Наш человек в Гаване
Шрифт:
Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос; иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на пальце обручальное кольцо. Она сказала:
– Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.
– Моя – Уормолд.
– Значит, я ваш секретарь, – сказала она.
– То есть как? У меня нет никакого секретаря.
– Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?
– Нет.
Ему не нужно было спрашивать, кто «они».
– Но я сама отправляла телеграмму.
– Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но ничего в ней не понял.
– А какое у вас издание «Шекспира для детей»?
– «Эвримен».
– Черт!
– И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?
– В «Инглатерре», но завтра я перееду.
– Куда?
– Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в одном из кабинетов.
– Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.
– Но есть же комната для секретаря.
– У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.
– Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.
– Конспирация?
– Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря? Давайте сядем.
Какой-то человек во фраке, – в этих тропических зарослях он напоминал английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к обеду, – вышел вперед и запел:
Почтенные люди живут вокруг.Они все осмыслят, отмерят, взвесят.– Они твердят, что круг – это круг,И мое безрассудство их просто бесит.Они твердят, что пень – это пень.Что на небе луна, на дереве листья.А я говорю, что ночь – это день,И нету во мне никакой корысти.Ты не верь им, прошу тебя... [пер. – Д.Самойлов]Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось постукивание шариков рулетки.
Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.
– Если бы я знала, что я ваш секретарь, – сказала она, – я бы ни за что не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения.
– Не огорчайтесь.
– Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.
– Капитан Сегура нам не опасен.
– Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.
– А-а...
– Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь. Пускай лучше это произойдет со мной.
– А мне было бы обидно, если бы сорвали...
– Не понимаю...
– Простите, я думал о другом...
– Да, – сказала она, – раз телеграмма была искажена, вы ничего не знаете и о радисте.
– Не знаю.
– Он тоже остановился в «Инглатерре». Его укачало. Придется найти жилье и ему.
– Если его укачивает, то может быть...
– Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.
– Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.
– Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда и послали.
– В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, – сказал Уормолд. – А вам помогают новены?
– Какие новены?
– Не знаете? Слава богу хоть за это.
Человек во фраке как раз кончал свою песню:
А я говорю, что зима – это май,И нету во мне никакойГолубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети, пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось разбить их надежду повеселиться.
2
Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил – ее устами говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его агенты!..
Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение – 500 песо – за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и главный механик с «Хуана Бельмонте», который пил испанский коньяк в Сьенфуэгосе, – эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес, который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса, танцовщица из «Шанхая», зарегистрированная как любовница министра обороны и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог). Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса – ведь каждый, кто хоть немножко знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой, его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки и расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в «Шанхай», где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц показывают три порнографических фильма.
Рядом с ним села Милли.
– Что это за карточки? – спросила она.
– Клиентура.
– Кто эта вчерашняя девушка?
– Она будет моим секретарем.
– Очень уж ты стал важный.
– Она тебе нравится?
– Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты вашими танцами и флиртом.
– Я с ней не флиртовал.
– Она хочет за тебя выйти замуж?
– Господи, с чего ты взяла!
– А ты хочешь на ней жениться?
– Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.
– Мари – одна француженка, она учится у нас в монастыре – говорит, что всякая настоящая любовь это coup de foudre [любовь с первого взгляда (фр.)].
– Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!
– Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.
– У какой сестры Агнесы?
– Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.