Наша первая революция. Часть I
Шрифт:
Конечно, нация сможет поддержать вотум Думы своим единодушным сочувствием; отовсюду идут телеграммы, адреса, депутации. Г. Витте говорит: наплевать! В некоторых местах, и прежде всего в столице, более радикальные элементы («крайних» нет!) пробуют устроить мирную уличную манифестацию протеста. Г. Дурново готовится сказать «пли». Улицы немедленно покрываются войсками, на перекрестках устанавливаются пулеметы, в столице вводится (вернее: остается) военное положение. «Патронов не жалеть!» Мы все это знаем, мы чрез это прошли. Встревоженная Государственная Дума призывает столицу к спокойствию.
Что делает правительство? Чтоб избавить Думу от моральной поддержки, а себя от надоевших протестов Думы, оно заявляет, что ввиду возбужденного состояния умов Дума не может чувствовать себя в столице в таком спокойствии, какое требуется серьезностью ее занятий; поэтому ей предлагается в такой-то срок перенести свои занятия в Новгород, тихую колыбель русского государства. Что в этом случае сделает Государственная Дума? Струве как бы предусматривает такой вопрос и говорит: «…Дума в грозном спокойствии противопоставит себя бюрократии» (N 6, стр. 381). «Друг мой, Аркадий Николаевич»… «Грозное спокойствие» превосходная вещь, если только оно не похоже на театральную позу, прикрывающую растерянное бессилие. На самом деле у Думы не будет никакого выхода. Если она не захочет призывать население к «безумствам» (а она не захочет), ей придется открыто признать, что у нее нет сил, которые она могла бы противопоставить семеновцам, что она слагает с себя всякую ответственность за политику правительства и спешит распустить себя, чтоб через два дня не быть распущенной в Новгороде военной силой.
Что же оказывается? Оказывается, что мы возвращаемся назад. Думы нет. «Революций» нет. Как угодно, это будет больше напоминать Россию Александра III, чем конституционную Россию. А дальше? Снова земский съезд? Но земский съезд после Государственной Думы, это – пустяки. Нашей
Немецкая поговорка учит, что самые дешевые товары суть вместе с тем и самые дорогие. Так же и в политике. Самые дешевые либеральные рецепты в конце концов дороже всего обходятся народу.
Может быть, нам скажут, что та перспектива, которую мы выше представили, невероподобна, неисторична. Мы бы очень хотели, чтобы г. Струве указал нам другую перспективу, т.-е. рассказал нам более обстоятельно, как он собирается «снимать» бюрократию.
Мы, с своей стороны, попробуем сослаться на историю: не мы же первые, наконец, «снимаем» бюрократию.
Все знают, что Etats Generaux (Генеральные Штаты) [282] были организованы еще на более архаических началах, чем наша Государственная Дума, и знают, что собрание сословий превратилось в Национальное Собрание, которое «сняло» бюрократию и созвало Законодательное Собрание; что это последнее «сняло» короля и созвало Конвент, а Конвент «снял» голову короля.
Но как произошло превращение сословий в могущественное Национальное Собрание? [283] Первый конфликт с короной произошел по вопросу о способе голосования: поголовно или посословно. В этом вопросе король уступил третьему сословию. Но эта уступка только отодвинула конфликт. Дабы не казалось, что мы подгоняем рассказ под политическую мораль, мы изложим ход дальнейших событий текстуально по Олару. [284]
282
Тяжкий финансовый кризис, в котором оказалась Франция после отставки Тюрго (см. прим. 147), заставил короля уступить общественному мнению страны и настояниям своего министра финансов Неккера и созвать Генеральные Штаты (etats generaux), т.-е. собрание представителей духовенства, дворянства и третьего сословия. Был издан указ об открытии Генеральных Штатов в Версале 5 мая 1789 г. Право участия в выборах предоставлялось всем французам, достигшим 25 лет, имеющим постоянное местожительство и занесенным в списки плательщиков налогов. Выборы были двустепенные: избиратели выбирали уполномоченных, а те уже представителей в Генеральные Штаты. Этим избирательным законом устранялась от участия в народном представительстве беднейшая часть 3-го сословия, пролетариат. Естественно, что буржуазия в наказах своим депутатам игнорировала нужды пролетариата и заботилась только о собственных нуждах; она требовала отмены привилегий высших сословий и ограничения королевской власти постоянно действующим представительным учреждением.
