Наша светлость
Шрифт:
Мама пишет письма. Много. Но на них нет ответа. А маме с каждым днем хуже.
Каждый день Тисса сама надевает неудобное платье. И чулки. И волосы зачесывает так, чтобы ни один волосок не выбивался из косы. Она приходит в мамину комнату и садится у окна с вышивкой.
– Ты стала совсем взрослой, - мама говорит это и почему-то плачет. Наверное, Тисса опять что-то не так сделала.
...она всегда все делает не так. И вчера тоже. Но если бы тан объяснил, чего он хочет, Тисса постаралась бы исправиться.
...человек
– О вас позаботятся, - шепчет мама, обнимая и ее, и Долэг.
– Обещайте, что будете вести себя хорошо. Подобающим образом.
Тисса обещает. Она не хочет уезжать с человеком в черной куртке, но мама непреклонна.
Так будет лучше.
Она, поднявшись с постели, укладывает вещи, которых немного. Выезжать приходится на рассвете. Дорога длинная, а человек в черной куртке не разговаривает с ними. Он вообще точно не замечает их, и к лучшему, потому что Тисса боится его.
И города. И Замка.
И женщины с худым строгим лицом. Она окидывает Тиссу неприязненным взглядом и говорит:
– Леди, вы отвратительно грязны. Не представляю, как можно было настолько себя запустить. Взгляните на ваши руки. На ваши волосы. На вашу одежду. Я неприятно поражена, что особа столь взрослая не в состоянии следить за собой.
– Простите.
В этот момент Тисса понимает, что это место никогда не будет ее домом. Она сбежать хотела, но... куда? И мама права - Тисса давно уже взрослая.
Вот только тан продолжает называть ее ребенком. И ей совсем не хочется возражать.
...о смерти мамы сообщает леди Льялл. И Тисса плачет, хотя плакать нельзя: леди должны сдерживать эмоции. Тем более, что плакать нет причин. О Тиссе заботятся, и слезы - это проявление неблагодарности. Ей следует взять себя в руки, забыть все, что было прежде, и учиться жить по-новому.
Она старается.
А тан все-таки проснулся, и Тисса испугалась, что сейчас придется говорить, а она не знает, о чем принято говорить утром с мужчиной, и будет выглядеть полной дурой.
Уж лучше выглядеть спящей дурочкой.
Тан поверил. Он встал и еще долго ходил по комнате, и даже смотрел - Тисса ощущала его взгляд и мысленно умоляла уйти куда-нибудь. У него же столько всяких дел имеется!
А Тисса как-нибудь сама здесь...
И он ушел.
Выбравшись из постели, Тисса убедилась, что выглядит она преотвратительно - впрочем, как еще может выглядеть человек по пробуждении?
– а платье безнадежно испорчено, не говоря уже об остатках репутации Тиссы. Весь Замок, наверняка, знает, где она провела ночь.
Этого не простят.
Вот как ей теперь быть?
Для начала - умыться. Найти иголку с нитками. Зашить платье...
Сбежать до возвращения Их Сиятельства.
Не получилось: Тиссе запрещено уходить. Тиссе следует принять ванну, которая уже наполнена, и позавтракать. А дальше, глядишь, тан вернется. Хорошо бы до наступления темноты.
– Он тебя не обидит, - сказал Гавин, вручая пушистое полотенце размером с простыню.
Он - возможно. И даже в его отсутствие Тиссе было спокойно. О плохом не думалось.
А ванна была большой... огромной даже. Не ванна - настоящее озеро с каменными гладкими берегами. Тисса легла и попыталась дотянуться ногой до противоположного края. Почти получилось. Дома ванну построили уже на памяти Тиссы. Мама настояла. А дед ворчал, что траты не разумны, кому надо, тот в бане помоется. Мама возражала - мыться в ванной удобнее. Только воду все равно грели на кухне и носили в ведрах.
Тут же прямо из крана... и настолько горячая, насколько захочешь.
А на полочке, которая вытянулась вдоль ванны, стояли флаконы, флакончики, склянки и глиняные кувшинчики, еще что-то, совершенно не мужского вида. Неужели тан всем этим пользуется? Тисса хихикнула, представив, как Их Сиятельство натирают лицо "составом, способствующим обретению кожей изысканной белизны". Или волосы подкрашивают... нет, как-то это не увязывалось с его характером.
Любопытство одержало победу над совестью.
В первом флаконе обнаружилось мыло, цветочное, но без резкого запаха. А вот содержимое глиняного горшка с плотной крышкой имело весьма характерные вид и запах. Папа такую мазь использовал, чтобы рубцы размягчить. Дегтярная мазь - от кожного воспаления... спиртовой настой родиолы - для скорейшего заживления мелких ран. Дальше смотреть стало неудобно, и Тисса, сняв флакон с мылом, нырнула в воду.
С головой.
Она не собиралась, просто когда садилась, не рассчитала, что ванна эта настолько скользкая. Хорошо, что затылком не приложилась. Но вот коса намокла, и значит, придется мыть, сушить, вычесывать... леди Льялл вечно ворчала, что Тисса не желает поступить, как поступают нормальные девушки - остричься накоротко и носить парики. И порой начинало казаться, что леди Льялл права.
Тисса уже выбралась из ванны и, согнувшись под краном, выполаскивала из волос остатки мыла, которое, как назло, не желало выполаскиваться, но только пенилось и щипало глаза, когда раздался очень вежливый стук.
Тисса знала, что она неуклюжая. Еще узнала, что нервная ко всему. А пол - мокрый, сама же воду расплескала. Кран - твердый. И не надо было резко распрямляться - от боли потемнело в глазах. Ноги же вдруг потеряли опору, и от падения Тиссу удержали лишь чьи-то руки.