Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка
Шрифт:
К 1869 г. оборотный капитал Джозефа и его братьев составлял более шести миллионов долларов, и их фирма первой из еврейских банковских кругов Германии вошла в сферу железнодорожных ценных бумаг. Однако входили они туда с оговорками, которые, как показывает ретроспектива, были скорее обоснованными, чем нет, и с врожденным страхом Джозефа перед земельными спекуляциями, которые, конечно же, были связаны с железнодорожными спекуляциями. За год до основания банковской фирмы Джозеф отклонил предложение своего брата Джеймса инвестировать в железные дороги, сказав: «Я считаю это спекуляцией, совершенно не относящейся к нашей сфере деятельности. Конечно, никто из нас не знает достаточно о Erie, Central и т.д., чтобы держать их для инвестиций. Мы не должны покупать их вообще.... Мы можем заработать достаточно денег законным путем, без азартных игр и риска». [16] И все же, когда железные дороги стали доминировать на финансовой арене, Джозеф быстро стал жертвой железнодорожной лихорадки — болезни, которая пришла на смену
16
Любопытно, что, говоря о сделках по покупке земли, Джозеф часто противопоставлял их «законному» бизнесу.
Не прошло и двух лет после его антидорожного совета Джеймсу, как Джозеф, уже глубоко вовлеченный в дела «Эри, Сентрал и т.д.», с волнением писал Айзеку в Лондон: «Мы только что видели мистера Дрю, и он попросил тебя продать его 5000 акций «Эри» в Лондоне.... Мистер Дрю — крупный оператор, и если он будет удовлетворен, то в будущем будет давать нам частые заказы».
Дрю — небезызвестный «дядя Дэниел» Дрю, бывший скотовод — действительно был крупным оператором и мог по своему усмотрению поднимать и опускать цену на акции «Эри». Почему Дрю хотел, чтобы его акции продавались в Лондоне, а не в Нью-Йорке? Чтобы Нью-Йорк не узнал об этом в течение некоторого времени. Вместе с Дрю в его операциях участвовали еще два ужаса эпохи — «Юбилейный Джим» Фиск, бывший циркач, и бывший фермер, ставший лидером тройки по имени Джей Гулд. Джозеф Селигман чувствовал себя несколько не в своей тарелке рядом с этими сильными грубиянами (возможно, именно поэтому они его и наняли), но старался не отставать от них. По просьбе Дрю Джозеф написал одному важному клиенту в Цинциннати, призывая его купить Erie, поскольку «сейчас она стоит 59, но у нас есть основания полагать, что старина Дрю работает, и мы не удивимся, если через две недели ее цена поднимется до 65 или 66». Акции действительно достигли этой цифры, но затем снова упали. Во время великой «войны» за Эри в 1868 г., когда Дрю, Фиск и Гулд продали акции Эри Корнелиусу Вандербильту на миллионы долларов, а затем обвалили их, оставив Вандербильта на два миллиона долларов беднее, железная дорога Эри стала известна как «Алая женщина с Уолл-стрит». Когда Гулд попал в тюрьму за эти махинации, Селигманы, выступавшие в качестве его брокеров, преданно гарантировали ему залог в размере 20 тыс. долл. и, таким образом, более или менее прочно связали себя с Гулдом.
Что именно объединило Селигманов и группу Джея Гулда, доподлинно неизвестно, но этот союз вызвал длительные споры. Возможно, Гулд, который сам откровенно признавался, что он «самый ненавистный человек в Америке», искал фирму Селигмана, поскольку надеялся, что их имя придаст престиж, своего рода балласт, его собственным высокопрофессиональным операциям. (По крайней мере, так всегда утверждали селигманы.) Или, возможно, селигманы искали Гулда. А может быть, Гульду просто пришлось обратиться в молодую фирму Селигмана, когда более старые и консервативные банкирские дома отказались выступать в качестве его брокеров. (Один из них много лет спустя сказал Фрэнку А. Вандерлипу, президенту Национального городского банка: «Я сделал деньги, потому что придерживался одного правила: я никогда не торговал облигациями Джея Гулда»).
