Наш человек в горячей точке
Шрифт:
Он смотрел на меня растерянно.
— Не понимаю… может, я чем-то тебя обидел? — спросил он почти испуганно.
И сник. Он выглядел теперь так, как будто во всём отдает себе отчет, а из-за морщинок вокруг глаз его лицо сложилось в гримасу, которая взывала к состраданию. Посмотрев на него, я отказался от приготовленного выступления.
Я почти почувствовал грусть. И вообще больше не злился.
И сказал ему: — Эгей… Я просто немного нервничаю, дело только в этом.
Маркатович заглотнул свой виски и принялся махать рукой,
Казалось, что так мы выигрываем во времени.
Наконец официант его заметил.
Маркатович вздыхал, не знал, как начать.
— Грёбаное всё, — сказал он.
— Да нет, — сказал я. — Просто у меня на работе пипец.
— Что такое?
— Один болван меня ужасно подставил. Я его порекомендовал, когда искали репортера для Ирака, он туда уехал, а теперь вообще не подает голоса.
— Да-а, нехорошо! — сказал Маркатович. — Что будешь делать?
— Жду, — сказал я. — Пока что ему всё еще не поздно объявиться.
— Объявится, — сказал он. А потом добавил: — Не нужно психовать заранее. Знаешь, вот тут на днях оттуда вернулся один тип, кажется кинооператор, так ты знаешь, он контрабандой провёз золотые краны-смесители из дома Саддама в Тикрите! Я это слышал от одного типа, который занимается антиквариатом, ну, понимаешь…
Он собирался продолжить, но зазвонил его мобильный. Звонила Диана, и он ей сказал, что сидит со мной и нам нужно решить кое-какие вопросы.
Если бы мне пришлось описать его голос, то я сказал бы, что он старался звучать усыпляюще. Я ещё раньше замечал этот меланхоличный тон, которым он пользовался в разговорах с ней. Всё звучало как некая баллада о морских далях: можно было бы предположить, что Маркатович участвует в прямом эфире передачи «Морские вечера» с борта теплохода «Трпань», который плывет где-то в районе Сингапура, и сейчас приветствует жену и двух малышей-сыновей. Ждет не дождется, когда же их увидит, но между ними простирается море синее.
— Ну да, я действительно сижу с Тином… В «Лимитеде», решаем кое-какие вопросы, — сказал Маркатович. Из зала в лоджию доносилась музыка, которая разрушала желаемый образ деловой встречи: You gotta fight, for your right, to pa-a-arty… Диане несомненно казалось, что мы неплохо развлекаемся. Смотри-ка, подумал я, а Маркатович прав, что предпочитает тихие, безликие места.
Сейчас он смотрел на мобильник. Похоже, что прервалась связь.
Он утомленно вздохнул.
— Она такая нервная в последнее время.
— Ты слишком много работаешь, — ненавязчиво намекнул я.
— Ха, что делать, приходится, — вздохнул он и задумался. Потом неожиданно спросил: — А ты слышал насчет Ри-банка? Сегодня на бирже…
Я глянул на него. И подумал, что, похоже, это действительно какая-то болезнь.
— Маркатович, богом тебя заклинаю, прекрати вести себя так, будто мы здесь заняты каким-то делом, — рявкнул я.
Он посмотрел на меня так, словно я действительно хватил через край.
Похоже, так он и обидеться может. Его терпимость тоже имеет свои границы.
Тут он сказал: — Да что с тобой, я задал тебе совершенно нормальный вопрос!
Мне не хотелось, чтобы мы поссорились из-за полного непонимания, и я примирительно сказал: — Да, слышал. Было в новостях. Я должен был узнать это еще раньше, но не узнал.
— А-а.
— Эй, Маркатович, на дворе ночь, глубокая ночь, поздно заниматься делами. Там, в зале, тёлки задами вертят, — сказал я.
— Эта история с Ри-банком дело серьезное, — пробормотал он.
Я посмотрел куда-то вверх… — Самое лучшее, — сказал я, — это когда человек бежит от себя самого с помощью медийных событий! Все эти аферы выглядят и звучат очень важно, и никто не может тебе помешать говорить об этом, хотя ты в жопе по совершенно другой причине.
Маркатович смотрел на меня обиженно, с выражением крайнего непонимания на лице.
Мне больше не с кем общаться, подумал я. Кончено. Нужно найти каких-то других людей. Нужно куда-то переселиться.
— Кто-то знал раньше, чем остальные, и продавал. Наверняка кто-то из банка, — сообщил мне Маркатович.
— И? Что теперь? Ты хочешь, чтобы я написал об этом книгу?
— Акции рухнут, — сказал он.
— Да, — я ухмыльнулся. — Возможно, до нуля.
Я ухмылялся просто для забавы, потом поднял стакан и звякнул им по стакану Маркатовича, он глянул на меня исподлобья.
— Ты думаешь?
— Нет, просто болтаю, — сказал я. — Мне наплевать, ты можешь это понять, черт тебя побери?
Он вздохнул, как самый одинокий человек в мире.
Мы отпили каждый своё, а потом он сказал: — Я вляпался.
Я посмотрел на него. Он был абсолютно серьезен.
— Стоп, у тебя там что, акции? — спросил я. — Акции Ри-банка, РИБН-Р-А?
— Ага, — кивнул он. — И притом целая гора.
Я не знал, что ему сказать. Это было полнейшей неожиданностью.
— И давно?
— Ты не поверишь, с сегодняшнего утра, — ответил он, внимательно глядя на свой стакан, будто раздумывая, не хрястнуть ли его об пол.
— Твою мать, ты же накануне был под коксом… Ты хоть спал этой ночью?
— Да нет, это было рациональное решение, — ответил он мрачно. — Это банк, который купили немцы, мать их!
Я сочувственно кивал головой. Надо же, и немцы теперь не те, что раньше. Стоило им попасть к нам — испортились.
Он продолжал: — Я вложил кучу денег, даже те, что утром пришли от Долины… Я следил за этими акциями, они осциллировали… У меня в компьютере есть live feed, я всё видел, покупка росла… Я думал, что поймаю волну и выйду из игры, как только ещё чуток подрастет, пару месяцев назад я таким образом уже добывал бабки, но не так чтобы много. Сейчас я хотел воспользоваться моментом, раз у меня на счету был кэш…