В Генеральные Штаты было избрано несколько меньше предполагавшихся 1.200 человек. Неккер добился того, что 3-му сословию, как самому многочисленному, было представлено такое же число голосов (600), как и первым двум вместе (по 300), но правительство колебалось удовлетворить требование 3-го сословия об установлении поголовного голосования. Вокруг этого вопроса шли пререкания между сословиями в первые недели заседания Генеральных Штатов. Король был на стороне дворянства и духовенства. Эта борьба закончилась тем, что третье сословие, к которому присоединились низшее духовенство и часть дворянства, 17 июня объявило себя Национальным Собранием Франции.
283
О Национальном Собрании см. прим. 143.
284
Олар – французский историк, буржуазный республиканец-демократ, автор многочисленных трудов по истории великой французской революции.
"Делая вид, что уступает, король велел придвинуть с границ войска. Депутаты поспешили действовать, как члены Учредительного Собрания. По их мнению, они получили от своих доверителей повелительный мандат не соглашаться ни на какую субсидию ранее установления конституции… Двор, с своей стороны, спешил с приготовлениями к государственному перевороту, имевшему целью распущение Национального Собрания. Армия чужеземных наемников, с многочисленной артиллерией, блокирует Собрание (заседавшее в Версале) и прерывает его сообщение с Парижем. Собрание требует у короля удаления войск (8 и 9 июля). Король надменно отказывает в этом (11 июля), предлагает иронически Собранию перевести его в Нуайон или Суассон; наконец, сбрасывает маску, удаляет Неккера [285] и составляет министерство государственного переворота. Собрание прекрасно держит себя, объявляет, что удаленные министры уносят с собой его уважение и его сожаление, что «министры», а также все гражданские и военные агенты власти ответственны за все акты, нарушающие права нации и декреты этого Собрания, делает лично ответственными новых министров и советников короля, «к какому бы званию и сословию они ни принадлежали», декретирует, что оно настаивает на своих постановлениях от 17, 20 и 23 июня, и снова требует удаления войск".
285
Неккер (1732 – 1804) – французский государственный деятель. Будучи сам банкиром, он становится известным в высших финансовых сферах и в 1776 году назначается директором финансов. Заняв этот пост, он пытался улучшить французские финансы путем получения большого количества займов. Однако; видя безрезультатность этих мер, он в 1771 году открыто опубликовывает бюджет, желая изобличить безграничную расточительность королевского двора, как главную причину дефицита. Опубликование бюджета навлекло на Неккера негодование со стороны привилегированного дворянства и духовенства, и в мае 1771 года он должен был выйти в отставку. В 1788 г. финансовая нужда снова заставила правительство пригласить Неккера на пост управляющего финансами. Неккер согласился только под тем условием, чтобы в следующем году были созваны Генеральные Штаты с предоставлением третьему сословию большего количества мест. Вскоре после открытия Генеральных Штатов правительство решительно поворачивает вправо и созывает министерство из непримиримых реакционеров. 11 июля Неккер получил отставку с приказанием немедленно покинуть Париж. Однако, восстание 12 – 14 июля, закончившееся взятием Бастилии, снова заставило короля призвать его в министерство. Постоянно колеблясь между интересами министерства и требованиями революционного третьего сословия, Неккер вскоре потерял популярность и в 1790 г. подал в отставку.
«Война объявлена. С одной стороны стоит король, опирающийся на свои привилегии; с другой – Национальное Собрание, представляющее собою нацию. В этой борьбе между силой и правом или, если хотите, между прошлым и настоящим, политикой status quo и политикой эволюции, дело права казалось заранее проигранным. Стоило только двинуть эти полки чужестранных наемников, заключить в тюрьму вождей Собрания, а остальных разослать по их провинциям. Какое сопротивление могли бы оказать депутаты? Римские позы, исторические фразы не отклонили бы штыков. Без сомнения, распущение Собрания не встретило бы одобрения со стороны Франции, а это одобрение было необходимо королевской власти, чтобы получить деньги, которых она не имела и без которых не могла обойтись; без сомнения, король был бы вынужден после созвать другие генеральные штаты; но все же старый порядок продолжал бы пока существовать, и революция была бы отсрочена. Чтобы Национальное Собрание вышло из этого опасного положения, необходимо было своего рода чудо: необходимо было, чтобы у него оказалась своя армия, которую оно могло бы противопоставить армии короля. Известно, что такое чудо действительно совершилось в виде самопроизвольного вмешательства Парижа… Париж восстал, как один человек, вооружился, овладел Бастилией, организовался в настоящий укрепленный лагерь, составил инсуррекционную коммуну, и король был побежден; ему пришлось покориться, если не искренно, то во всяком случае вполне; государственный переворот не удался. Вся французская история изменилась вследствие этого вмешательства Парижа, за которым последовала вся Франция. Я не буду рассказывать здесь, – продолжает Олар, – ту муниципальную революцию, которую вызвало взятие Бастилии во Франции, в июле и августе 1879 г., сначала в городах, а потом и в деревнях. Я замечу только, что это был капитальный факт среди всех других, подготовивших торжество демократии и провозглашение республики во Франции».
