Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
...У шалаша было шумно и многолюдно. Показали Машке шалаш (настоящий шалаш, а не каменный, не памятник), объяснили, что в этом домике дядя Ленин жил. Ничего не поняла:
— Где? Кто? Папа, где? Покажи! Где Ленин?
Ведь и шалаш-то для нее— новое, необычное, странное. Похоже на будочку, где собачки живут, и вдруг— дядя Ленин!
Домой ехали автобусом.
* * *
Неподалеку от нашей дачи, у автоматического шлагбаума, есть домик, постоянно привлекающий Машкино внимание. В этом домике, кроме людей, живут: два котенка, две маленькие козочки и два довольно больших розовых поросенка. Но почти всегда, когда мы проходим мимо, ни козочек, ни поросят в саду не видно. Чаще всего в поле нашего зрения попадают котята, но это хоть и милый народ, а все-таки не такой уже редкостный.
А вчера Маша едет на моем велосипеде и вдруг:
— Мама, мама, вон поросятки! Папа, гляди, поросятки!
— Да... поросятки.
Но там, за забором, не поросятки, а всего один поросенок. Маша это замечает и спрашивает:
— А где другой поросяток?
(Это как “десятки”— “десяток”.)
Поправили, сказали: “Не поросяток, а поросенок”, и этого было достаточно...
* * *
Как уже сообщалось, отец подарил Маше трехколесный велосипед. Велосипед этот был великоват Маше— ноги не дотягивали до педалей. Но все-таки она кое-как ездила на нем. И была надежда, что ножки у нее подрастут и она будет ездить как следует.
Но...
Представьте себе, да, и в Машкиной жизни уже возникают эти “но”.
Вчера папа решил дать Машке урок настоящей велосипедной езды. Взял велосипед под мышку, а Машу— за руку и потащил их на Вторую Поперечную улицу, где, по его представлениям, кататься на велосипеде гораздо удобнее, потому что там не песок, а асфальт.
Удобно или неудобно— не знаю, выяснить не удалось.
Села Маша на велосипед, пробует работать педалями, пыхтит, охает, кое-как передвигается. И вдруг навстречу нам едет довольно большой, четырехлетний, а может быть и пятилетний, мальчик на очень маленьком трехколесном велосипедике. Сидеть ему на этом велосипеде очень неловко, сидит раскорякой, но все-таки едет быстро, ножки на педалях так и мелькают. А рядом идут родители этого счастливца— папа-грузин и блондинка-мама.
Машин папа посмотрел на мальчика и говорит:
— Маловата машина.
— Да,— говорят,— а вашей великовата.
И пошли дальше. А папа им вслед:
— Давайте меняться?
Люди не поверили. Остановились:
— Вы что— серьезно?
— Почему же не серьезно? Серьезно!..
Таким образом в самом центре поселка Разлив, среди бела дня, на оживленной Второй Поперечной улице, на виду у многочисленных прохожих, произошел этот добровольный обмен-грабеж.
Не веря своему счастью, мальчик вскочил на новенькую голубую машину и заработал педалями. Родители его, поминутно оглядываясь, тоже прибавили шагу. А мы с Машей остались стоять и с волнением смотрели на облезлую, грязную, обшарпанную и перевязанную в нескольких местах электропроводом машину, счастливыми обладателями которой мы так неожиданно оказались.
Машка пробовала плакать, я прикрикнул на нее:
— Глупая! Это же вон какая удобная, маленькая машина!
— Не хочу маленькую! Хочу другую!
Шли домой в предчувствии грозы. Как и следовало ожидать, гроза разразилась. Маше не очень досталось, она еще маленькая, зато папу корили и пилили на все корки. И он чувствовал себя Иванушкой-дурачком, который променял корову на дудочку. Самое обидное, что Маша и на этом, удобном велосипеде не может ездить.
* * *
Уже вторую неделю Машка не расстается с корзиночкой, где у нее всегда имеется изрядный запасец всяких “Тузиков”, “Петродворцов” и “Золотых ключиков”. С этой корзинкой она тащится и на рынок, и на вокзал провожать кого-нибудь, и на пляж. И не было случая, чтобы она съела конфету без разрешения и в неурочное время.
Это мы хорошо, неплохо придумали. Это лучше, чем конфеты под замком. И еще: доверие делает чудеса.
* * *
Недавно она поменяла всех нас ролями. Я стал Алешей, она— мамой...
Третьего дня, обнимая меня и целуя, сказала:
— Алешенька... любименький!
И сказала это как-то особенно нежно. Когда я выступаю в роли отца, она меня так не ласкает. А тут— честное слово— мне самому начинает казаться, что я— маленький!
* * *
Разбирали и собирали тети Лялин складной дом. Машка сама не умеет, но с удовольствием суетится и помогает.
Вообще помогать очень любит. Любит делать что-нибудь основательное, систематическое, если, конечно, это по силам ей. Например, чистит ягоды, наматывает на клубок нитки.
Впрочем, это, кажется, все дети любят.
* * *
Последнее время пристрастилась к “математике”, оперирует цифрами и числами.
На вопрос: “Сколько времени?”— отвечает неизменно:
— Четверть восьмого.
Спросишь: “Сколько стоит?”— говорит:
— Три.
Или:
— Восемь.
А последние два дня чаще говорит почему-то:
— Одиннадцать.
9.8.59.
Вчера под вечер ходили вдвоем с Машей к сараю Ленина и дальше...
Видели белых уток, которые спали, уложив на своих белоснежных спинках головы— клювиками к хвосту.
Обратно шли по Первой Поперечной— через дюны. Навстречу дул ветер, в лицо нам мело песком, шли мы согнувшись в три погибели (у отца под мышкой Машин велосипед). И Машка вдруг сказала:
— Идем, как котята.
Это из “Кошкина дома”— племяннички-котята под дождем так идут.
* * *
Дома Маша каталась немножко на велосипеде. Он у нас стал не такой паршивенький, стал более или менее красивенький: мама вымыла его, вычистила— не узнать.
* * *
Играли с Машей в такси. Я— шофер.
— Куда ехать?— спрашиваю.— Какая улица?
— Какая улица? Правая.
* * *
Я по-прежнему Алешенька. Оказывается, у меня есть сестричка Машенька. Это— бывшая мама.
Сегодня утром Машка спрашивает у мамы:
— Машенька, ты не знаешь, где мой сын Алеша?
* * *
И вот уже полное перевоплощение. Утром же сегодня, увидев, что мать подкрашивает губы:
— Маша, ты— маленькая и губы, пожалуйста, не мажь!
* * *
Дома у нас новость. Не совсем уже свежая. Забыл записать. Еще третьего дня тетя Ляля принесла Маше крохотную живую рыбку. Что это за рыбка, какого она рода-племени, папа, к сожалению, не знает.
Минут пять рыбка Машу забавляла, а потом всякий интерес начисто иссяк. Да и что там смотреть— плавает и плавает, вертится и вертится, как спица в колесе. Но у папы прибавилось забот. Он дважды в день меняет в банке воду и— будучи человеком необразованным, не имея понятия, что такое рыба и какими запросами она живет,— тем не менее кормит эту рыбку, полагаясь на интуицию и собственный вкус: дает своей воспитаннице белый хлеб, сахар, минную и гречневую крупу. Кажется, ест, вы знаете! А двух мух, которых папа подкинул рыбешке, она пальцем не тронула. И мухи были извлечены из воды.