Наша компания
Шрифт:
— Заболел я.
— Что ж у тебя болит?
— Голова у меня болит и температура повышенная.
— Температура, говоришь, повышенная? Нуте-ка, встань.
Тимка струхнул, что придется от табуретки отойти, встал и мнется. Но Павел Артамонович через стол протянул руку, потрогал ладонью Тимкины щеки, пощупал пульс и сказал:
— Н-да... Посиди пока, обожди.
Проходит пять минут, десять, пятнадцать. Тимка все ждет, а доктор все пишет.
«Неужели градусник не даст?» — в унынии подумал Тимка. Но в этот момент доктор вынул из стаканчика, который был у него на столе, градусник и протянул
— Перелил ты заварки, Клюковкин!
Тимка, совершенно растерявшись, машинально спросил:
— Какой заварки?
— Обыкновенной. Кипятку в кружке было мало, а заварки много, вот чай быстро и остыл, и получилось, Клюковкин, что температура у тебя совсем не повышенная, а даже очень пониженная, прямо как у рыбы.
Тимка только и мог ответить:
— Это не я... Это на кухне заварку льют.
Уж как Павел Артамонович про кружку с чаем узнал, Тимка сам потом удивлялся, когда мы на сборе звена обсуждали вопрос о его поведении. И еще осталось для всех неизвестным, правда для всех, кроме Тимки, — это разговор, который произошел между Тимкой и доктором. Но так или иначе, а только Тимка в тот же день обратился к нашему звеньевому Владику Еремину с просьбой созвать экстренный сбор звена, на котором он, Тимка Клюковкин, хочет поставить вопрос о своем собственном неправильном поведении.
Созвали мы звено, и Тимка все о себе рассказал. Уж тут без всяких пережитков и предрассудков. Но когда Тимка начал жаловаться на то, что ему вовек не преодолеть полосу препятствий, тут выступил Толя Смирнов и напустился на Тимку, что-де он, Клюковкин, наверно, забыл о своих товарищах, которые всегда готовы помочь другу в беде, и что вообще нельзя пасовать перед трудностями, что это малодушие.
В заключение сбора мы приняли решение держаться на кроссе дружно, единым коллективом, и в отношении полосы препятствий тоже выработали кое-какой план.
И вот наступил день кросса. Из города к нам на физкультурный праздник приехали родители и другие гости. Бежали мы в полной походной форме: со скатками одеял, у пояса — лопатка или топорик, через плечо — сумка, в которой полотенце и плащ-палатка, а Тимка, кроме всего прочего, бежал даже с чайником. Когда кто-нибудь из слабых выдыхался, то сильный брал у него скатку и сумку и надевал на себя. Тимка долго упорствовал и никому ничего не хотел отдавать. В конце концов у него тоже все отобрали, но когда он взмолился, чтоб ему оставили хоть «какую-нибудь нагрузку», то ему оставили пустой чайник, с которым Тимка и штурмовал полосу препятствий.
А штурмовали мы эту полосу строго по плану, который выработали на сборе звена. А именно, когда все добежали до забора, то Владик Еремин и Толя Смирнов сцепили руки и сделали «скамейку». Каждый становился на эту «скамейку», и Владик с Толей подкидывали его, после чего оставалось только покрепче ухватиться за забор, перелезть через него и спрыгнуть. Подкинули таким способом и Тимку с чайником. По бревну мы шли, держась друг за друга. Преодолели мы и канаву, и мячом в цель почти все попали.
В общем кросс прошел очень оживленно и весело. Хотя наше звено и не заняло первого места, но и последними мы не оказались.
... А в Тимке с тех пор больше ни одного пережитка пока не проявилось.
ГОСТЬ
1
Зазвонил звонок.
Кот Мурмыш побежал к дверям. За ним побежал Пашка. Пашке нравится открывать двери. Для этого у него в коридоре спрятаны два кирпича. Он подставляет их, чтобы удобнее управляться с замком.
Звонил кто-то неизвестный — долго и настойчиво. Пашка, наконец, установил кирпичи и открыл дверь.
На пороге стоял большой, высокий человек в мохнатом полушубке и мохнатой пыжиковой шапке. На курчавых усах незнакомца белел иней. В руках был чемодан.
— Кто ты? Чей ты? — спросил незнакомец Пашку.
Голос у него был раскатистый, басовитый и немного как бы рассерженный.
— Ну, здравствуй!
— Не хочу! — обиделся Пашка. — Сами вы кто такой?
— Я Тарас Михайлович Антонов, доктор. Слыхал о таком?
— Слыхал. От папы.
— Ну, хоп, и не сердись. Здравствуй.
— Здравствуйте. А я Пашка Демидов. Слыхали о таком?
— Нет, Пашка, о тебе я еще не слыхал. Погоди-ка, а сколько тебе лет?
— Вите семь с половиной, и мне тоже скоро будет.
— А сейчас-то сколько?
— Сейчас? Ну... пя-ать... Через два календаря в школу пойду.
— Когда пойдешь? — удивился доктор.
— Через два календаря. Я заведующий.
— Какой такой заведующий? — больше прежнего удивился доктор.
— А что? Я календарем в доме заведующий. Листки отрываю.
— Ага, теперь понятно. Ну, а где старший Демидов?
— Кто, Витя?
— Нет, батька.
— Он высотный дом строит на Смоленской площади. Двадцать семь этажей, во!
— Павлуша, ты с кем там разговариваешь? — окликнула Пашку мама.
— Да тут к нам доктор один, папу спрашивает.
Мама поспешила в переднюю.
— Галина Владимировна, прошу прощения, — сказал доктор и по-военному приложил к ушанке руку. — Честь имею представиться, а стыда... гм... не имею, пожалуй, никакого: нагрянул без приглашения, да еще под самый Новый год.
— Тарас Михайлович, вы! — радостно воскликнула мама. — Вот так новогодний сюрприз! Да проходите, чего вы в дверях стоите... Павлуша, да убери ты с дороги кирпичи!.. Витя! Витя! Иди скорее сюда, посмотри, кто к нам приехал!
Доктор вошел в коридор и опустил на пол чемодан. Кот Мурмыш взвыл и отбежал на трех лапах: он давно уже принюхивался к чемодану.
Доктор снял свой капелюх величиной с доброе ведерко и нахлобучил на Пашку. Капелюх покрыл Пашку до самых плеч.
— Я в Москве проездом, — сказал доктор. — Ну, и решил — надо и к старым друзьям понаведаться, узнать, как они живут-поживают.