«Положение изменилось. Вместо Собрания, блокированного армиею наемников, явилось Собрание, защищаемое несколькими миллионами вооруженных французов. Вчера оно говорило печальным тоном оскорбленного достоинства и было одушевлено своего рода мужеством отчаяния; сегодня оно говорит и действует, как верховный повелитель»… («Политическая история французской революции», русск. пер., стр. 44, 45, 46 и 47).
Разогнать Национальное Собрание не значило бы, конечно, уничтожить революцию; это значило бы только отсрочить ее. Она бы неизбежно пришла в конце концов к победе. Гарантии этого были в «общественном мнении», за которым стояли непреоборимые классовые интересы. Но общественное мнение для своей победы нуждается в известный момент в организованной силе, в вооруженной руке, точно так же, как современное «правосознание» не удовлетворяется собственным внутренним созерцанием, но требует полиции, жандармерии и военной силы. Если общественное мнение непосредственно способно осуществлять государственные перевороты, тогда непонятно, зачем велась борьба со славянофилами, которые именно хотели править страной одной силой мнения. Между мнением и властью стоит сила. Обычные либеральные ссылки на решающую роль общественного мнения или слишком много значат или ничего не значат. Совершенно несомненно, что революции подготовляются долгим процессом, в результате которого создается революционное общественное мнение. Но когда необходимые предварительные условия имеются налицо, общественное мнение должно найти практический способ вырвать власть из рук того правительства, которого оно уже не признает: общественное мнение должно показать, что оно не бесплотно, что у него есть мускулатура. Говорят, что под Седаном [286] победил прусский народный учитель, а под Мукденом – японская конституция. И в том и в другом утверждении есть некоторая доля правды. Но если б у солдат конституционной Японии не было прекрасного снаряжения и вооружения, а у их полководцев – плана кампании, победить могла бы даже и русская армия.
286
Седан – французский город в Арденском Департаменте на реке Маас, в 10 клм. от бельгийской границы. 2 сентября 1870 года, во время франко-прусской войны, при Седане произошла сдача пруссакам 80.000-ной армии маршала Мак-Магона, при чем сам Наполеон III был взят в плен. Это небывалое, по своим размерам, поражение решило исход войны.
В революциях 48 г. – в Австрии, Пруссии, Италии – мы видим действие тех же факторов, но в других комбинациях.
В Берлине после победоносной для народа уличной борьбы организовалась милиция, войска были удалены королем из города. К власти был призван либерал Кампгаузен, [287] который превратил Учредительное Собрание в палату соглашения, заранее поставив ее решения в зависимость от согласия короля. Камарилья между тем деятельно готовила государственный переворот. Министерства по назначению короны быстро сменяли друг друга в замечательной последовательности. Чем оппозиционнее становилось настроение палаты, тем более реакционных министров назначал король. Кампгаузен и за ним Ганземан [288] были либеральные бюргеры; третьим премьером был «честный» генерал Пфуль, [289] четвертым – граф Бранденбург, [290] тупой придворный реакционер в стиле г. Дурново. Бранденбург предложил собранию, в интересах спокойствия, переехать в город Бранденбург. Собрание сперва не согласилось, но ему не давали собираться, и оно переехало. Через несколько дней его распустили. Оно декретировало «пассивное сопротивление», что-то вроде «грозного спокойствия» г. Струве. Но это ничему не помогло. Созвали новую палату, тоже оппозиционную и тоже распустили. Наконец, был октроирован безобразный избирательный закон, существующий в Пруссии и по сей день. Победы «общественного мнения», как видим, не так просты и не так обеспечены. Те же моменты выступают в истории Австрии. Общенациональный парламент во Франкфурте войска разогнали, как нелегальную сходку школьников.
