, но он расшифровывает это по-своему. Отпускает мой подбородок и углубляет поцелуй, превращая его в ласку. Тягучую, сладкую, давно забытую.
По щеке скатывает слеза. Это я оплакиваю свою любовь к нему. Она прошла, но отголоски не выкорчевать из сердца никак. Вот и сейчас глупое и наивное сердце трепещет в груди, стучит, словно бешеное, радостно встречает бывшего хозяина.
Голова начинает кружиться еще больше. Коленки подкашиваются. Знакомое чувство заполняет меня, подхватывает, унося в водоворот.
Я делаю вдох и совершаю ошибку. Слишком знакомый, привычный и родной запах проникает в ноздри. Кажется, достаточно закрыть глаза, чтобы перенестись в другое место. В его квартиру, в нашу постель, где нас почти каждую ночь сжигала страсть. И я все еще была полна иллюзий о нашем счастливом будущем.
Так легко обмануться и оставить прошлое за спиной в такие моменты.
Мысленно даю себе еще десять секунд. А потом отстранюсь.
Давид вжимает меня в стену, я перестаю сопротивляться. Сил больше нет ни на что. Если он таким образом пытался меня дезориентировать — то ему это удалось.
В какой-то момент несмело отвечаю ему, поддаюсь, хоть и знаю, что нельзя.
Давид замедляется. Чувствует во мне перемену. Ощущение, словно он растягивает удовольствие. Проводит языком сначала по моей нижней губе, потом по верхней.
Поцелуй заканчивается точно так же внезапно, как и начался. Давид упирается лбом о стену рядом с моей головой. Дышит часто, прерывисто. Мне не составляет труда почувствовать, как в живот упирается твердость, что свидетельствует о его возбуждении.
Он хочет меня?
— Трахнуть меня в доме отца не лучшая идея, Давид, — Я делаю вид, что этот поцелуй ничего не значит. Что он не пробудил во мне абсолютно ничего. Голос равнодушный, с нотками презрения.
Он несколько раз бьется лбом о стену, словно попал в ловушку, из которой нет выхода. Его дыхание все еще не выровнялось.
— Не это было моей целью, — севшим голосом отвечает он почти шепотом. — Ты успокоилась, и это хорошо.
Нет, я не успокоилась. Я опустошена. Но это ему знать не обязательно.