В социальном плане Гулд подвергался остракизму в каждой группе населения Нью-Йорка. Даже на пике своего успеха, когда он контролировал компанию Erie и зарабатывал миллионы на фондовом рынке, его не приглашали на балы миссис Астор, а когда он попытался вступить в Нью-Йоркский яхт-клуб, его почти единогласно отвергли. Он был неаппетитным маленьким существом — худой, хрупкий, застенчивый и больной. Двадцать лет он умирал от туберкулеза, часто испытывая страшные боли и кровотечение из легких, а по ночам, не в силах уснуть, под присмотром телохранителя прогуливался по тротуару перед своим домом на Пятой авеню. Объединив усилия с Гульдом, Селигманы не улучшили своего положения в обществе язычников, равно как и Гульд не извлек никакой социальной выгоды из своего сотрудничества с Селигманами. Более того, эти отношения способствовали разрастанию антисемитизма в послевоенный период и, возможно, стали причиной того, что многие сегодня считают, что сам Гулд был евреем. На пике своей непопулярности Генри Адамс называл его «закомплексованным евреем», а многие его современники на Уолл-стрит считали его, по словам Диксона Вектера, «Шейлоком по привычкам и, возможно, по наследственности». Это мнение было подкреплено открытием, что Гулд происходил от Натана Голда, поселившегося в Фэрфилде (штат Коннектикут) в 1646 году, и что буква «у» была добавлена к фамилии уже в 1806 году. Тем не менее, как отмечает Вектер, «вполне возможно, что Израиль несправедливо обвиняют» в связи с Джеем Гулдом. И лучшая причина верить в это заключается в том, что Гулд был человеком, которому было просто безразлично, что о нем думают. Если бы он был евреем, он не стал бы отрицать этого.
Это был период, который называют «одним из самых гнусных в политической и экономической истории Соединенных Штатов»: на Юге были «ковровые мешочники», а на Севере — высокая терпимость к «взяточничеству, политическому гангстеризму и диким спекуляциям». Гулд признал, что использовал подкуп и шантаж для скупки опционов на акции Erie Railroad в городах, расположенных вдоль его маршрута, и что он использовал «затычки» Фиска для захвата власти с помощью силы и насилия, когда другие методы не срабатывали.
Фирма Селигмана, по словам Джозефа, делала «огромный бизнес» на манипуляциях Гулда с акциями Erie, продавая короткие позиции за свой счет всякий раз, когда Гулд, Фиск или Дрю продавали короткие позиции, что они делали постоянно, позволяя операциям триумвирата служить образцом для операций Селигмана. Практически в мгновение ока Селигманы позволили связать имя своего старого друга президента Гранта с одним из самых впечатляющих и скандальных финансовых переворотов десятилетия — попыткой Джея Гулда захватить рынок золота.
Эта схема поразила умы самых блестящих финансистов того времени, и, возможно, справедливости ради, Джозеф и его братья так и не поняли, что именно задумал Гулд. Конечно, президент Грант, как и предполагал Гулд, не сразу понял, что к чему.
По сути, это был план, состоящий из двух частей, призванный набить карманы Гулда за счет продажи по завышенным ценам золотых акций и за счет повышения тарифов на перевозки по железной дороге Эри. [17] Гулд планировал начать скупать золото, а затем, по мере роста цен, обратиться к Гранту — с помощью Селигманов и их доступа в Белый дом — и убедить его в нехватке золота. «Что же нам делать?» должен был спросить Грант, после чего вторая часть схемы должна была быть приведена в действие. Для того чтобы вновь нарастить американский золотой запас, Гранту предлагалось увеличить продажу американского зерна в Европу, которое оплачивалось бы золотом. (Это было бы выгодно американским фермерам, милосердно заметил Гулд, хотя фермеры были той категорией американцев, к которой он раньше не проявлял особого интереса. Это было бы выгодно и его железной дороге Erie Railroad, которая была основным перевозчиком зерна со Среднего Запада в восточные порты).
