Наш общий друг (Книга 1 и 2)

Диккенс Чарльз

– При чем же тут мой отец, мистер Рэйберн?
– спросила Лиззи, бросив на него испуганный взгляд.

– При чем? Надо ли спрашивать! Да при том, что вы усугубляете последствия его невежественного и слепого упорства. При том, что вы не хотите исправить то зло, которое он причинил вам. При том, что по вашей воле лишение, на которое он вас обрек и которое навязал вам силой, всегда будет чернить его память.

Случилось так, что этими словами Юджин тронул струну, сразу же зазвучавшую в сердце той, которая всего лишь час назад делилась такими же мыслями с братом. Струну эту заставила зазвучать еще сильнее и внезапная перемена в Юджине Рэйберне: откуда вдруг взялась в нем серьезность, твердая вера в свои слова, великодушное,

бескорыстное участие, обида за то, что его в чем-то подозревают. И девушка сразу почувствовала: то новое, что проявилось в нем, всегда таком легкомысленном и беззаботном, находит совсем иной отклик в ее сердце. "Между нами такая разница, - думала она, - этот человек настолько выше меня, неужели же я отвергла его бескорыстную помощь лишь потому, что мне кажется, будто он меня преследует, неужели я возомнила, будто он нашел что-то привлекательное во мне?" Бедная девушка, чистая душой и помыслами, не могла простить себе этого. Презирая самое себя, она опустила голову, уверенная, что и вправду жестоко обидела его, и молча залилась слезами.

– Не огорчайтесь, - ласково, очень ласково сказал Юджин.
– Неужели это я огорчил вас? Мне только хотелось, чтобы вы увидели все так, как оно есть на самом деле, хотя, признаюсь, мною руководили эгоистические побуждения, и вы заставили меня разочароваться.

Разочароваться потому лишь, что ему не удалось оказать ей услугу! Что же другое могло разочаровать его?

– Сердце мое не разбито, - со смехом продолжал Юджин.
– Я не буду горевать и двух дней, и все же я испытал подлинное разочарование. Мне так хотелось оказать пустяковую услугу вам и нашей общей приятельнице мисс Дженни! Новизна такого ощущения - принести кому-то хоть малейшую пользу имела для меня свою прелесть. Но теперь мне ясно, что уладить все это можно было с большим уменьем. Например, притвориться, будто я стараюсь исключительно ради нашей приятельницы, мисс Дженни, или предстать перед вами в роли этакого Юджина Великодушного. Но, видит бог, такие уловки мне не по нутру, и я предпочитаю остаться при своем разочаровании.

Если Юджин разгадал мысли, бродившие в голове Лиззи, это нельзя было сделать с большим искусством. Если же он попал в цель неожиданно для самого себя, вряд ли можно назвать такое совпадение счастливым.

– Все это получилось так естественно, - продолжал Юджин.
– Я словно поймал мяч, ненароком брошенный в мою сторону. Случайные обстоятельства - вы знаете, какие, Лиззи, - сводят нас дважды. Случайные обстоятельства позволяют мне дать вам слово, что за Райдергудом, который оклеветал вашего отца, будет вестись слежка. Случайные обстоятельства позволяют мне умерить ваше горе в самую тяжелую для вас минуту - умерить тем, что я не верю обвинениям Райдергуда. При тех же обстоятельствах я рекомендую себя вам, как самого ленивого и самого никчемного из адвокатов, но добавляю, что в деле, которое началось у меня на глазах, лучше иметь такого советчика, чем вовсе никого, и что в вашем стремлении оправдать покойного отца вы всегда можете полагаться на мою помощь, а также на помощь Лайтвуда. И вот мало-помалу мною овладевает мысль, а не смогу ли я - и с какой легкостью!
– помочь вам снять с вашего отца другое обвинение, обвинение вполне справедливое и заслуженное, о котором я упомянул несколько минут назад. Мне очень жаль, что это вас так огорчило; надеюсь, теперь вам все стало ясно и понятно. Я терпеть не могу разглагольствовать о своих намерениях, но они были самые простые и хорошие и мне хочется, чтобы вы это знали.

– Я никогда в этом не сомневалась, мистер Рэйберн, - ответила Лиззи, чувствуя тем большее раскаяние, чем скромнее оказывались притязания Юджина.

