Наш общий друг (Книга 1 и 2)
Шрифт:
Характеру мистера Подснепа была свойственна одна особенность (особенность эта в той или иной форме плавает и в глубинах и на отмелях подснепизма): он не переносил даже намека на пренебрежительное отношение к своим друзьям и знакомым. "Как вы смеете!
– казалось, говорил в таких случаях мистер Подсиеп.
– Что это значит! Я одобряю этого человека. Этот человек аттестован мною. Поднимая руку на этого человека, вы поднимаете руку на меня, Подснепа Великого. Я не так уж пекусь о достоинстве этого человека, мне важно соблюсти достоинство Подснепа". И, следовательно, если б кто-нибудь осмелился сомневаться при нем в Лэмлах, он почувствовал бы себя глубоко оскорбленным. В сущности говоря, таких скептиков и не находилось, ибо Ч. П. Вениринг - весьма солидный авторитет - утверждал, что они люди состоятельные, и, возможно, верил этому сам. А, собственно, почему бы ему и не верить, если он попросту ничего о них не знал?
Мистер и миссис Лэмл считали свой дом на Сэквил-стрит, Пикадилли, временной резиденцией. Покуда мистер жил холостяком, говорили они друзьям, этот дом вполне устраивал его, но теперь он им не годится. И они подыскивали себе роскошный особняк в самой фешенебельной части города и вот-вот готовы были снять или купить такой особняк, но почему-то не доводили дела до конца. Тем самым супруги Лэмл мало-помалу создали себе блистательную репутацию. При виде какого-нибудь пустующего роскошного особняка их друзья говорили: "Вот что надо Лэмлам!" - и тут же писали Лэмлам письмо, и Лэмлы ездили смотреть эти особняки, но, к несчастью, в них всякий раз обнаруживался тот или иной изъян. Короче говоря, им пришлось испытать столько разочарований, что они уже начинали подумывать о постройке собственного роскошного особняка и тем самым создали себе еще одну блистательную репутацию, так как многие из их знакомых стали выражать недовольство своими домами и заранее завидовали несуществующему особняку Лэмлей.
Красивое убранство, красивая мебель в доме на Сэквил-стрит закрывали с головой его злого духа, и если шепоток: "Я здесь, в шкафу", кое-когда и пробивался сквозь толщу драпировок, то слышали его лишь немногие, и, во всяком случае, не мисс Подснеп. Чем особенно пленилась мисс Подснеп в этом доме, кроме обаятельности своей подруги, так это ее счастьем в семейной жизни, что служило постоянной темой их разговоров.
– Ах!
– воскликнула однажды мисс Подснеп.
– Мистер Лэмл будто не муж, а возлюбленный! По крайней мере мне так кажется.
– Джорджиана, душенька!
– сказала миссис Лэмл, предостерегающе подняв палец.
– Надо быть внимательнее.
– Ах, боже мой!
– испугалась мисс Подснеп и залилась румянцем.
– Опять я что-нибудь не так?
– Забыли?
– Миссис Лэмл шутливо покачала головой.
– Альфред! Альфред! Вам не разрешается называть его мистер Лэмл, Джорджиана.
– Хорошо, Альфред. Слава богу, что я чего-нибудь хуже не ляпнула. Мама всегда меня упрекает, что я говорю невпопад.
– Я упрекаю, Джорджиана?
– Нет, нет! Вы не мама. И как это жалко, что вы не моя мама!
Миссис Лэмл наградила свою приятельницу очаровательной, нежной улыбкой, и мисс Подснеп постаралась по мере сил и возможностей ответить ей тем же. Они сидели за завтраком в будуаре миссис Лэмл.
– Итак, моя дорогая Джорджиана, Альфред соответствует вашему идеальному представлению о возлюбленном?
– Нет, я хотела сказать совсем не то, Софрония, - ответила Джорджиана, не зная, куда девать свои локти.
– Я вообще не имею ни малейшего понятия о том, каким должен быть возлюбленный. Ничтожества, которых мама подводит ко мне на балах только для того, чтобы терзать меня, - разве это возлюбленные? А мистер...
– Опять, Джорджиана?
– А ваш Альфред...
– Вот это уже лучше, милочка.
– ...так вас любит. Он всегда так к вам внимателен, так изысканно любезен. Ведь правда?
– Правда, милочка, - подтвердила миссис Лэмл с каким-то странным выражением лица.
– Мне кажется, он любит меня не меньше, чем я его.
– Какое это счастье!
– воскликнула мисс Подснеп.
– А знаете, моя дорогая Джорджиана, - после небольшой паузы снова заговорила миссис Лэмл.
– В вашем восхищении Альфредом и его нежностью есть что-то подозрительное.
– Нет, нет! Боже упаси!
– Не наводит ли это на мысль, - лукаво продолжала миссис Лэмл, - что сердечко моей Джорджианы...
– Не надо!
– вся вспыхнув, взмолилась Джорджиана.
– Пожалуйста, не надо! Уверяю вас, Софрония, я восхваляю Альфреда только потому, что он ваш муж и так предан вам.
Во взгляде Софронии блеснул огонек, словно она узнала нечто новое для себя. Но этот огонек сменился холодной улыбкой, когда она заговорила, глядя в тарелку и высоко подняв брови:
– Вы не поняли моего намека, душенька. Я хотела сказать: сердечко моей Джорджианы начинает чувствовать, что оно свободно.
– Нет, нет!
– воскликнула Джорджиана.
– Никогда, ни за что не позволю, чтобы со мной так говорили!
– Как это "так", моя Джорджиана?
– осведомилась миссис Лэмл, улыбаясь все той же холодной улыбкой и не поднимая глаз от тарелки.
– Ну, вы знаете, - ответила бедняжка.
– Если б кто-нибудь осмелился так со мной говорить, Софрония, мне кажется, я сошла бы с ума от досады, стыда и ненависти. Я вижу, как вы и ваш муж нежны друг с другом, и с меня этого вполне достаточно. Вы - совсем другое дело. А если бы такое случилось со мной, не знаю, что бы я сделала! Я стала бы просить, умолять: выгоните этого человека вон, затопчите его ногами!
А вот и Альфред! Незаметно прокравшись в будуар, он с шутливой улыбкой прислонился к креслу Софронии, и когда мисс Подснеп увидела его, поднес к губам локон, выбившийся у Софронии из прически, а мисс Подснеп послал воздушный поцелуй.
– Что это тут за разговоры о мужьях и о ненависти?
– спросил неотразимый Альфред.
– А вам известно, сэр, - сказала его жена, - что подслушивание до добра не доводит? Впрочем, о вас... Признайтесь, сэр, вы давно здесь?
– Только что вошел, мое сокровище.
– Тогда я могу продолжать. Но, поспев сюда минутой-двумя раньше, вы услышали бы, какие хвалы вам расточала Джорджиана.
– Не знаю, можно ли это назвать хвалами; по-моему, нет, - трепетным голосом пролепетала мисс Подснеп.
– Ведь я говорю о вашей преданности Софронии.
– Софрония!
– вполголоса сказал Альфред.
– Жизнь моя!
– и поцеловал ей руку, на что она ответила ему поцелуем в цепочку от часов.
– Кого же, однако, надо гнать вон и топтать ногами? Надеюсь, не меня? осведомился Альфред, садясь между ними.