17
Схема Гулда ничем не отличалась от схемы надувания золота, придуманной покойным Яном Флемингом в романе «Джеймс Бонд». Флемингом в его романе о Джеймсе Бонде «Голдфингер».
Уловка Гулда заключалась в том, чтобы поднять цену на золото со 100 до 145 долларов, а затем разгрузить его, получив тем временем новые фрахтовые контракты — по более высокой ставке — на перевозку зерна по железной дороге Erie. Золото начало дорожать по мере того, как группа Гулда-Дрю-Фиска начала покупать, а Селигманы, выступавшие в качестве брокеров этой тройки, покупали и за свой счет. Грант, казалось, идеально вписывался в общую картину, и золото действительно достигло 145 долларов. Затем, видимо, жадность — одно из наиболее устойчивых чувств г-на Гулда — взяла верх, и Гулд решил дать золоту немного подняться до 150 долларов, прежде чем продавать. В этот момент Грант с запозданием понял, что происходит, и приказал секретарю казначейства выпустить достаточное количество золотых резервов правительства, чтобы цена снова упала. В так называемую «черную пятницу» цены на золото рухнули.
Но, как оказалось, Гулд все равно продал золото на пике рынка, как и Селигманы. В то время казалось, что Гулд и Селигманы были заранее предупреждены о предстоящих действиях Казначейства. Может быть, Грант предупредил своих старых друзей? Это так и не было доказано, но многие предполагали, что так оно и было.
Одно можно сказать с уверенностью: хотя Джей Гулд вышел из потасовки не таким богатым, как Форт-Нокс, он стал богаче на десять-двадцать миллионов долларов, а «селигманы», хотя цифр их прибыли не существует, не могли поступить плохо, даже если они получили не более чем прямые комиссионные. Когда роль Гулда в «золотом заговоре» была раскрыта, на него напала разъяренная толпа, и он едва избежал линчевания. В качестве почти антиклиматического последствия выяснилось, что Гулд дважды обманул своего старого партнера Джима Фиска, не предупредив его о том, что пора продавать.
В 1872 г. Гулд был смещен с поста президента Erie, и в отношении руководства дороги было проведено давно назревавшее расследование. Первым свидетелем был вызван Джозеф Селигман. Он заявил, что его фирма была всего лишь брокером, а не манипулятором на дороге Erie. Грань между манипулятором и агентом манипулятора несколько тонка, но в те более терпимые времена такое объяснение, видимо, удовлетворило следственную комиссию. Сам Гулд продолжил раздувать звездную пыль в глазах членов комиссии, рассказав жалостливую историю о том, как, будучи бедным фермерским мальчиком, он «гнал коров на пастбище и жалил босые ноги о чертополох», и как в семнадцать лет он приехал в Нью-Йорк в надежде продать изобретенную им мышеловку. «Она была в красивом футляре из красного дерева, — рассказывал он, — который я нес под мышкой. Я сел в вагон, кажется, на Шестой авеню, и время от времени выбегал на платформу, чтобы посмотреть на здания, оставляя футляр с мышеловкой на сиденье». Вернувшись, он обнаружил, что мышеловка исчезла, а по проходу трамвая торопливо удалялась зловещая фигура. Гулд задержал этого человека, который оказался известным преступником. По словам Гулда, оказав помощь в задержании преступника, он, несомненно, выполнил свой долг перед обществом. История с мышеловкой удовлетворила и следственную комиссию, и Гулд, и Селигманы вышли из расследования невредимыми. Или почти невредимыми. Нечестивый свет «алой женщины с Уолл-стрит» теперь падал на братьев Селигманов.