Наш друг Хосе
Шрифт:
— Формальность.
— Да, ничего не поделаешь. Я бы рад душой…
— В чем же тогда дело?
— Э, в этом самом… Кто знает, не следит ли за мной таможенный инспектор, мистер? Эти инспекторы — сущие псы.
Таможенник отвернулся в сторону, давая этим понять, что разговор окончен.
Я собрался было отнести куртку, как вдруг, к моему удивлению, однорукий нашел выход:
— Ладно, мистер, швырните куртку на землю. Если слегка выпачкается — не беда, мальчишка почистит… Только где же он там?.. Эй, Вилли!
Мальчик, стоявший у фонаря, исчез.
Вот так штука!
— Видно, испугался, — с явным сожалением объяснил инвалид.
Я стоял с вещами в руках, не зная, что с ними делать. Признаться, мне очень хотелось помочь мальчишке.
— Куда же запропастился Вилли?
— Думаю, пошел домой. А жаль…
— Где же он живет?
— О, вы молодец, мистер! Спросите Блектраверс, отсюда кварталов шесть, через железнодорожный мост, потом свернете налево, угловой дом… не совсем дом — развалины. Там он и живет с матерью. А куртку можете не бросать в грязь…
Развалины на Блектраверс я нашел сразу. Но там не было жильцов. Я долго блуждал меж разрушенных стен, то взбираясь по грудам кирпичей вверх, то проваливаясь куда-то вниз, на кучи щебня. Никого. Не ошибся ли однорукий?
Вдруг я услышал вблизи глухие, идущие из-под земли удары. Повидимому, рубили дрова.
— Эй, кто здесь? — закричал я.
Удары смолкли. Спустя минуту я услышал гулкое и неприятное дребезжанье отодвигаемого листа железа, мелькнула полоска света, и кто-то негромко спросил:
— Это ты, Мак? Иди, иди… Мама спит, а чай вот-вот готов.
Я пошел на свет. Вилли — это был он — вздрогнул и подался назад.
— Не бойся, дружок, это я.
— Ох, мистер, как вы сюда попали?
— Взял и пришел.
— Ведь ночь, и вы совсем мокрый.
— Да, скверная погодка. Возьми-ка, дружок, сверток.
— Спасибо, спасибо, мистер… Только я не знаю, как вас отблагодарить! — взволнованно произнес Вилли.
— Как отблагодарить? Чашкой горячего чая — вот и все, мальчик.
Вилли смутился.
— Чай… да… — пробормотал он, опустив голову. — Я принесу вам сюда.
— Сюда? На дождь?
— О нет, нет! Идемте, — решительно сказал он и взял меня за руку. — Только не пугайтесь, у меня больная мама. Я скажу ей, что это Мак. Это мой друг, безработный…
В двух шагах от Вилли оказался узкий вход в подземелье. Под ногами загрохотали пустые банки. Свет шахтерской лампы, которую держал Вилли, побежал по мокрым стенам.
Пройдя несколько шагов, мы свернули влево и очутились перед каким-то подобием портьеры, сшитой из квадратных кусков рогожи. Мальчик поднял ее и сказал:
— Здесь, мистер. Входите.
Он вошел первым и припустил фитиль лампы. Стало светлее.
Я увидел каморку не больше шести квадратных метров, кровать, на которой лежала седая женщина, столик и возле него трехногий стул. На чугунной плитке стоял чайник. Стены этой каморки были старательно оклеены газетами, а на земляном полу лежала бамбуковая дорожка — единственное украшение этого бедного жилища. Солнечный свет никогда не заглядывал сюда.
Вилли достал кружку и стал наливать мне чай. В это время спящая женщина беспокойно задвигалась под одеялом.
— Спи, спи, Вилли, я никому тебя не отдам… — заговорила она. — Только не шуми, мальчик: они могут тебя услышать.
Женщина в ужасе взметнула руками, а затем всхлипнула и затихла.
— Не обращайте на нее внимание, мистер, — грустно сказал Вилли. — Бедная мама, это у нее от горя. В один день погибли отец и мой старший брат, Сид, в Дюнкерке.
Я молчал. Чай казался горьким, как полынь.
— Да, дрянная это штука — война, — продолжал Вилли. — Я все знаю… Сейчас в Лондоне поговаривают о новой войне. Я все понимаю.
— Что же ты понимаешь, дружок?
— Те, что кричат о войне против Советской России, — подлые скоты, мистер!.. Но такие, как я и Мак, всегда с вами, всем сердцем!
— Спасибо, Вилли, за дружбу! — взволнованный словами мальчика, сказал я.
— И вам спасибо. Когда я узнал, что вы советский моряк, я очень обрадовался. Не передать словами, какую я почувствовал радость, мистер!.. Потом я ушел, чтобы не было вам неприятностей с таможней… Мы знаем правду о вашей стране, где живет Сталин. Скажите, можно вам говорить «камрад»?
— Обязательно, камрад Вилли. Сколько же тебе лет?
— Семнадцать.
— Учишься?
— Нет, мне нужно смотреть за мамой. Но я читаю… я люблю читать. Мак иногда приносит книги. У нас с ним одна мечта — найти постоянную работу.
— Скажи, кем бы ты хотел быть, Вилли?
Неожиданно Вилли весело улыбнулся и сказал:
— Удавом.
— Удавом?..
— Да, камрад, удавом, чтобы налопаться сразу на десять дней и меньше думать о пище.
— Ого, да ты весельчак, Вилли!
— Это лучше, чем хныкать, камрад.
— Да, верно, но все же кем бы ты хотел сделаться, дружок?
— Штурманом. Я очень люблю море.
— Вилли, они идут! — вскрикнула женщина.
Я взглянул на нее. Только теперь я заметил ее сходство с сыном. Такой же строгий, красивый лоб, такие же губы и глаза на бледном лице.
— Вилли… спрячься, Вилли…
— Не обращайте внимания… Ей все кажется, что пришли взять меня в казармы, как когда-то отца и Сида.