Наш Современник, 2002 № 03
Шрифт:
Казалось бы, нам ли привыкать к агрессивным внедрениям в интимную сферу человека, в святая святых его личности? Знавали и не такое. И именно из-за того, что памятны более грубые формы идеологических внедрений и внушений, нынешние формы кому-то могут показаться совершенно безобидными и даже привлекательными. Ведь с их помощью перед нами вроде бы распахиваются новые горизонты познания действительности. Если старая идеологическая доктрина строилась на жестком ограничении достоверных сведений о происходящем в мире, то нынешняя информационная революция решительно расширяет ассортимент «прав человека», в том числе в его естественном стремлении утолить информационный голод. И кто вслух осмелится сказать, что сие плохо? Где тот обскурант, реакционер и рутинер, который осмелится вслух сказать: «Вы лжете, господа»?
Бедная, бедная правда
Воздух вокруг меня гудит от возбуждения, негодующий рой рыжих оводов вот-вот облепит мне лоб, уши, загривок… Как!.. Слыханное ли дело? Журналисту отказывают в праве решительно вторгаться в жизнь, вскрывать ее темные стороны?! Неужели снова надо доказывать, что именно в этом смысл существования журналистики — в борьбе за торжество правды? Здесь ее пафос, ее героика. Журналист — воин, отстаивающий и утверждающий правду… Сквозь нестройный гул голосов я, кажется, могу различить еще один — негромкий, вкрадчиво-ласковый, но и твердый одновременно. Это голос главного академика нашей Телеакадемии В. Познера: «Журналист должен знать в с ю правду».
Бедный журналист! Бедная Правда! Когда, наконец, вы соберетесь вместе, когда обниметесь полюбовно? Когда правда перестанет прятаться от журналиста по диким лесам и пещерам? И когда преуспевающие журналисты перестанут бессовестно внушать нам, что обладают монополией на в с ю правду?
Разве наше вынужденно безмолвствующее большинство не видит, что того же В. Познера вовсе не занимает задача представить на обозрение в с ю правду? О «Времена», о нравы познеровских «Времен»! Ведь даже ребенок теперь догадывается, что этому самозванному академику от российской журналистики нужна только избирательная «правда», только тщательно отфильтрованная, «своя правда».
Полюбуйтесь на него: как только услышит со своих трибун робкий голосок, слегка сомневающийся в его «правде», тут же самым резким, самым бесцеремонным образом пресекает это выступление. Будто теннисный мячик, мгновенно отпрыгивает к другой трибуне, где на подхвате уже ерзают те, кто просто отродясь не смеют сомневаться в любом слове и телодвижении своего экранного бога.
Опять же, как и в случае с Осокиным, мне не интересны психологические мотивировки, скрытые за кипучей энергией Познера. Но мне жаль простаков, которые до сих пор верят, что он печется о «всей правде».
Одни считают В. Познера высококлассным исполнителем. Другие — весьма высокого ранга заказчиком. Но в мирке видимой нами журналистики заказчики — тоже исполнители чьих-то неразличимых для нашего слуха поручений. Мы побрезгуем охотиться за академиком и его заказчиками с какой-нибудь скрытно работающей камерой. Тем более что такую работу наверняка уже проделали представители соответствующих служб, обеспокоенных чрезмерным правдоискательством бывшего американца (впрочем, бывшего ли?) Из того, что в Познере видно невооруженным глазом, меня искренне восхищает его прямо-таки бульдожья цензорская хватка. Ей-ей, и в советские времена мне не доводилось встречать цензоров с таким мертвым прикусом. Тут Познер просто молодчина. А то вокруг столько разговору о цензорах, о цензуре, а живого цензора наши молодые люди — в том числе мои студенты, будущие журналисты, — еще не видывали. Теперь видят — и делают свои самостоятельные выводы.
