Наш Современник, 2002 № 03
Шрифт:
Впрочем, не станем удивляться, если маленькая ведущая снова объявится с каким-нибудь еще более сногсшибательным «Про это». Одного только от нее никогда-никогда не дождемся. Уж о своих-то постельных занятиях, о своих оргазмах она ни за что откровенничать не станет. Потому что для таких, как она, важно добыть чью-то чужую «всю правду». Но вовсе не свою представить на всеобщий позор. Она сама, как и всякий папарацци, в ы ш е э т о г о.
Попробуем представить на минутку: «всю правду» рассказывают о себе тот же Познер, тот же Киселев, та же Сорокина или Миткова. Ну, даже не «всю правду», а то, что касается конкретного жизнеобеспечения: жилье, транспорт, дача, средний (хотя бы) доход. Или пусть посоветуют зрителю из общегуманных соображений, в каком банке и какой страны держать свои валютные сбережения. И как при этом не входить в противоречие с налоговыми инстанциями.
Нет, никогда-то мы таких откровений не дождемся. Им будто от рождения поручено некоей загадочной силой распытывать, раскалывать, допрашивать и выпотрашивать, судить и рядить, оценивать и приговаривать, подглядывать и обличать.
Папараццизм и физиология
Но может быть, папараццизм вполне невинен в своей привязанности ко всему физиологическому? Казалось бы, где же еще искать «в с ю правду» о человеке, как не здесь — на уровне его сугубо телесных отправлений? Ведь физиологическое начало в человеке, действительно, в количественном смысле колоссально преобладает. И разве преувеличением будет сказать, что человек почти полностью — физиологический человек? Папарацци своими стараниями как бы и призван постоянно подтверждать эту очевидность.
Беспрерывные заботы (кого-то унижающие, доводящие до отчаяния, но кого-то и вдохновляющие) о еде, питье, одежде, жилище, о достаточном тепле, о реализации других наших плотских вожделений и отправлений, — все это жадно, почти без остатка пожирает наши часы, дни и годы. Нас почти никогда не остается на большее — на то, что туманно и общо именуется «духовными потребностями». Может, на самом деле их вовсе и нет у нас, а мы их только воображаем, для рисовки в кругу себе подобных?
Не пора ли смириться наконец с тем, что мы — лишь жалкие пленники собственного физиологизма? Этот зверь скрыт под нашей людской оболочкой, но внутри нас он ощерен, как ненасытный хронофаг — поглотитель живого времени.
Часто ли мы смущаемся, краснеем от стыда за этот очевидный телесный переизбыток в нашем естестве, часто ли приходим в уныние, задумываясь о несвободе от своего физиологического тирана? Что же тогда оскорбляться назойливостью тех, кто постоянно нам внушает: «Какая еще у вас любовь? — один секс, случка, спаривание… Какие еще „духовные запросы“? — один самообман, мираж. Подглядывание за чужими грешками — в книгах, газетках, на экране — вот и все „запросы“».
Перед циничной аргументацией папараццизма сегодня смиряются миллионны. Это его покорные стада, согласные зваться скотинкой в людском обличье. Именно такое человечество нужно заказчикам папараццистской обработки — мирное, самодовольное, «жеватели мастик» (то есть подслащенных и ароматизированных резинок), потребители рекламных роликов, музыкальных клипов, скандальных происшествий. О какой аудитории еще можно мечтать: не протестуют, не буянят, поедают все подряд — наветы, сплетни, любой черный юмор, любую «клубничку», особенно по части личной жизни звезд, политиков?..
Современный сербский писатель-публицист Драгош Калаич называет человека, принимающего и исповедующего подобный принцип социального поведения, «экономическим животным» (в более откровенном переводе — «экономической скотиной»). Уже сам эпитет подсказывает: речь идет о своего рода социальной инженерии, о репродукции все новых и новых поколений выносливого, послушного и, добавим, охочего до «подробностей» экономического поголовья. Именно такому податливому типу, по замыслу всемирных проектантов и сценаристов, обеспечена надежная футурологическая перспектива — устойчивое место количественно преобладающего усредненного типа. Это не народ, который всегда разнообразен и непредсказуем, это — однородная гедонистическая масса в теплом и мягком стойле.
