Наш общий друг (Книга 1 и 2)
Шрифт:
– Конечно, не стану; но вы беретесь присягать только в том, что у вас есть подозрения, а я вам говорю, что этого мало.
– Так, по-вашему, этого мало, адвокат Лантвуд?
– недоверчиво спросил Райдергуд.
– Разумеется, мало.
– А разве я говорил, что этого довольно? Сошлюсь на другого хозяина. Ну, по-честному? Разве я это говорил?
– Что бы он ни имел в виду, он, конечно, не говорил, что ему больше нечего сказать, - негромко заметил Юджин, не глядя на Райдергуда.
– Ага!
– торжествующе воскликнул доносчик, уразумев, что это замечание, хотя и не совсем ему понятное, было, в общем, ему на пользу.
– Мое счастье, что у меня был свидетель!
– В таком случае, продолжайте, - сказал Лайтвуд.
– Говорите все, что вы имеете сказать. Чтобы потом не придумывать.
– Тогда записывайте мои слова!
– нетерпеливо и тревожно воскликнул доносчик.
– Записывайте мои слова, потому что теперь пойдет самая суть, клянусь Георгием и Драконом! * Только не мешайте честному человеку пожать то, что он посеял в поте лица! Так вот, я даю показание; он сам мне сказал, что это его рук дело. Разве этого мало!
– Следите за своими словами, любезный, - возразил Мортимер.
– Это вам надо следить за моими словами, адвокат Лайтвуд: я так сужу, что вы будете отвечать за последствия!
– Потом, медленно и торжественно отбивая такт правой рукой по ладони левой, он начал: - Я, Роджер Райдергуд, из Известковой Ямы, промышляющий на реке. сообщаю вам, адвокат Лайтвуд, что Джесс Хэксем, обыкновенно прозываемый на реке и на берегу Стариком, сам сказал мне, что это его рук дело. Мало того, я слышал из ею собственных уст, что это его рук дело. Мало того, он сам сказал, что это его рук дело. И в том я присягну!
– Где же он вам это сказал?
– На улице, - отвечал Райдергуд, по-прежнему отбивая такт; голову он держал упрямо набок, а глазами зорко следил за своими слушателями, уделяя равное внимание и тому и другому, - на улице, перед дверями "Шести Веселых Грузчиков", около четверти первого ночи - только я не возьму греха на душу, не стану присягать из-за каких-нибудь пяти минут разницы - в ту ночь, когда он выудил тело. "Шесть Веселых Грузчиков" все так же стоят на своем месте. "Шесть Веселых Грузчиков" никуда не убегут. Если окажется, что его не было в ту полночь у "Шести Веселых Грузчиков", значит я соврал.
– Что же он говорил?
– Я вам скажу (записывайте, другой хозяин, больше я ни о чем не прошу). Сначала вышел он, потом вышел я. Может, через минуту после него, может, через полминуты, может, через четверть минуты; присягнуть в этом не могу и потому не стану. Знаю, что значит давать показание под присягой, правильно?
– Продолжайте.
– Вижу, он меня дожидается, хочет что-то сказать. Говорит: "Плут Райдергуд", - меня обыкновенно так зовут, - не потому, чтобы оно что-нибудь значило, оно ничего не значит, а так, больше для складу.
– Оставьте это в стороне.
– Извините меня, адвокат Лантвуд, это все правда, а правду я в стороне не могу оставить, никак не могу и ни за что не оставлю. "Плут Райдергуд, говорит, мы нынче вечером повздорили с тобой на реке". Так оно и было: спросите его дочку. "Я пригрозил, говорит, отшибить тебе пальцы перекладиной, а не то так и мозги выбить багром. Потому я тебе грозил, что ты уж очень разглядывал то, что у меня было на буксире, а еще и потому, что ты уцепился за планшир моей лодки". Я ему говорю: "Старик, это мне понятно". А он мне говорит: "Райдергуд, таких людей, как ты, на десяток один приходится", - может, он сказал и на два десятка один, наверно не помню, потому и беру цифру поменьше, - я знаю, что значит давать показание под присягой. "А когда, говорит, люди дорожат жизнью или часами, тогда надо глядеть в оба. Были у тебя подозрения?" Я говорю: "Были, Старик; мало того, и сейчас есть". Он весь задрожал и говорит: "Насчет чего?" Я говорю: "Дело нечисто". Он еще сильней затрясся и говорит: "Оно и было нечисто. Я на Это пошел из-за денег. Не выдавай меня!" Вот этими самыми словами он и выразился.
Наступило молчание, нарушаемое только падением углей сквозь решетку. Доносчик воспользовался паузой и утерся своей мокрой шапкой, размазав грязь по лицу и шее, что отнюдь его не украсило.
– Еще что?
– спросил Лайтвуд.
– Это вы насчет чего, адвокат Лайтвуд?
– Насчет всего, что идет к делу.
– Ну, ей-богу, я вас не понимаю, хозяин, - сказал доносчик льстивым тоном, заискивая перед обоими, хотя с ним говорил только один.
– Чего же еще? Разве этого мало?
– Спросили вы его, как он это сделал, где он это сделал, когда он это сделал?
– До того ли мне было, адвокат Лайтвуд! Я был не в себе, да так, что не мог ни о чем больше спрашивать, хотя бы мне заплатили вдвое против того, что я надеюсь заработать в поте лица! Я бросил с ним работать. Расплевался с ним окончательно. Не мог же я переменить того, что было сделано, а как стал он просить и молить: "На коленях тебя прошу, не выдавай меня, старый товарищ!" - я одно только ответил: "Не говори со мной больше, даже не гляди на меня!" - и теперь я его чураюсь.
Произнеся эти слова с особым нажимом, чтобы придать им больше веса и значения, мистер Райдергуд без спросу налил себе еще вина и, словно прожевывая его, уставился на свечу, держа стакан в руке.
Мортимер взглянул на Юджина, но тот мрачно смотрел на бумагу и не ответил ему взглядом. Мортимер опять повернулся к доносчику и спросил:
– И долго вы были не в себе, любезный?
Прожевав, наконец, вино, доносчик проглотил его и ответил кратко:
– Целый век!
– Это когда поднялся такой шум, когда правительство назначило награду, когда вся полиция была на ногах и по всей стране только и было разговоров, что об этом преступлении, - с раздражением сказал Мортимер.
– Ага!
– очень не скоро и хрипло отозвался мистер Райдергуд, несколько раз подряд кивнул головой в знак того, что помнит.
– И был же я не в себе тогда!
– Это когда в ходу были самые дикие подозрения, когда все ломали голову, строя догадки, когда с часу на час могли арестовать десятерых невинных!
– почти с горячностью произнес Мортимер.
– Ага!
– отозвался Райдергуд тем же тоном.
– И был же я не в себе все это время!
– Но тогда, видишь ли, он еще не видел возможности заработать столько денег, - сказал Юджин, начертив на бумаге женскую головку и время от времени подправляя ее пером.