Вообще, благодаря Познеру страна стремительно прозревает в своем понимании демократичности, гласности, свободы слова и прочих лучезарных благ. Я, помнится, просто опешил, когда на глазах у всего народа Познер отцензуровал актрису Э. Быстрицкую, приглашенную им же самим в качестве «свежей головы» во «Времена». Что-то она начала было говорить по еврейскому вопросу в СССР, говорить в том смысле, что не так уж ее и притесняли, как кому-то теперь внушается. Но Познеру очень не понравилось, что актриса-еврейка жила в СССР, не испытывая притеснений по национальному признаку, и он ее тут же притеснил на свой цензорский манер, то есть оборвал на полуфразе. Милая женщина смущенно улыбнулась и не попросила у ведущего (что было бы вполне в духе «прав человека») дать ей договорить начатое предложение. Не знаю, может быть, за кулисами она все же заметила бывшему американцу, что у нас тут пока что другие нравы и что ценители ее таланта обидеться могут на журналиста за его грубые цензорские повадки.
Цензура по-американски
Недавно в нашем видеопрокате появился голливудский фильм «Insider», в русском переводе «Свой человек», хотя точнее было бы назвать его «Посвященный», поскольку речь идет о лице, действительно посвященном в некую серьезную тайну и немало пострадавшем из-за своего посвящения.
Уверен, что В. Познер, доведись ему представлять этот фильм нашему зрителю, не преминул бы объявить его еще одним ярким примером торжества американской демократии. На мой же взгляд, картина убеждает, что образцовая демократия и у себя дома способна трещать по всем швам. Поскольку главные события разворачиваются в журналистской элитной среде, «Своего человека» не повредило бы посмотреть и в наших журналистских кругах, грезящих о бесцензурном обществе.
Недавно уволенный вице-президент одной из могущественных американских табачных корпораций привлекается руководителями популярной телепередачи «60 минут» в качестве платного консультанта. По его экспертизе начинается журналистское расследование деятельности другого табачного магната, подозреваемого в использовании наркотических добавок в сигареты. Бывший босс «посвященного», опасаясь, что расследование перекинется и на его контору, предпринимает ряд контрмер, чтобы заткнуть рот не только ослушнику, но и слишком ретивым телевизионщикам. Воздействие на последних оказывается через начальство их же собственного канала. Оно и берет на себя функцию цензорского давления. Сюжет о наркотических добавках в табак запрещается к показу, поскольку в противном случае табачные магнаты грозят скупить все акции телекомпании. Конечно же, ценой неимоверных усилий, к которым привлечены самые неподкупные журналистские умы страны, сигаретные мафиози посрамлены, и сила правды одолевает силу грязных денег.
Этот чисто американский хэппи-энд был бы во всех отношениях хорош с точки зрения торжества демократии, если бы не одно недоумение. Да как же фильм, столь откровенно заявляющий о своеобразии и могуществе американской цензурной системы, зависимой не от государства, а от хотения финансовых монстров, удалось в итоге выпустить на экраны?
Ответ, как ни парадоксально, прост. Перед нами — великолепная (шесть номинаций на Оскара) рекламная киносага в пользу современной сигаретной индустрии США, которая благородно искоренила отдельные нетипичные недостатки, изредка имевшие место в ее практике. Ее побуждения и дела чисты, чему первое свидетельство — существование такого фильма. Курите и смотрите спокойно, такого больше нет и не будет. Как не будет, естественно, и рецидивов цензурного вмешательства в деятельность журналистского ордена, желающего знать «всю правду».
Папарацци над люком «Курска»
Но вернусь к познеровской «в с е й правде», которую должен знать и доносить публике журналист. Свой афоризм ведущий «Времен» огласил, сколько помнится, в связи с тем, что многие журналисты на самых первых порах не были допущены близко к затонувшему «Курску».
Честно говоря, возвращаться к тому, как наши искатели «в с е й правды» осрамились в дни всенародной трагедии, противно. Страна видела и, надеюсь, не скоро забудет. Кому, спрашивается, не хотелось узнать тогда, что же именно случилось, возможно ли спасти экипаж, в чем подлинная причина катастрофы. Никого не найдется, кто бы не хотел узнать об этом и еще о многом, многом другом.