Наша светлость
Шрифт:
Дядя морщился.
Урфин сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники кресла, точно опасаясь, что если выпустит их, то снова сделает какую-то глупость.
Главное, кратко вышло. И по существу.
– Хорошо, что ты молчал, - Урфин первым заговорил, отрывая пальцы от кресла.
– Я бы действительно сделал какую-нибудь глупость...
...например, попытался убить.
Кайя и самому эта мысль приходила в голову. Да она, можно сказать, засела в этой голове занозой. Только
И во много раз сильней.
Опытней.
– Не важно, что было тогда, - врать самому себе Кайя не любил, но дядя в кои-то веки не стал указывать на ложь, отвернулся только. Ему стыдно, хотя он и понимает, что ничего не смог бы сделать.
– Надо понять, что со мной происходит сейчас. И как быть дальше.
После беседы с Кормаком танк ожил. Кайя чувствовал железо, которое ворочается, пытаясь выбраться из земляной ямы. Искалеченные колеса елозят по мягкому грунту, лишь глубже зарывая неподъемную тушу.
– Для начала, дядя, то, о чем сказал Мюррей. Я мог этого не знать, но ты должен был бы. И возникает вопрос - почему ты меня не предупредил?
Магнус сутулится. Он выглядит почти также плохо, как тогда, много лет назад, когда Кайя его нашел. Но хотя бы без безумного блеска в глазах.
– Мне... следовало бы... догадаться.
Он вертит в руке вилку, постепенно сминая сталь в кольцо. И рукоять из камня крошится.
– Я не виню тебя. Или тебя, Урфин. Вы бы не смогли его остановить. А под руку попасть - вполне.
Выронив вилку, Магнус запускает пальцы в бороду. Он молчит долго, но губы шевелятся, точно дядя беседует с кем-то, не то жалуясь, не то выговаривая.
– Моя память... Кайя, я не знаю, что от нее осталось. Я думал, что пострадали только те воспоминания, которые... после...
Он не произнесет этого вслух, и Кайя понимает, почему.
– Там кровь и огонь. Огонь и кровь. Ничего хорошего. А раньше... не знаю. Не помню, но... после свадьбы мне пришлось уехать. Где-то на месяц. Было сложно, но не смертельно, хотя, конечно, я не настолько зависим. Отец рассказывал, что он тоже вынужден был отправиться на Саддуку и отсутствовал достаточно долго...
– То есть, Мюррей лгал?
– Скорее недоговаривал. Вряд ли бы он решился на откровенную ложь, даже при том, что ты наполовину... глухой. Извини.
Глупо извиняться за правду. Кайя прекрасно осознает собственную неполноценность. И в принципе согласен, что Эдвард мог ею воспользоваться.
– Тебя проверяли, племянничек.
И поскольку отпустили живым, то следовало считать, что проверку Кайя прошел. А ведь обрадовался, как щенок, вдруг радугу увидевший.
– Не переживай, - дядя взял нож и закрутил его спиралью.
– Они боятся тебя, также как боялись моего братца. Но раз уж предложили помощь, то надо пользоваться.
– А если сделают хуже?
– Урфин никому не верит. И Кайя в чем-то разделяет его сомнения.
Этот блок не мешал жить. Но не получится ли так, что вместо одного поставят другой?
– Оракул, - сказал Магнус.
– Он выступит контролером. И гарантом.
– И продемонстрирует мое недоверие.
– Именно. У тебя нет причин им доверять. Переговори с Мюрреем на эту тему. Требование законно. И к слову о законности. Боюсь, твоя догадка верна. Особенно, если учесть...
Он не договорил, замер, задумавшись, растягивая стальную спираль в ленту.
– Совет никогда не имел такой власти, как сейчас. Я не мог понять, зачем мой братец его вообще создал. И ждал, когда тебе надоест играть в демократию, и ты разгонишь...
Кайя надоело почти сразу. Совет связывал по рукам и ногам. Болото, которое высасывало силы. Любая идея обрастала возражениями, словами, чужими страхами, недовольством. И этот снежный ком приходилось проталкивать, лавируя в узких переходах человеческих взаимоотношений.
Учиться врать.
И обещать намеками, не давая твердого слова.
Использовать чужих врагов. И сдерживать ярость, в очередной раз подсчитывая голоса.
Сдерживать их требования. Торговаться. Уступать в обмен на уступки.
Урфин знал это лучше, чем кто бы то ни было. Он и сказал то, о чем думали все:
– Кайя, они эту власть добровольно не отдадут. Ты не заставишь Совет принять закон, который ограничивал бы полномочия Совета.
Это Кайя понимает. И выходит, что единственный шанс - принять помощь Мюррея. Дядя прав: присутствие Оракула гарантирует, что вмешательство не будет избыточным. Значит, осталось дожить до весны... не так уж и долго, если подумать. Протянул же он как-то двенадцать лет. И пару месяцев продержится.
Если только...
– Нет, - Магнус умел ловить опасные мысли.
– Сам даже не пробуй. Хуже нет, чем воевать с собой.
– Но теоретически?
– Теоретически... да, теоретически ты способен вырваться.
...Кайя ведь пробовал. Он уже конфликтовал с блоком, и тот пострадал в результате этого конфликта, но остался жив. Возможно, если усилить воздействие, то...
Воспоминания о смерти были свежи. А дядя продолжил:
– Вырвешься. Если разрушишь себя до основания. Рискнешь не только памятью, но и личностью. И шансом на возвращение. Фактически тебе придется убить себя. И воскреснуть, если сумеешь. Это нехороший план, мальчик мой. Забудь о нем.