287
Кампгаузен и Ганземан – либеральные вожди рейнской буржуазии. В 1849 г. издавали радикальную «Новую Рейнскую Газету», редактором которой одно время был Маркс. Кампгаузен и Ганземан, как председатели торговых камер в Кельне и Ахене, были приглашены во вновь образовавшееся либеральное министерство Пруссии 29 марта 1848 г., Кампгаузен – министром-президентом, Ганземан – министром финансов. Оба находили, что победа народа, приведшая их к власти, должна быть использована в интересах буржуазии. Они отказались поэтому созвать новое народное представительство, предпочитая встать на почву «права», желая сохранить «непрерывность правопорядка». Чем больше выяснялось, что дальнейшее развитие революции угрожает «порядку», тем более правели эти либералы. Ганземан пришел к тому взгляду, что отныне, вместо пассивного сопротивления революции, требуется активная борьба с нею, что буржуазия должна превратиться из «щита для короны» (выражение Кампгаузена) в меч против народа, что министерство «посредничества», каким являлось министерство Кампгаузена, должно уступить место министерству дела. 20 июня 1848 г. министерство Кампгаузена получило от принца Прусского прикрытое, а от народного представительства совершенно открытое предложение удалиться. Его место заняло новое министерство Ганземана, план которого сводился к следующему: буржуазия приносит народ в жертву короне, за что корона отдает дворянство в жертву буржуазии. Но хитроумный либерал просчитался, ибо будущее показало, что корона и дворянство сами расправились с буржуазным правительством, как только это последнее разделалось с народными массами. На первых порах реакция охотно предоставила «министерству дела» полную свободу. Но тем сильнее воспротивилась она, когда Ганземан, лишив пролетариат его прав, захотел в интересах буржуазии наложить руку и на дворянство. Ганземан внес законопроекты о повышении акциза на спирт и сахар и об уничтожении феодальных изъятий из поземельного и других налогов. Этим «министерство дела» подрубило единственный сук, на котором оно могло еще сидеть, и самодержавно-феодальная реакция поспешила дать ему отставку в ноябре 1848 г. На место Ганземана пришло министерство Пфуля, первое министерство надвигавшейся контрреволюции.
288
Смотри предыдущую сноску
289
Пфуль – либеральствующий прусский генерал. В мартовские дни 1848 года, будучи генерал-губернатором Берлина, призывал войска воздерживаться от лишних жестокостей, за что был уволен 18 марта (в день восстания) от занимаемой должности. 11 сентября 1848 г. был назначен премьером и военным министром Пруссии. Министерство Пфуля старалось быть демократичным, и сам Пфуль высказывался, как сторонник конституции.
2 ноября Пфуль подал в отставку, уступив место реакционному министерству Бранденбурга, готовившему государственный переворот.
290
Граф Бранденбург – офицер прусской армии, дядя прусского короля Фридриха-Вильгельма, был известен, как тупой и ограниченный аристократ. Будучи ярым реакционером, принимал активное участие в подготовке государственного переворота в 1848 г. 2 ноября 1848 г. после отставки министерства Пфуля ему было поручено составление нового кабинета. 10 ноября Бранденбургу удалось сформировать министерство, которое уничтожило все свободы, завоеванные победоносным восстанием 18 марта 1848 г.
Какое, в самом деле, жалкое представление о революции – будто содержание ее состоит в том, что с разных мест съезжаются 400 человек, «снимают» бюрократию и организуют новый государственный строй. Таких революций история еще не видала. Революционный парламент действует успешно в той мере, в какой население на местах осуществляет «захватным путем» новое гражданское устройство и тем фактически изменяет соотношение сил. Эта тактика революций, почти инстинктивная, так же стара, как классовая природа общества. Флобер, [291] описывая в своем романе «Саламбо» восстание провинций против Карфагена, [292] не забывает кратко, но живописно представить, как граждане, «не дожидаясь дальнейшего хода событий, передушили в банях правителей и чиновников республики, вытащили из пещер заржавленное оружие, перековали сошники на мечи». Это было очень давно. В те времена пулеметов еще не было, а сановники без казаков ходили в общественные бани.
291
Флобер (1821 – 1880) – знаменитый французский романист, глава реалистической школы во Франции. На ряду с ярко-реалистическими произведениями Флобер писал и фантастические романы, как, например, цитируемый в тексте роман «Саламбо». Первоклассный мастер стиля, Флобер создал классические образцы французской прозы. Наиболее знаменит его роман «Мадам Бовари», изображающий нравы провинциальной жизни.
292
Карфаген – торговая республика, основанная в VIII веке до нашей эры финикиянами на северном берегу Африки близ нынешнего Туниса. Карфаген играл огромную хозяйственную и политическую роль на всем побережье Средиземного моря вплоть до конца III века до нашей эры. Сделавшись с течением времени огромной морской державой и могучим торговым центром, Карфаген столкнулся с Римом, который, начиная со II века до нашей эры, стал завоевывать гегемонию на всем побережье Средиземного моря. Между Карфагеном и Римом в 264 г. началась война (так называемая 1-я пуническая) за торговую монополию на Средиземном море. 3-я пуническая война окончилась тяжелым поражением карфагенских армий, разрушением города Карфагена и почти полным подчинением его Риму. С этих пор значение Карфагена падает, и он превращается в одну из провинций Римской империи.