– Рад это слышать. Но если бы вы поняли меня правильно с самого начала, вряд ли я получил бы отказ. Не так ли?

– Я... я думаю, что нет, мистер Рэйберн.

– Тогда

зачем же отказываться теперь, когда все разъяснилось?

– Мне трудно с вами спорить, - в замешательстве проговорила Лиззи, потому что вы заранее знаете, какие выводы можно сделать из моих слов.

– Примиритесь с этими выводами, - рассмеялся Юджин, - и тогда мое разочарование исчезнет само собой. Лиззи Хэксем! Человек, который относится к вам с глубочайшим уважением, ваш друг и джентльмен, хоть и не весьма блистательный, клянется, что ему все еще не понятно, почему вы колеблетесь!

Откровенность, чистосердечие, бескорыстное великодушие, звучавшие в его голосе и смехе, покорили бедную девушку, и не только покорили, но снова напомнили ей, что до сих пор в голове у нее были совсем другие мысли и, в первую очередь, тщеславные.

– Я больше не колеблюсь, мистер Рэйберн. И, пожалуйста, не осуждайте меня за мои прежние колебания. От своего имени и от имени Дженни... Ты позволишь, дружок?

Маленькая хозяйка дома сидела все это время, откинувшись на спинку кресла, опершись о подлокотники, уткнув подбородок в ладони, и внимательно слушала их разговор. Не меняя позы, она так отчеканила "да!", точно отрезала свой односложный ответ ножом.

– От своего имени и от имени Дженни я с благодарностью принимаю ваше любезное предложение.

– Ну вот, и дело с концом!
– воскликнул Юджин, протянул Лиззи руку, а потом помахал ею, как бы отмахиваясь от дальнейших разговоров на эту тему. Приходит же людям в голову делать из мухи слона!

Вслед за тем он шутливо обратился к мисс Дженни Рен:

– Знаете, мисс Дженни, я собираюсь завести себе куклу.

– Не советую, - ответила кукольная швея.

– Почему?

– Непременно ее разобьете. За вас, детей, ведь нельзя поручиться.

– Но это в ваших же интересах, мисс Рен, - возразил Юджин.
– Так же как в моих интересах, когда гибнут чьи-нибудь поручительства.

– Ну, не знаю, - отрезала мисс Рен.
– На мой взгляд, вам лучше завести себе перочистку и стать прилежным мальчиком. Тогда она пойдет у вас в дело.

– Боже упаси! Да если бы мы все были такие прилежные, как вы, маленькая моя хлопотунья, нам пришлось бы приниматься за работу чуть ли не с колыбели, а это очень вредно.

– Вы говорите, вредно?
– переспросила девочка, вся вспыхнув.
– Вредно для спины и для ног?

– Нет, нет!
– Надо отдать ему справедливость, Юджин испугался, как бы кто не подумал, что он подшучивает над ее болезнью.
– Для дела вредно, для дела! Если мы все впряжемся в работу с молодых ногтей, тогда кукольным швеям придет конец.

– Пожалуй, правда, - согласилась мисс Рен.
– Оказывается, голова у вас не такая уж пустая, кое-какие мысли в ней есть.
– Потом совсем другим тоном: - Кстати, о мыслях, Лиззи.
– Они опять сидели рядом.
– Сама не знаю почему, но летом, когда я корплю здесь за работой день-деньской, и все одна, мне кажется, будто в комнате пахнет цветами.

– Как личность самая что ни на есть прозаическая, - вяло протянул Юджин, которому хозяйка дома уже наскучила, - я скажу, что цветами, вероятно, пахнет на самом деле.

– Ничего подобного, - ответила девочка, опершись одной рукой о подлокотник кресла, уткнувшись подбородком в ладонь и задумчиво глядя прямо перед собой.
– В наших местах цветам неоткуда взяться. Тут найдешь что угодно, только не цветы. И все-таки, когда я сижу за работой, мне чудится, будто они растут на целые мили вокруг. Вот запахло розами, ну, словно на полу у меня целые охапки, груды розовых лепестков. А то потянет опавшими листьями, кажется, опустишь руку, - вот так, - и они зашуршат у тебя под пальцами. Потом будто живые изгороди благоухают не то бело-розовым боярышником, не то другими цветами, каких я даже никогда и не видывала. Ведь мне их почти не приходилось видеть.