Могут сказать, что проект вовсе не нов, что такого рода антиутопия изложена еще в «Легенде о Великом инквизиторе», которую оглашает один из героев «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского. Но современная редакция старого проекта все же заслуживает специального внимания. В ней открыто представлены средства намеренного оскотинивания человека во всем разнообразии их арсенала. Инквизитор у Достоевского высказывался все же лишь в общих чертах: «мы дадим им хлеба и зрелищ». Нынешний объем зрелищ, мощь их воздействия неизмеримо возросли. А значит, потребовались дополнительные усилия со стороны заказчиков, чтобы разнообразить зрелищное меню. Сегодня мировые СМИ способны обслужить запросы практически любой категории зрителей, нуждающихся в развлечениях. Человечество как бы поделено на зоны воздействия, его сознание разбито на секторы, нуждающиеся в постоянном заполнении. Ни один из секторов не должен пустовать, иначе у обслуживаемого может появиться охота заполнить его какими-то собственными фантазиями или внушениями, которые просачиваются из внешней среды, неподконтрольной еще СМИ — средствам массовой идиотизации, как уместнее, на мой взгляд, расшифровывать эту аббревиатуру.
Сальвадор Дали, один из самых упорных в искусстве XX века исследователей и потрошителей сферы бессознательного, постоянно, из десятилетия в десятилетие, возвращался в своей живописи и графике к одному и тому же назойливому видению: фигуре обнаженной женщины (иногда без головы), напоминающей какой-то затейливый комод со множеством створок-секций, закрытых или полуоткрытых на уровне груди, живота, бедер. К этой метафоре Дали исследователями подыскивались самые разные коды. Но разгадка, похоже, у всех теперь на виду (ларчик просто открывался): приходят или уже пришли времена, когда человека примутся методично выпотрашивать, опустошать, чтобы заполнить порожние секции и блоки по собственному произволу или… оставить их навсегда порожними.
Любопытно: художник еще не видел воочию аудио- и видеокассетной аппаратуры наших дней, но своей женщиной-комодом прозрачно намекнул на то, каким именно способом сознание человека будут заполнять. Кассета! Вот самый ходовой, самый дешевый тип портативного «зрелища» или «слушалища». Получи и больше ничего не требуй — тебе достаточно! Кто следующий?
В сюрреалистическом намеке Дали есть предвидение (или демонстрация?) чрезвычайных способностей папараццизма, как авангарда современных СМИ, в его маниакальном стремлении вскрыть, взломать, попрать и опорожнить ядро человеческой личности, ее целомудренную основу, алтарь ее бытия.
Опорожнить, чтобы тут же заполнить собственной программой «физиологического» двуногого — «экономического скота».
Папараццизм как функция атеизма
Окончательная цель, которую преследует всемирный сценарий, осуществляемый при самом активном участии папараццизма, — осквернить человека как Божие творение. То есть перед нами изначально атеистический сценарий. Такого же рода чисто атеистический проект «счастливого человечества» излагает в «Братьях Карамазовых» Великий инквизитор. «Мы не с тобой, а с ним, — откровенно говорит инквизитор Христу (то есть с Сатаной, искушавшим Христа в пустыне), — вот наша тайна!»
Сегодня для тех, кто наивно доверяет внушениям всемирных СМИ, тайна остается непрозрачной. Нам в России, пережившей крах «воинствующего атеизма», может показаться, что с ним покончено навсегда, поскольку его главные аргументы «Христа никогда не существовало» и «Религия — опиум для народов» никто вслух уже не решается отстаивать.
В принципе, неверие искренне ищущей и сомневающейся души неподсудно. Разве мы не видим в Евангелии, что и ближайшие ученики Христа очень часто, по человеческой слабости, оказываются маловерами, и даже по воскресении Спасителя (Фома Неверующий). «Верую, Господи, помоги неверию моему!» — именно этот сокрушенный вопль отчаявшейся души трогает Христа, побуждает тут же исполнить просьбу исстрадавшегося родителя об исцелении сына.